МОРСКОЙ ЗВЕРОБОЙНЫЙ ПРОМЫСЕЛ
Морской зверобойный промысел — традиционное занятие обитателей океанского побережья: ненцев — в районе Новой Земли, саамов — на Кольском п-ове, эвенов, эвенков, негидальцев, нивхов, ульчей, ороков, орочей — на юге Дальнего Востока. У чукчей, коряков, эскимосов этот промысел развивался несколько тысячелетий, породив общие элементы культуры. Добывали тюленей, моржей, китов, полностью обеспечивая себя мясом, жиром, шкурами, костью. Жир использовали не только в пищу, им отапливали и освещали жилища. Шкурами моржа обтягивали остовы байдар и жилищ, из кишок шили непромокаемые плащи. Крупные кости китов и моржей шли на строительство жилищ. Из клыков и костей моржа делали наконечники стрел, мотыги, пешни, рукояти ножей, утварь, амулеты, украшения. Часть добычи морские охотники обменивали на оленьи шкуры и мясо. Достаточное количество мяса и жира позволяло зверобоям вести оседлый образ жизни и держать многочисленных ездовых собак.
Несколько десятилетий китов добывала государственная китобойная флотилия. Отстрелянных животных поставляли в поселки, оставалось только разделать туши. Постепенно люди утратили навыки традиционной охоты.
Жилища часто строили на скалах: с высоты удобно наблюдать за морем, ожидая появления китов и моржей. Многие селения соседствовали с лежбищами. Весной и осенью моржей отстреливали в открытой воде или когда звери лежали на плывущих льдинах. Во второй половине лета их добывали на берегу, на лежбищах. В случае, если из-за ледовой обстановки звери не выходили на сушу, охотники 2—3 недели дрейфовали на льдинах, охотились с байдар на лахтаков, моржей и нерп. Основными орудиями промысла были гарпуны (метательное орудие с отделяющимся наконечником) с поплавками (по-чукотски — пыгпыг — надутые тюленьи шкуры) и копья (кэпутэн). Чтобы напугать животное и выгнать его из воды, применяли хлопушки из китового уса.
Промышляли артелями по 8—10 человек на нескольких лодках-байдарах. Охота на гренландского и серого китов была особенно важна на Чукотке: добыча одного животного кормила жителей целого селения. В кита метали гарпуны с несколькими поплавками, а затем добивали длинными копьями. На гренландских китов охотились весной и осенью, подкарауливая их в узких разводьях между льдинами. Согласно преданиям, в ХVIII в. коряки охотились на китов с помощью составных («объединенных») ременных сетей. Жители нескольких селений подвешивали в воде у прибрежных скал сети, загоняли в них зверя и били копьями.
На нерп, лахтаков, сивучей охотились круглый год. Чукчи и эскимосы добывали их в открытой воде с байдар. Чаще индивидуально, особенно зимой. Охотник с собакой отыскивал продушины (отверстия во льду, проделываемые животным для дыхания), ставил в них мешкообразные ременные сети, выжидал появления зверей и бил гарпунами или стрелял из ружья. Весной к животным, греющимся под солнцем на льдинах, подползали в маскировочной одежде.
У жителей Сахалина, Нижнего Амура, Татарского пролива морской зверобойный промысел стоял на втором месте после рыболовства. Больше всего зверей добывали у берегов Сахалина, там водились только мелкие ластоногие. Пользовались оригинальным орудием — плавающей острогой (нивхи называли ее тла, ороки и ульчи — дарчи) с составным древком длиной 15—20 м и направляющим рулем, прикрепленным к его передней части. Руль — доска длиной меньше метра. Во втулке на передней части древка укрепляли острогу — железный стержень с зазубринами. В отверстие остроги продевали линь — длинный кожаный ремень, конец которого закрепляли на древке. Гарпунер с носа лодки следил за морем и при появлении, например, нерпы под водой направлял острогу в нужную сторону. При «уколе» зверя острога соскакивала с руля, нерпа уплывала, но гарпунер «вел» ее на длинном лине до тех пор, пока она не уставала сопротивляться. Затем зверя подтягивали к лодке и доставляли на берег.
В ХХ в. нивхи Амурского лимана и Сахалина отлавливали зверей ловушками. Одна из них представляла собой соединенные планками два 4—5-метровых бревна с крючками на наружных краях (подобная встречалась у орочей). Другая конструкция имела вид двустворчатой двери, открывающейся внутрь сети, прикрепленной снизу. Зимой с собаками отыскивали во льдах продушины и подвешивали в них крючья на веревках.
Во время вскрытия весеннего льда на фарватере нивхи левого берега Амурского лимана караулили и били гарпунами дельфинов либо «запирали» неводами животных, заходивших в устья небольших притоков. Эвенки, эвены-оленеводы, негидальцы, время от времени промышлявшие на Охотском побережье, сначала приманивали зверей наживой, укрепленной на длинном ремне, а потом отстреливали из ружья или гарпунами.
Оседлые прибайкальские эвенки добывали тюленей. Они подкрадывались к ним на нарте с парусом, которую локтями и коленями передвигал лежащий на ней охотник. Зверей били из ружья и гарпунами. Мясо продавали.
Судя по археологическим данным, во втором — начале первого тысячелетия до н.э. для жителей крайнего северо-запада России (п-овов Кольский и Ямал, о-вов Новая Земля, Колгуев и др.) зверобойный промысел был наиважнейшим делом. Однако в ХIХ — начале ХХ в. саамы и ненцы в основном занимались оленеводством. Правда, они по-прежнему добывали мелких ластоногих, а отдельные группы ненцев — даже моржей: весной — подкрадываясь к лежащим на льдинах животным под прикрытием вертикального щитка на полозьях, а зимой устанавливали в продушины крючковые ловушки. Саамы Кольского п-ова отлавливали тюленей, лахтаков и нерп ставными сетями, отстреливали ружьями и гарпунами, били баграми. Мясо не ели, большую часть добычи продавали.
В настоящее время одновременно с новыми видами охотничьего оружия и транспорта пользуются старыми орудиями. На Чукотке, чтобы сохранить стадо моржей от истребления, на лежбищах охота с ружьями запрещена. В 1997 г. создан Союз морских зверобоев с тремя комиссиями: китобойной, по тихоокеанскому моржу, белому медведю. После почти 30-летнего перерыва несколько приморских сел на Чукотке уже восстановили традиции и обычаи китобойного промысла, налажен учет численности и контроль за добычей моржа, охотники участвуют в научных исследованиях. Расширяются контакты с международными природоохранными организациями.
Жители прибрежной полосы восстановили старинные рецепты блюд из китового мяса, сохранившиеся до наших дней, научились делать из него пельмени и даже жаркое. Мясо нерпы, как правило, сушат — оно очень питательное, к тому же хорошо сохраняется всю полярную зиму. А уж о мясе моржа и говорить нечего. Без него не прожить в Арктике!
статья из энциклопедии "Арктика - мой дом"
Источник
Рыболовный и зверобойный промысел поморов
Условия жизни поморов в арктической неземледельческой зоне стали причиной формирования у них сугубо промысловой, преимущественно морской, системы хозяйства. Начавшись с океанских мурманских и беломорских промыслов и торговли, она затем расширилась за счет других промысловых занятий, способствуя закреплению «поморских» черт во всех сферах жизни населения. Поморские промыслы складывались постепенно, по мере заселения отдельных берегов Белого моря и освоения водных ресурсов в промысловых, торговых и транспортных целях.
С течением времени менялись объекты, места, формы и организация промысловой деятельности. С XVIII в. в Поморье заметно возрастала роль морских и речных рыбных промыслов, в первую очередь повсеместно — весеннего и осеннего сельдяного, семужьего лова, наважьего промысла, промысла трески на Мурмане. Треска, семга, сельдь и навага приобретают важнейшее потребительское и товарное значение. Ведущая роль морских промыслов в хозяйстве поморов всех берегов обусловила широкое применение морских рыболовных орудий. Для каждого вида промысла на разных берегах Белого моря существовали свои специфические орудия.
К XIX в. тресковый мурманский промысел стал главной отраслью хозяйства жителей Поморского берега. Основным орудием лова трески служил ярус. Ярусный способ лова появился в середине XVI в. и первоначально применялся у берегов Лофотенских островов (архипелаг в Норвежском море). Поморы стали использовать ярус лишь в XVIII в., вероятно заимствовав его у норвежских рыбаков. Морская рыболовная снасть — ярус составлялась из 20 50 бечевок и имела длину до 10 верст (10,6 км). Каждая бечевка была увешена крючками на поводках (арестегах) с наживкой.
В качестве наживки брали мойву или моллюсков. Ярус с двумя якорями на концах опускался на морское дно на глубину до 100 саженей (210 м) в 5 25 и более верстах от берега и находился там между приливом и отливом. С помощью веревки каждый якорь был соединен с поплавками (кибасами). Ярус поднимали за якорные веревки, снимали улов, наживляли крючки и вновь опускали на дно. Кроме трески, ярус употребляли для ловли камбалы, палтуса, сайды, зубатки и пикши. В середине XVIII в. на мурманских станах (становищах) промышляло не менее десяти тысяч человек. Девять из десяти промышленников были поморами. К концу XIX — началу XX в. численность промысловиков упала до нескольких тысяч.
Каждый год в промысле участвовало от пятисот до тысячи судов. В XIX в. мурманский тресковый промысел давал от 10 до 17 тыс. т соленой трески и 1-1,5 тыс. т жира. Треска составляла важную часть поморской торговли, шла преимущественно на внутренний российский рынок. В XIX — начале XX в. сельдяной промысел составлял крупнейшую статью дохода поморов Онежского и Поморского берегов, а также двинских губян (поморов устья Северной Двины). Первое место лов сельди занимал в хозяйстве поморов Кандалакшского и северной части Карельского берегов.
Осенняя путина начиналась в начале октября — с первыми заморозками и продолжалась до конца декабря. Весенний — Егорьевский лов приходился на апрель, а летний Успенский на август. Об объемах и значении сельдяного промысла можно судить по воспоминаниям русских путешественников и исследователей Севера XIX в. Писатель и этнограф С.В. Максимов отмечал: «Лов этот истинный праздник: старый и малый в это время на воде . кипит там изумительная деятельность: простые саки, сачки пускают вдело, невода едва не рвутся от множества рыбы. Крик и шум, смех и брань. ». Основным орудием сельдяного лова был невод. Осенью по открытой воде его использовали как тягловую снасть. На один невод приходилось две команды с тремя рыбаками в каждой.
Такая артель получила название — разгреб. Один из артельщиков стоял в носовой части лодки и с помощью норила — специального шеста определял места движения стаи сельдей. При обнаружении косяка выметывали невод и растягивали его против движения стаи. Когда снасть наполнялась рыбой и тяжелела, две лодки сходились вместе и выгружали улов. Зимой, после ледостава, невод использовали как стоячий. Рыбаки прорубали две проруби: прибрежную и морскую. По линии расположения невода делали еще два ряда прорубей. При обнаружении сельди невод выметывался в дальнюю — морскую прорубь, растягивался с помощью шестов через малые проруби.
Оба конца подводили к бережной проруби, где весь улов выбирался. В Онежском и Двинском заливах наряду с неводом для осеннего и зимнего лова сельди широко применялись стоячие ловушки — мережи и рюжи. Менее распространены были перемет и сельдяник. В число главных занятий поморов входил осенний лов семги на морском берегу и в низовьях северных рек. Наибольшее развитие семужий лов получил в местах раннего освоения — в устье Северной Двины, на Летнем, Зимнем и Терском берегах. У поморов существовали два основных способа промысла семги: заборами и с использованием различных сетевых снастей: неводов, гарв, завесок.
Кроме того, практиковалось «поездование», когда при помощи лодок по течению реки тянулись снасти — кошели. Забор (ез, кол) ставился в устье реки и представлял собой сложную конструкцию из ловушек. Подчиняясь инстинкту, семга идет на нерест вверх по течению реки. Сталкиваясь с преградой из жердин и веток, рыба шла в один из проходов, приводящих в ловушку. В качестве ловушки использовали сети, рюжи, мережи или сплетенные из ветвей корзины верши, морды. Самым простым и доступным для небольших поморских хозяйств был лов семги «поездованием».
Поездование считается самым древним способом лова, наибольшее распространение он получил на реках Варзуга и Поной. На промысел выходили «всем миром». Лодки становились попарно, один ряд к другому, перегораживая всю реку, шли на веслах по течению. Каждая пара лодок тянула за веревку кошелевую снасть, напоминающую большой мешок. На Северной Двине, Онеге и Мезени в близких к устью деревнях и селах практиковался лов семги огромными, до 400-500 м, закидными неводами. Неводом управляли четыре промысловика: один стоял на берегу, трое в лодке выметывали невод. Во второй половине XIX в. среднегодовой улов семги в Архангельской губернии составлял 720 т.
Около половины улова приходилось на Беломорье, остальная семга вылавливалась в Печорском море (включая Чешскую губу) и на Мурмане. Вкусовые и питательные свойства семги обеспечивали ей высокую товарную ценность и ставили ее в один ряд с сибирской пушниной и черной икрой каспийского осетра. В конце XIX в. товарное значение приобретает лов наваги на Зимнем берегу Белого моря и побережье п-ова Канин. Источником развития промысла послужило открытие в 1898 г. постоянного железнодорожного сообщения между Архангельском и Вологдой, что позволило наладить вывоз наваги на внутренний российский рынок. До этого времени наважий промысел имел исключительно местное значение. В результате в начале XX в. по величине улова и доходности промысел наваги занимает третье место после семги и сельди.
На первом месте по объему улова был Мезенский уезд (Зимний, Абрамовский, Конушинский и Канинский берега), где навага была одним из основных источников дохода поморов, на втором Кемский уезд (Поморский берег) и на третьем Архангельский уезд (Унская губа и устье Северной Двины). Основным орудием лова наваги была и остается до сегодняшнего дня — рюжа. Рюжа представляет собой согнутые из ветвей обручи, обтянутые сетью — делью. Внутри ставится горловина, препятствующая выходу рыбы из ловушки. В горловину рыбу направляют крылья длиной до 25 30 м. С помощью рюжи навагу ловили как в открытой воде, так и подо льдом.
Широкое распространение получил удебный лов. Уда, или удочка, переставляет собой небольшое удилище с отверстием на уплощенном конце, через которое пропущена леска. Вплоть до середины XX в. леска плелась из конного волоса. К концу лески крепится груз с двумя-тремя и более поводками, на которые привязана наживка. Для транспортировки снастей мороженой наваги обратно поморы использовали конную упряжь с санями либо кережу (от саамского «керет» — деревянные сани в виде лодки), которую при помощи лямок тащили собаки. В устье Северной Двины губяне перевозили выловленную в Сухом море навагу на обычных нартах.
Лов мелкой речной и озерной рыбы повсеместно в Поморье имел вспомогательный характер, ею только кормились. В качестве орудий лова применялись сети, верши, рюжи, тягловые и стоячие невода. Широкое распространение приобретает лучение рыбы при помощи колющего орудия остроги. В ночное время для лучения рыбы применялся светец, который устанавливали в носовую часть лодки. Зимой для прорубания лунок использовались вспомогательные орудия -пешни и лопатки для выгребания шуги. Охота на морского зверя, наряду с рыболовством, также составляла основу хозяйства поморов.
Во второй половине XIX — начале XX в. сохранялись основные направления зверобойного промысла: бой гренландского тюленя в Белом море и моржа на островах Шпицберген (помор. — Грумант), Новая Земля (помор. — Матка), Моржовец. В каждом из этих промыслов участвовали поморы разных берегов. Однако по сравнению с XVII—XVIII вв. объемы добычи зверя становятся значительно меньше — моржовый промысел сводится к минимуму, промысел тюленя в Белом море сокращается вдвое. Исследователи связывают это с введением государственной монополии и откупов в океанско-морских промыслах, которые стали крайне разорительны для рядовых промышленников.
Кроме того, в это время наблюдается сильное сокращение звериного поголовья в Белом и Баренцевом морях. В конце XIX начале XX в. основным центром зверобойного промысла в Архангельской губернии становится Мезенский уезд. Для зверобойного промысла поморы объединялись в артель по 5-7 человек. При совместном ведении промысла 5-10 артелей объединялись в более крупную хозяйственную структуру — ромшу, во главе которой стоял юровщик. Юровщик выбирался из наиболее авторитетных кормщиков. Ромши могли войти в состав еще более крупного хозяйственно-промыслового объединения бурсы. В таком случае всем промыслом заправлял главный юровщик — атаман.
Рядовые промышленники, как правило, были покрутчиками — наемниками, которых хозяева обеспечивали орудиями промысла, одеждой и едой. Большая часть добытого зверя доставалась хозяину, примерно треть самому промышленнику. Снаряжение прокрутчика состояло из одежды, промысловых орудий и провизии. К промысловой одежде предъявлялись особые требования: она должна быть практичной и теплой. Каждый промышленник имел валенки-катанки, длинные кожаные сапоги бахилы, меховую рубаху мехом внутрь — малицу, длинную меховую рубаху мехом наружу олений совик, меховое одеяло одевальницу, шерстяные чулки и меховые руковицы.
В собственности артели находилось буйно — парусина, которую натягивали на лодку, если приходилось ночевать прямо на льду. Для охоты на гренландского тюленя использовали ружья кремневки, позднее берданки и замковые ружья. Бельков и серок били кокотами — специальными баграми с утолщением на конце. Это делалось для того, чтобы не повредить ценный мех. Наряду с охотой на тюленя в XIX в. развивался промысел белухи. Ценность представляли сало, мясо и кожа зверя, в особенности же сало, которое при горении почти не коптило.
Промысел белухи вели в основном летом — в июле и августе. Промышленники создавали объединение на основе двух артелей по 5 7 человек в каждой. Лов велся закидными и ставными неводами длиной до 400 м и шириной до 10 м. У каждой артели, кроме невода имелись гарпуны (кутила) или остроги носки, ружья и рогатины спицы. С развитием морских и речных промыслов тесно связано совершенствование судостроения. Строительством промысловых судов -крупных и мелких занимались в Поморье практически повсеместно. В XVIII в. ряд правительственных нововведений в морском судоходстве привел к почти полному исчезновению старых поморских судов соймы, буяна, кочмары. Лишь на океанских промыслах еще сохранялись шняки, раньшины и лодьи.
С середины XIX в. в регионе получают распространение иностранные суда — ела, шлюп, клипер, лихтер, шхуна, приспособленные к ходу по беломорской и баренцевоморской волне. Однако их имели лишь крупные промышленники и купцы, которых среди поморов было меньшинство. В основном же поморы продолжали строить и использовать на разных промыслах традиционные суда: карбасы, долбленые лодки древнего типа с нашивными бортами — осиновки, зверобойные лодки различных модификаций. Для прибрежного морского и речного промыслов использовались карбасы. Первое упоминание об этом типе судна в Поморье относится к XV в. Вероятно, они строились и раньше. Название этого судна имеет древние истоки.
Еще в 935 г. греческий путешественник Константин Багрянородный, говоря о семи русских судах, входивших в византийский флот, назвал их «карабос». С вепсского (кагбаг) и финского (капгаз) языков переводится как большая гребная лодка. Промысловые карбасы подразделялись по назначению и размеру на несколько типов: весновальиые (длиной до 8,5 м), для промысла морского зверя, снабжались дополнительными полозьями по обе стороны киля для передвижения по льду, тонские — для морских рыбных промыслов, они были меньшей длины; речные — обладали более пологими бортами и имели длину 4- 5 м.
На карбасах, как правило, ставились две мачты передняя крепилась к форштевню, на ней поднимался прямой носовой парус (помор. — ветрило). Немного в корму от миделя ставилась вторая мачта с большим парусом. Для гребли служили 6 8 весел на весновальном, 2-4 весла на тонском карбасах. С целью предохранения корпуса от сжатия льдами судну предавалась яйцевидная форма. Зверобойные лодки предназначались для промысла тюленя, проводимого в марте апреле жителями Зимнего берега. На побережье Белого моря такой тип лодок называют стрелебна или стрельная, от поморского названия припайного льда — стрельна. Лодка отличалась небольшими размерами и легкостью. Ее длина составляла от 3 до 6 м, ширина 1-2 м, высота 0,5-1 м.
Обшивка лодки изготавливалась из полудюймовых досок, которые прибивались железными гвоздями к 4 еловым шпангоутам-опругам, располагавшимся на расстоянии до 0,7 м друг от друга. К днищу лодки, параллельно килю, набивался еловый брус квадратного сечения, служащий полозом (креном) для удобства перетаскивания лодки по льду. Вес лодки составлял около 1,5 пуда (24,6 кг). Нос и корма делались заостренными. По льду лодку тянули с помощью зверобойной лямки . Она изготавливалась из ремня длиной 3,5 аршина (2,49 м), сужающегося к одному концу и вырезаемого из шкур моржей или морского зайца. Промышленник надевал обе петли через плечо так, чтобы цельная часть ремня приходилась на спину.
К узкой оконечности лямки прикреплялась деревянная палочка — кляпыш, а с обратной стороны делали петлю. С помощью кляпыша и петли лямку пристегивали к поводку, причем кляпыш служил пуговицей-застежкой, продеваемой в петлю. Поводки веревки различной длины одним концом прикреплялись к крену лодки через продолбленные в нем отверстия. К другому, оканчивающемуся петлей, концу крепилась лямка. В стрелебных лодках делали два поводка: длинный и короткий, для двух человек, двигающихся «гуськом».
Осиновки — небольшие промысловые лодки длиной до 5 м и грузоподъемностью до 20 пудов. Применялась жителями Зимнего берега, сел и деревень, расположенных по берегам Мезени и Кулоя, для речных рыболовных промыслов и транспортировки грузов. На Мезени и Пинеге осиновка используется до сегодняшнего дня. Технология ее постройки практически не изменилась. Днищевую часть лодки составляет долбленая основа — челнок или труба. Весной осина еще на корню надкалывается вдоль деревянными клиньями. Через каждые трое-четверо суток клинья забиваются глубже, что приводит к постепенному расширению ствола и придает ему необходимую форму. Спустя 2-5 лет осина срубается, внутреннюю часть вырубают топором или выжигают.
После этого труба наполняется водой. Размягченную заготовку распаривают над легким огнем и распирают, придавая ей необходимую форму. Борта долбленой основы увеличивают еловыми или сосновыми досками толщиной 2-3 см. Бортовые доски нашвы крепятся к шпангоутам вицей. Шпангоуты изготавливаются из ели и имеют толщину 2 3 см. Как правило, их количество не превышает 4-5. Крепление обшивочных досок осуществлялось встык. Швы прокладывались мхом, снаружи, иногда и внутри лодка смолится. Осиновка вооружена 2-4 парами весел и кормовым веслом — правилом.
В целом по всем поморским берегам в XIX — начале XX в. океанскими, морскими и речными промыслами занималось 75-80% населения (взрослых и подростков, мужчин и женщин). Продажа рыбы и покупка хлеба составляли основное содержание поморской торговли с внутренними областями России. Хлеб, в свою очередь, был продуктом обмена на рыбу в торговле с Норвегией. Судостроение в Поморье хоть и претерпевает значительные изменения, но в целом сохраняет свои традиционные черты. Технология постройки судов отвечает природным условиям Поморья и уровню развития промыслового хозяйства.
Орудия рыболовного и зверобойного промыслов и народные промысловые суда как неотъемлемая часть системы жизнеобеспечения поморской культуры занимают особое место в коллекции музея «Малые Корелы». Они охватывают большой круг экспонатов: от памятников крестьянского судостроения (карбасы, зверобойные лодки, долбленки) до самых обычных и разнообразных снастей (сети, ярусы, верши, рюжи и т.п.). Работа по сбору промысловых орудий началась со времени основания музея (1970-е гг.) и продолжается до настоящего времени. Географически она охватывает как территории собственно Поморья (Зимний и Летний берега Белого моря), районы преобладания поморской промысловой культуры (нижнее течение реки Мезени), так и территории, где поморская культура носила очаговый характер (Пинежье, Поонежье, Подвинье). Собирательская работа сопровождается реставрацией. Десятки предметов были тщательно восстановлены реставраторами музея (А.С. Саидова, Ю.Г. Корытов, А.Е. Беличенко). В настоящее время часть их представлена на выставке «Рыболовный и зверобойный промыслы Поморья» (поветь дома В.Я. Клокотова из дер. Заозерье Лешуконского района, Мезенский сектор музея). Авторство выставки принадлежит В.Г. Кондратьевой, работавшей до 2007 г. в музее «Малые Корелы» старшим научным сотрудником. «Рыболовный и зверобойный промыслы Поморья» — первый выставочный проект, раскрывающий промысловую культуру поморов в том виде, в котором она предстает перед нами во второй половине XIX начале XX в.
Источник