Джон Бэнвилл — Море
Джон Бэнвилл — Море краткое содержание
Роман Джона Бэнвилла, одного из лучших британских писателей, который выиграл Букеровскую премию в 2005 году.
Море — читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
ДЖОН БЭНВИЛЛ
МОРЕ
И хуже нет, тех богов, канули, сгинули в день странного прилива. Все утро под бледным небом вода в бухте взбухала, взбухала, забиралась на невозможную высоту и мелкие, плоские волны всползали на каленый песок, годами иначе как от дождя не знавший влаги, и снизу лизали дюны. Ржавый остов сухогруза, давным-давно, не на нашей памяти, выброшенный на мель в дальнем краю залива, мог возомнить, что снова спустили его на воду. Больше не буду плавать, никогда, после того дня. Морские птицы голосили, взвивались, ухали вниз, будто ополоумели из-за того, что огромная чаша воды под ними вздулась, как волдырь, и жутко отливала свинцом. Такие невыносимо белые они были, те птицы. Волны оставляли на берегу грязную, желтую пену. Ни единого паруса на высоком пустом горизонте. Больше не буду плавать, нет, никогда, никогда.
Опять у меня мурашки по коже. Опять.
Дом называется «Кедры», как раньше. Группка бурых деревьев, нахохлясь, разя смолой, спутав, как в кошмаре, стволы, по-прежнему стоит слева и через неопрятный лужок смотрится в большое сводчатое окно, когда-то окно гостиной, которую теперь мисс Вавасур, хозяйка, предпочитает именовать салоном. Парадное — с другой стороны и открывается на грязный квадрат гравия под защитой высокой железной калитки, все еще крашенной зеленой краской, хоть ржавчина к зыбкой филиграни свела блоки. Поражаюсь, как мало что тут изменилось за те пятьдесят с лишним лет, пока меня не было. Поражаюсь, досадую, чуть ли не ужасаюсь даже, почему, сам не знаю, — с чего бы ждать перемен, раз явился жить на обломках прошлого? Странно, и зачем это дом встал так, вполоборота, слепой штукатурной стеной к дороге; может, в прежние времена, до прокладки рельсов, дорога целилась в совершенно другую сторону, бежала под самым парадным, тоже не исключено. Мисс В. по части дат не сильна, но предполагает, что дом заложили в начале прошлого века, то есть позапрошлого, да? — я плутаю по тысячелетию, наобум набавляю годы. Но таким образом легко можно объяснить здешний беспорядок и путаницу, маленькие комнаты вперемежку с большими, окна, глядящиеся в слепые стены, сплошь низкие потолки. Полы из красной сосны отдают морской ноткой, как и мой долгоспинный вертящийся стул. Что ж, вообразим старого морехода, наконец-то осевшего на берегу, — он дремлет у камелька, а зимняя буря гремит оконницами. Ох, быть бы на его месте. Побывать в его шкуре.
Когда я тут был, давным-давно, во времена тех богов, «Кедры» были такой летний дом и сдавались — на две недели, на месяц. Весь июнь ежегодно его заполоняло шумное семейство богатого доктора — мы не любили горластых докторских деток, они над нами смеялись, швырялись камнями из-за нерушимого барьера калитки, — а после них заявлялась таинственная пожилая чета, эти ни с кем не общались и в урочный час, каждое утро, в скорбном молчании выгуливали своего жирного пса по Станционной до берега. Август был в «Кедрах» самое интересное время, для нас по крайней мере. Жильцы каждый год разные, то англичане, то с континента, занесло как-то парочку молодоженов, мы пробовали за ними подглядывать, и один раз закатилась сюда даже труппа бродячих артистов, давала по вечерам представления в продувной деревенской киношке. А потом, в тот год, в доме поселились Грейсы.
Прежде всего я увидел автомобиль, припаркованный на гравии, внутри за калиткой. Побитый и поцарапанный, низкая посадка, бежевые кожаные сиденья и крупные спицы полированного руля. Книжки в мятых, линялых обложках валялись под лихо откинутым задним стеклом, и скучал среди них путеводитель по Франции, сильно потрепанный. Парадное стояло настежь, снизу неслись голоса, наверху кто-то топотал по доскам босыми ногами, и хохотала девочка. Я застыл у калитки, откровенно подслушивая, и вдруг из дому выходит взрослый, с бокалом в руке. Невысокий, полноватый, крупные плечи, большая круглая голова, волнистые, стриженые, глянцевито-черные волосы с ранней проседью, черная бородка клинышком с точно такой же проседью. Зеленая рубашка расстегнута, шорты цвета хаки, и он босиком. Загар такой крепкий, что отдает фиолетовым. Даже ноги, я заменил, темные на подъеме; тогда как, по моим наблюдениям, все отцы ниже линии воротничка обычно были рыбно-белесы. Ставит бокал — льдисто-голубой джин с кубиками льда и ломтем лимона — под рискованным углом на крышу автомобиля, открывает дверцу, шарит на приборном щитке. В доме, наверху, снова хохочет невидимая девочка, визжит в притворном испуге, снова топочут босые ноги. Там бегают наперегонки, она и еще кто-то, но тот молчит. Взрослый распрямляется, берет свой джин, хлопает дверцей. Того, что искал в машине, он не нашел. Он уже хочет вернуться в дом, но тут глаза его натыкаются на мой взгляд, и он мне подмигивает. Не так, как всегда подмигивают взрослые — игриво, заискивающе. Нет, тут дружеский, заговорщический, прямо масонский знак — в том смысле, что минута, которая свела нас, мальчишку со взрослым, по видимости пустая, неважная, обладает, оказывается, тайным смыслом. У него поразительно светлые, прозрачно-голубые глаза. Но уже он возвращается в дом, с порога бросает: «Проклятая штуковина, кажется…» — и скрывается. Я еще постоял, засматривая в верхние окна. Никто не выглянул.
Такова была моя первая встреча с Грейсами: сверху девочкин голос, топот босых ног, а внизу мне подмигивают голубые глаза, весело, дружески, чуть жутковато.
Вот, опять себя ловлю: опять этот тоненький, нудный свист сквозь передние зубы — новая новость. Фью-фью-фью — как бормашина дантиста. Так отец свистел — ну и я туда же? В комнате через коридор полковник Бланден крутит радио. Обожает вечерние дискуссии: гневные звонки сограждан, возмущенных сволочами политиками, ценами на спиртное, тому подобными вечными раздражителями. «Общение», — кратко объясняет полковник, откашливается, по-видимому, конфузится, прячет от меня выпученные, выцветшие глаза, хоть я от него не требую никаких объяснений. Или он слушает свое радио, валяясь в постели? Придется себе представить, как он лежит, в серых теплых носках, шевелит пальцами, галстук на сторону, воротник распахнут, руки запрокинуты и сзади сжаты на старой жилистой шее. Вне своей комнаты он сама вертикальность, весь подтянут — вверх, от подошв чиненых-перечиненых лоснистых ботинок к конической маковке черепа. Каждую субботу стрижется у деревенского парикмахера, все подчищается сзади и по бокам, наверху оставляется ястребиный седой хохолок. Торчат старые уши с длинными мочками, их как будто долго-долго сушили, коптили; белки глаз тоже отдают дымной желтизной. Слышу жужжание голосов, но смысла не разобрать. Нет, тут с ума сойдешь. Фью-фью-фью.
Источник
Рецензии на книгу «Море» Джон Бэнвилл
«К жизни привыкаешь за долгие годы».
На меня повеяло прохладой и свежестью. Я подняла глаза и удивилась: за окном шёл дождь. Сквозь форточку залетали капли и лужицами растекались по подоконнику. Как я не услышала шум дождя? Я ведь так люблю дождь. Я всегда слышу уже его первые шаги. Но не сегодня, не в этот раз. Сегодня я гуляла по берегу моря и, подозреваю, до сих пор ещё там.
Прогулка выдалась непростой. Почему-то читала дольше, чем ожидала. А эту книгу и нельзя читать залпом. И не ждите, что она захватит с первых страниц. Зато, будьте уверены , что не отпустит после прочтения.
Мы люди, мы человеки, иногда просто проживаем свою жизнь, не задумываясь о прошлом. А прошлое, как ни странно, настигает нас ближе к закату. Оно цепляется в нас дрожащей, но крепкой рукой и требует воспоминаний, покаяний, признаний.
В чём может признаться человек на склоне лет самому себе? Во многом. Себе ведь не солжёшь, а даже если и так, то этот обман всё равно останется пустым и ненужным. Как одинокий листик на осеннем дереве- хоть и красиво, но зря.
«Мы тащим на себе мертвецов,»- а может это они тащат нас? Не хваткой держат, а картинками памяти, кадрами жизни, той которая была. но как же давно это было. И было ли. «Деликатная миссия — оставаться в живых«, странное состояние дрожащего листа, унесённого ветром перемен. Жить, чтобы помнить, помнить и жить.
Ведь жить, по-настоящему жить, считается, это значит бороться, действовать и дерзать, тупой башкой пробивать стену мира.
А может по-настоящему жить- это просто отдаться на волю чувствам, окунуться в быт. И иногда, пусть не надолго, пусть не навсегда, отпускать прошлое.
Там часы останавливают, — шепнула почти неслышно. — Я время остановила.
С этой книгой я тоже.
В рамках ТТТ. Тема»Пойди туда- не знаю куда, принеси то- не знаю что. Вот и я хочу чего-то эдакого, которое меня удивит, восхитит, заставит плакать и смеяться и я ахну над неожиданной концовкой.» За чудный совет благодарю seamus
Новая рулетка.
Вообще актуальная книжка. Сейчас как раз идут большие дебаты в медиа и соцмедиа о том, как правильно страдать по усопшим, как и что делать. А тут в принципе через всю книгу одна-единственная мысль:
деликатная миссия — оставаться в живых
.
Как выжить после потери? Как с этим справиться? Не все, кто через это проходил, поймут, на самом деле, как тяжело терять близких. Вот они здесь, а вот уже ушли, и никого рядом, и если раньше было как-то предсказуемо-ожидаемо, то теперь окончательно, безвозвратно. Кому крикнуть вслед? Кого просить? Они отмучились и ушли, а мы остаемся, и боль остается, и эти мерзкие слова от окружения: «Потерпи, пройдет, время лечит!» Где время, и где мы? И сколько времени должно пройти, чтобы уже отболело? Оно, бывает, и прошло, а потом утром встанешь — и разрывает грудь на части, и никуда не деться. И плакать не можешь, и слезы душат. И ничего не хочется, только чтобы прошло, отпустило хоть как-то.
Я-то воображал себя пиратом, который всех соперников встречает с абордажной саблей в зубах, и вот — вынужден признать, это был типичный самообман. Крова, охраны, опеки, покоя — вот чего, оказывается, жаждала душа, — свернуться калачиком в утробном тепле, сжаться, укрыться от холодного взора небес и вредоносных земных испарений.
Да где там. Говорят, Бог каждому чашу страданий отмеряет по силам, но иногда хочется, чтобы этот отмеряльщик сам же эту чашу и вылакал до дна, и насладился, и посмаковал каждую каплю.
В жизни так всегда: что-то кончается, что-то начинается, но между этими двумя этапами огромное море страданий, примирения, надежд и воспоминаний о прошлом. И если хочет человек напиться, погрузиться в то прошлое, где ему было всего-ничего — 11 лет, кричать, плакать или молчать — пусть его. Не нам решать, как ему горе переживать.
Флэшмоб-2015, совет от seamus , спасибо!
Ах, какая прелесть! Нет, нет, я ведь сейчас даже не о сюжете, но к нему скоро вернусь. А о тексте, стиле — и это же в первую очередь на себя внимание обращает. Они настолько симпатичны, что почти грустно становится, что книга такая небольшая. Я вон отдельные куски текста — даже не цитаты — посохраняла себе. Исключительно потому, что нравится как звучат.
Если попытаться описать сюжет, то он ведь получится бледным и неинтересным. Главный герой, пытаясь собрать себя, привести в порядок жизнь (или то, что от нее осталось) после смерти жены, которая год умирала от болезни, приезжает дом у моря, с которым у него связано детство. Тут он пытается писать биографию художника Пьера Боннара — скорее просто делает вид, что занят, хотя и сам не верит, что из этого получится и даже не старается. Травма детства (травма ли? скорее всего, так как такие события вряд ли останутся без последствий), воспоминания о которой навевает место, ссоры с дочерью, которую он совсем не понимает, в то же время заново переживет все моменты болезни жены. Все так буднично и серо кажется, но тут ведь подача этого важна — такой беспорядочный поток этих самых воспоминаний, размышлений о детстве и старости, об отношениях, людях и своем месте в этом мире.
И кульминацией для меня стал всего лишь один абзац, где у Макса сдала эта его спокойная задумчивость и вылезли наконец настоящие чувства, мысли, которые роятся за всеми этими словами. И даже развязка истории с близнецами меня не настолько впечатлила, как тот абзац.
Очень двойственное впечатление от прочтения.
Конечно же, я и взялась за Бэнвилла в первую очередь из-за повсеместного сравнения его прозы с набоковской, а во вторую — из пристрастия к самобытности ирландской прозы в целом.
Главное, что роднит (и следует признать, роднит пугающе!) первую часть этого произведения с набоковской прозой, по-моему мнению, вовсе не богатсво метафор, которые — да! — сразу захватывают, удивляют и заставляют предвкушать дальнейшие, а первостепенность описываемого и читаемого в данный момент, приглашающая в каждом этом моменте задержаться или вовсе остаться. В первой части у Джона Бэнвилла комфортно, содержательно и красиво в каждом эпизоде, в окружении оживляющих читаемое до плеска, шелеста и запаха эпитетов. Его нельзя проглатывать страницу за страницей, а хочется, как и Набокова, пить небольшими глотками, понимая, что очарование этого произведения исчерпается с его окончанием, а дальше?
А дальше — неожиданная метаморфоза. За цифрой 2 следует вторая часть произведения, и всё разваливается: повествование становится вялым и неудерживающим, эпитеты редкими и скучными, отдельные куски текста кажутся проснувшемуся подсознанию подозрительно похожими на подражание Достоевскому. Сюжет плывёт и ускользает — ни мысли, ни философии. Чительское недоумение.
Осталось впечатление о мастерстве подражательства (мне показалось, я встретила точно списанные у Набокова метафоры) и неумении оглушить чем-то новым, своим.
Несмотря на восторг от первой части, больше *** поставить не поднимается рука. Для формирования окончательного мнения об авторе нужно прочесть другие его произведения.
Очень точно мои ощущения передала в своей рецензии на эту книгу sireniti . Кстати, именно по ее совету я взяла ее читать.
«Море» не оставит равнодушным никого. Такое море эмоций, впечатлений, мыслей. Даже трудно поделиться ими. В один миг «да» меняется на «нет» и наоборот. Бесконечное море чувств и прожитого. Все это есть у каждого из нас. Главное, научиться в этом не утонуть. Вот этим-то и занимался главный герой — учился плавать, после того, как осознал, в каком бездонном море он оказался.
Большое спасибо, Мила sireniti , за эту книгу!
Вполне логично в середине июня взяться за книгу с названием Море, не правда ли? Вот только один маленький нюанс: в романе гораздо больше осени, чем лета. Повествование пронизано холодом, слякотью, унынием, ощущением безысходности. Но ведь, блин, как же виртуозно написано! Впервые с момента прочтения Выбора Софи в конце прошлого лета я встретил произведение, в котором столь необычный стиль. Редко употребляемые слова, некоторые просто в тупик ставили, неожиданные метафоры, яркие характеры персонажей и, конечно же, общая атмосфера. Всё это есть в широко раскинувшемся Море Джона Бэнвилла.
Постараюсь обо всём подробней.
Язык. Главный герой книги – искусствовед, специализирующийся на живописи. Поэтому Море хочется сравнить с каким-нибудь известным шедевром знаменитого художника, на который смотришь, почти ничего не понимаешь, но в то же время осознаешь: я просто ловлю кайф, оттого, что смотрю на это изображение, оно чем-то цепляет, но совершенно не можешь объяснить, чем именно.
Я совсем небольшой знаток живописи, но, когда почти на каждом турнире по Что? Где? Когда? Или Своей игре задавали вопросы о Крике Эдварда Мунка, я ознакомился с этой картиной и испытал нечто подобное описанному Выше.
Роман читается тяжело, так как в основном состоит из воспоминаний Макса, это почти поток сознания, воспринимается непривычно, особенно в начале. Однако затягивает на ура. Ибо я не знаю, с каким ещё произведением я могу сравнить бенвиловскую манеру изложения.
Персонажи и их характеры. Психологизм книги действительно поражает. Макс, потерявший жену, с ужасающей безжалостностью копается в самых темных уголках своей души. Алкоголь и и антураж Кедров ему в помощь. Мужчина пытается проанализировать жизнь, подвести итог своим деяниям, выйти из сумрачного леса, в котором он оказался, подобно герою другого известного произведения.
Мне было жаль Макса. Складывалось ощущение, что он незаслуженно так себя истязает. Каждый совершает ошибки в юности, никто из нас несовершенен, но в то же время я понимал, что такой вот метод самобичевания – лучшая терапия для Макса. Постепенно мы узнаем от трагедии, которая гнетет с виду обычного человека. Хорошо ещё, что он не свихнулся после пережитого. И тут ещё один удар: обретенный статус вдовца. Как не сломаться и продолжить жить? Тяжело, очень тяжело…
Второстепенные герои тоже великолепно выписаны. Прямо представляешь себе их лица и манеры во время чтения. Особенно загадочным и интересным был образ Майлза.
Атмосфера. Вот тут самое интересное и необычное! Наверное, можно сравнить Море с Парфюмером Зюскенда, многие читатели которого, и я в том числе, говорят о том, что слышали запахи, которые описывались в книге. Бэнвилл сделал нечто подобное. Соленый привкус беспокойного, засасывающего моря, пропитал всё произведение. Запах алкоголя, ощущения детского счастья от теплого, солнечного лета из воспоминай Макса, всё это и многое другое можно живо вообразить, читая этот роман. Удивительное мастерство автора, по достоинству оцененное критиками.
Подведем итоги. Прочитайте Море, если:
хотите прочитать книгу, которая действительно оригинально рассказывает о нашей, в общем-то, прозаической жизни.
хотите прочесть драматическое произведение, автор которого долго запрягает, но быстро едет и потом уже не отпускает до конца пути.
ищите книгу, у которой незаслуженно мало читателей на нашем сайте, но которая достойна внимания и может стать настоящим открытием.
любите книги, в которых априори не может быть хэппи энда.
Каждый должен решать сам, готов ли он с головой окунуться в Море?
Ну и напоследок одна монологическая цитата героя, которая, на мой взгляд, прекрасно характеризует суть произведения:
Мне не то не нравилось, чем я был, то есть мое истинное, неповторимое я — хоть, согласен, самое понятие истинного неповторимого я весьма условно, — но собрание воздействий, наклонностей, заемных идей, классовых бзиков, мне пожалованных взамен личности. Взамен, да. У меня никогда ее не было, личности, хотя бы как у других она есть, или они считают, что есть. Всегда я был типичное, внятное ничто, никто, а вот поди ж ты, страстно мечтал стать невнятным кем-то. Я знаю, что говорю. Анна, я с лету наметил, должна была стать средством моего превращения. Большим таким зеркалом в полный рост, в котором расправятся все мои искривленья. Будь самим собой, ну чего ты? — она говорила в начале нашего брака, — будь, заметьте, не познай самого себя, — и ведь из жалости говорила к моим нелепым потугам охватить неохватное. Будь самим собой! А сама небось думала: Да будь ты, кем хочешь. Такой мы с ней заключили пакт, что избавим друг друга от тяжкого груза: быть теми, кого в нас видят вокруг. Она, по крайней мере, меня от этого груза избавила, ну а я — что я для нее сделал? Может, не надо было ее замешивать в эту тягу к незнанию, может, это только я в нем нуждался?
Основные планы на лето 2015. 1/12. A_muse , огромное спасибо за это открытие. Книга прямо для меня и под нынешнее настроение подходит, когда чувствуешь ветер перемен в жизни и начинаешь заниматься примерно тем же, чем и герой книги.
Книга – исповедь, воспоминания детства и переживания недавних событий, самопогружение и самоанализ; понять, чтобы выжить. Немолодой уже человек после некоторых трагических событий приезжает в места своего детства, туда, где он проводил с родителями каждое лето. Здесь прошлое соединяется с настоящим, происходит катарсис, и герой может снова продолжать жить.
Замысловатая композиция, воплощённая со всей строгостью, дополняется своеобразным стилем письма – не зря Бэнвилла сравнивают с Набоковым: «многоцветье точек и пятен языковых находок, метафор, сравнений». Главный герой книги – искусствовед, специалист по Боннару, отсюда и особенности языка романа – мягкие и приглушённые тона, изысканные метафоры, пейзажи, наполненные воздухом и светом, выразительная тишина и, абсолютно боннаровский «мотив», интимная жизнь женщины — одна из второстепенных, но символичных тем всего произведения.
Герой решительно и целенаправленно погружается в глубины своего сознания, казалось бы, он должен обнаружить там дремучие чувственные чащи, бурелом воспоминаний, хаос, что рождает порядок. Но вопреки ожиданиям, герой – и читатель вместе с ним – «гуляет по современному финскому лесу»: ровно высаженные деревья, ни одной упавшей ветки, клумбы черники и аккуратные тропинки. Лес, созданный человеком, но не природой. Фактически, так оно и есть – ведь это не «настоящий» самоанализ, а авторская задумка – но разве такого эффекта добивался писатель?
Изобретательно, ярко, многозвучно, но впечатление нарочитости, искусственности не позволяет правильно оценить и по-настоящему прочувствовать историю мистера Моргана.
К этой книге меня привлекло ее название, потому что море я люблю почти также (или даже больше), как чтение книг :).
Я ожидал встретить волны, соленый ветер, крики чаек. Конечно, все это в книге есть, однако служит лишь фоном для другого, совсем другого.
Во-первых, я долго не мог понять, что же я читаю. Воспоминания о детстве? Философский роман? Психологический? В какой-то момент даже показалось, что имею дело с фантастикой. И только к концу повествования все начало становиться на свои места.
Пожилой мужчина по имени Макс Морден после кончины супруги покидает город и снимает комнату в старом доме на берегу моря, где предается воспоминаниям о одном, проведенном здесь же, на этом берегу, лете в ранней юности. Знакомство с таинственным семейством Грейсов, первая, еще наивная, детская влюбленность, первые эротические переживания и первая трагедия всплывают в его памяти вперемешку с воспоминаниями о болезни, последних днях жизни и смерти жены. Вообще, память и прошлое быстро становятся главными действующими лицами романа, а рассказчик словно борется с ними, отвоевывая по кусочку одну картину за другой, одну тень былого — за другой. Это ему не всегда удается, в чем он часто признается:
Честно говоря, это все уже стало сплываться, прошлое, возможное будущее, невозможное настоящее.
The truth is, it has all begun to run together, past and possible future and impossible present.
Поиск истинного прошлого сопровождается размышлениями о настоящей сущности человека, о том, как невозможно порой преодолеть самого себя и достучаться до близкого человека, понять его, постичь. Словно само сознание становится морем, где Морден дрейфует по волнам памяти, силясь разглядеть за завесой осеннего дождя островок реальности, откуда началось его путешествие по жизни, точку, с которой отчитывается мера его вины и вины других людей.
Книга тревожная как волны, глубокая как море, красивая как закат на песчаном берегу. Она написана непередаваемо прекрасным, умным и богатым языком. Любителям читать на английском рекомендую именно оригинал — удовольствие будет гарантировано.
А еще за этот роман Бэнвилл в 2005 году получил Букера.
Все было ужасно, но никто не ужасался
Об этой книге я узнала из подборки «1001 книга, которую нужно прочитать». Честно говоря, я бы не прочитала эту книгу, если бы не подборка. Да что уж там, я бы вообще не знала о существовании сие произведения. Роман получил Премию «Букер» в 2005 году. И конечно же, ни в подборке «1001», ни в шорт-листе премии «Букер» не добавят что-то бессмысленное и заезженное. Обычно все бывает наоборот. Вот передо мной еще одна «премиальная» книга, полная новизны и нестандартности. Роман – необычный, в какой-то мере даже новаторский. Почему то мне книга показалась абсолютно непривычной, какой-то нестандартной, будто я никогда до этого книг не читала. Будто эту книгу вообще написал не такой же обычный человек, как я, а очень одарённый внеземной разум.
Сюжет прост до неприличия. Главный герой – искусствовед средних лет, потерявший любимую супругу, скончавшуюся от рака. После большой потери он возвращается в свои родной городок. Вся книга направлена на воспоминания о счастливом и несчастливом прошлом. Главная тема произведения – жизненные потери. На первый взгляд, тема уже избита. Многие великие писатели посвящали не одно свое произведение жизненным потерям и людским страданиям. Вроде бы я читала столько книг об этом прочитала, а сейчас не могу вспомнить ни одного схожего произведения. Единственное, что приходит на ум – это Жауме Кабре. Я читала у него одно достаточно внушительное произведение, которое меня полностью убедило в том, что Кабре описывает жизнь человека и в частности его страдания, потери и т.д., как не описывает никто другой. Но опять же речь не о нем. Хотя по сути у меня должен быть только один гениальный писатель страданий – Федор Михайлович Достоевский. И по сути, я только его и должна ставит везде в пример, особенно в пример современны авторам. Но не в этом случае. Здесь атмосфера не передаваемая. Она не похожа не на что. Здесь очень много воспоминаний о детстве и юности главного героя. И все это очень грустно и трогательно. Книга из разряда «Я плакалъ». Я толком даже не могу сказать, что описывает Джон Бэнвилл: психологию или же чувства или вообще страдания. Как мне кажется, автор описывает ощущения главных героев, их впечатления.
Роман, как я уже сказала, особенный. Стиль автора очень выразительный. Автор ломает принятые стандарты грамматики. В какие-то моменты казалось, что роман писал Мастер Йода.
Каким утлым сосудом печали, судном печали мы плывем по глухой тишине сквозь осенний мрак
Роман по своему хорош и безусловно имеет свое место на небосводе современной литературы. Хотя, в России роман не имеет большую популярность, а жаль. Но он не подойдёт на любое настроение. Я, например, с настроение очень сильно прогадала. Не советую читать книгу в состоянии (не депрессии) задолбленности, ведущей в безысходность. Ну лично у меня так. Обычно во времена плохого настроения грустные книжки меня в какой-то степени бодрят, как например, с Достоевским. А у меня было не просто плохое настроение, а усталость, влекущая за собой разочарование во всем, в том числе и в книге. Образумилась я только к середине романа и поняла, что он просто потрясен. Финал не предсказуем, он по настоящему сносит крышу. Никакие детективы и рядом не стояли. Все таки лучше читать этот роман осенью, но когда у вас все хорошо и ты сидишь где-нибудь под пледиком на подоконнике и попиваешь теплый чаек и никакие невзгоды вам не страшны.
А ведь и правда ничего не случилось, ничего, ничего, просто огромный мир опять равнодушно пожал плечами
Источник