Море удовольствий. Таисия Фролова
«Главный орган человеческого тела,
незыблемая основа, на которой держится душа,-
это КОШЕЛЕК»
(Томас Карлейл)
Уезжая, моя близкая подруга приколола над кухонным столом листочек, на котором четким ровным почерком было написано: «Экономия – это трата денег без удовольствия». Для своей собственной пользы я должна была взять сей постулат на вооружение.
Моя — подруга сильная и увлекающаяся личность, которая постоянно развивалась, рвалась дальше и выше. Не понаслышке зная, что такое пустой кошелек и пустой холодильник, она стремилась к тому, чтобы эти проблемы раз и навсегда ушли из её жизни. И преуспела. Не на последнем месте, как считала она, было её стремление следовать теориям, почерпнутым из книг новомодных авторов — пастырей, которые лучше всех знают как правильно жить. Человек, убеждала меня подруга, имеет столько денег, сколько может себе позволить. Если ты постоянно жмешься, экономишь, мало тратишь, считаешь, что не можешь себе позволить дорогие красивые вещи, то у тебя никогда и не будет ни денег, ни шикарных тряпок, ни крутого автомобиля, ни драгоценностей, ни путешествий, — то есть всего, о чем ты боишься мечтать. Будучи человеком волевым и напористым, она вколачивала в меня свои новые убеждения как гвозди, постоянно пересказывая и цитируя почерпнутые знания, помогая мне выработать новую позицию и правила поведения в жизни, и, особенно, в магазинах.
— Не скупись, — говорила она, — не бегай, не ищи, где дешевле, экономя рубли и копейки. Больше сил растратишь, обуви износишь, здоровье надорвешь.
Неделю я проходила теоретическую подготовку. Подруга уехала, оставив шлейф дорогого парфюма и листочек над кухонным столом. С предстоящей практикой мне предстояло столкнуться уже в одиночку.
Ни она, ни я не вели речь о «диком богатстве», которое иронично двумя штрихами описывает Дарья Донцова : «…Денег куры не клюют. Имеем все: Дом, машины, золото, брильянты, едим на платине, ходим по серебру». Дело было в моей проблеме в отношениях с деньгами, которые проведя в моем кошельке совсем немного времени, исчезали, помахав на прощанье ручкой. А новых поступлений приходилось ждать строго определенное время – я жила на зарплату. Причем, на скромную. А хотелось многого. И я пускалась во все тяжкие, чтобы на это «многое» сэкономить. Успехи, вроде бы, намечались. Я завела конверт, на котором сначала написала «МОРЕ», а потом добавила «УДОВОЛЬСТВИЙ» и положила в него неожиданную премию. На конверте нарисовала кораблик на волнах, а на берегу – пальму и себя под пальмой. Море — было самым главным желанием. Но смутно подозревая, что для его осуществления конверт пришлось бы наполнять долго, я рассчитывала на отложенные купюры получать другие, менее дорогие удовольствия. Словом, как получится…
И вот теперь я размышляла над новым полезным лозунгом. Где-то не сходилось. Экономия – вроде бы хорошо. А вот не получать удовольствие, тратя деньги – это нарушение каких-то правил. Чтобы развеять сомнения, я решила перейти к практике. Крепя сердце, в ближайшую субботу я достала из заветного конверта половину денег – пять голубых купюр и пошла по магазинам.
Магазинов, рынков и прочих торговых точек в нашем городе много. Наблюдая назойливо призывные или сонно скучающие лица продавцов, немного теряюсь. От одних хочется поскорее отделаться, а других боишься нечаянно потревожить. Удовольствие от покупки во многом зависит от личности и настроя продавца. У меня есть любимчики-продавцы и избранные магазины. Но сегодня нужно изменить привычные маршруты. Дорогой магазин женской одежды меня быстро порадовал: товар, далеко не первого сорта, стоил больше, чем я могла заплатить. Душа ни к чему не тянулась. Какую-то блеклую маечку за три тысячи я даже хотела попробовать на вкус, ибо никак не могла разгадать тайны ее ценности на глаз, на ощупь и на запах.
Что-то идет не так. Главное, не следовать схеме. Чувствовать себя хозяйкой денег, а не их рабыней, подбадривала я себя, заглядывая в очень красивый отдел с косметикой и парфюмерией. Глаза разбегались, от ценников началась легкая паника. Спокойствие пришло быстро. Мне и здесь ничего не хотелось. Знакомые флаконы и баночки можно было купить почти вполовину дешевле в другом месте, а с остальными я и знакомиться не стала – уж больно они надменно выглядели. Пусть стоят и ждут тех, кто верит в их чудотворное содержимое. Я начала понимать лису из басни, обвинявшую виноград в том, что он-де зелен…
Ничего, мелочиться не следует, думала я, заходя в меховой магазин, и чувствуя, что мне все по плечу. Особенно норковые шубы. Уверенно и не торопясь пройдя по рядам, я попросила для примерки самую дорогую и красивую. Продавщица недоверчиво оглядела меня (особенно её смутили сапожки, служившие мне третий сезон), но без слов сняла драгоценный мех и водрузила на мои плечи. Я с удовольствием разглядывала себя в зеркале, прижимаясь щекой к нежному воротнику и вдыхая приятный запах меха. Решив, что шубка мне очень подходит, что мы просто созданы друг для друга, я с удовлетворением сняла её, шепнув: «до свидания, красавица!». А вдруг дела пойдут так хорошо, что я смогу забрать эту шубку к себе? Продавщица (умница!), поняв мое состояние, улыбнулась. В ответ я честно призналась, что купить замечательное изделие пока не смогу. Смотреть и мерить что-то подешевле не хочется. Стараясь не терять настрой, я перешла к перчаткам и перемерила несколько пар. Выбрав подходящие, поинтересовалась ценой, а услышав цену – заплатила недрогнувшей рукой. Отлично! С двумя купюрами было покончено.
Выйдя на воздух, я почувствовала голод. Пора в гастроном. Взяв корзину, я пошла по рядам, точно зная, чего хочу. На дно легла коробка чернослива в шоколаде, пачка зеленого чая с мелиссой, оливковое масло, апельсиновый сок, подкопченная семга, сливки, палочка сырокопченой колбасы, несколько яблок и лимон. Стоп. Пошла к кассе. Это оказалось не дороже перчаток! С чувством выполненного долга отправилась домой. Устала и больше ничего не хотела. Старательная и бестолковая ученица – удовольствия не было!
Вспомнила свои прогулки на гору в солнечную (да в любую!) погоду, особенно после свежего снега. Вот что – удовольствие, причем совершенно бесплатно! Но ведь это совсем другое, возразила я себе. Сейчас я налаживаю отношения с деньгами, которые должны полюбить меня и стремиться в мой кошелек!
Включив чайник, стала выкладывать покупки на стол. Ни раньше ни позже позвонила соседка, третью неделю приходившая брать пылесос, ибо свой не могла починить. Увидев покупки, присвистнула:
— Ничего, — буркнула я, — в очередной раз жить учусь, — и показала ей крылатую фразу.
Соседка тоже была женщиной мудрой. Благосостояние её росло не скоро, но зато верно. Она вытребовала у меня ручку и листок и старательно вывела: «Бережливость может считаться дочерью благоразумия, сестрой умеренности, матерью свободы». Какие сложные родственные отношения! Потом твердой рукой пристроила свою мудрость несколько выше первой. Поболтав и угостившись чаем, она ушла с моим пылесосом, который эксплуатировала, видимо, из каких-то соображений бережливости.
Еще раз прочитав выданные советчицами умные фразы, я почувствовала себя на распутье. В углу на столе лежал мой конверт с корабликом и надписью «Море удовольствий», утром наполовину опустошенный. И тут я поняла, что отодвинула свою мечту, выполняя чужие уроки. Вынув из кошелька оставшиеся купюры, я вложила их в конверт и убрала подальше. Потом сняла со стены обе бумажки и с удовольствием выбросила.
Через несколько месяцев, в сентябре, я съездила на море в Анталию по горящей путевке. И была так счастлива!
Источник
Море удовольствия
…Павел Сергеевич был обычным инженером, который в «лихие девяностые» переквалифицировался в бухгалтеры; работал в обычной фирме со средним оборотом. Его жена была обыкновенной женщиной с банальной внешностью и таким же именем. Его дети – средних способностей и – впоследствии – такой же средней перспективы жизненного успеха. Его квартира была среднестатистическим жильем с советской мебелью и всем остальным китайского производства; на дачный участок в шесть соток по непрестижному направлению семья приезжала на некогда самой популярной в СССР машине – «жигулях» шестой модели.
Павел Сергеевич был настолько зауряден, насколько можно себе вообразить. Впрочем, в этом он был не одинок: миллионы таких вот «Павлов Сергеевичей», собственно, и составляют костяк любой страны. Они – ее становой хребет, опора государства в его радостях и бедах.
Жизнь таких людей, как правило, загодя расписана до самой смерти; а небольшие отклонения от этой генеральной линии лишь подтверждают правило: каждый сверчок знай свой шесток.
Однако одно небольшое отличие от других у него всё же имелось.
Павел Сергеевич практически всегда находился в добром расположении духа; а периодически и вовсе испытывал погружение в море удовольствия – или даже в океан наслаждения! Однако погружаться он предпочитал исключительно в одиночку: его домочадцы оставались на берегу.
Он не пил водки и не курил сигарет. У него не было сумасшедшего хобби, угрожающего семейному бюджету. Он не был ни гурманом, ни франтом, ни нарциссом, был равнодушен к деньгам и комфорту. Не волочился за женщинами, не интересовался техникой. Его не возбуждал даже святой для таких людей футбол.
Нет, Павел Сергеевич получал наслаждение от процесса, не требующего от него никаких усилий или трат.
Он получал неземное удовольствие от обличения системы.
Он знал о ней всё! И это знание позволяло ему, поднявшемуся над общей серой массой, чувствовать себя спокойно и уверенно, живя в гармонии с самим собой.
– Тэ-эк-с, этикеточки переклеиваем? – Он брал расфасованный продукт и, понюхав его для верности, совал под нос менеджеру торгового зала. – На Западе просроченные товары выбрасывают! А у нас – вымочат в марганцовке, оботрут уксусом – и на прилавок! А хлеб?! Мало того, что пекут из кормовой муки, так еще и консервантов набухают – неделю не плесневеет!
– Пачэму ис кармавой? – вопрошал гастарбайтер, выкладывающий буханки.
– А потому, дарагой, что вся пшеница высших сортов идет на экспорт! – назидательным тоном ответствовал Павел Сергеевич. И – покидал магазин, ничего не купив.
…Дома жена, едва разобрав тяжелые сумки, начинала готовить ужин из «неправильных» продуктов. Муж приходил домой и шел на кухню.
– Ты знаешь, что состав моющего средства у нас и на Западе разный? Марка-то одна, а состав разный – для нас его делают по устаревшей рецептуре: он жидок и ядовит! Неслучайно его рекламой забиты все газеты и ТВ: хороший товар в рекламе не нуждается! Мясо – проваривай дольше; ты что, всерьез считаешь, что всё оно проходит ветеринарный контроль?! Да сейчас за взятку можно купить любой сертификат…
– Да пошел ты вон с кухни! – Хотя каждодневное нытье жене уже и приелось, но иногда всё же вызывало всплеск возмущения. – Сходи лучше в парикмахерскую: полбанки шампуня уходит на твою шевелюру!
– Так потому и уходит, что вместо густого геля – жидкий кисель; это какую ж прибыль получают эти хреновы бизнесмены, разбавляя его! Впрочем, ладно, схожу; хоть расческа целее будет. Недавно купил новую – и вот, полюбуйся: уже пяти зубьев нет! Специально из такой паршивой пластмассы делают, лишь бы она быстрее сломалась! Чтобы я новую купил… Объемы, прибыль, оборот… Чтоб вы сдохли, сволочи!
В парикмахерскую Павел Сергеевич шел улыбаясь.
– Почитай, на крышу треть дохода уходит? – поинтересовался он, по-барски располагаясь в кресле.
– Какая крыша – мы ж на первом этаже! Крышей ДЭЗ занимается – мы лишь коммуналку платим, – закрывая его накидкой, отозвалась мастер.
– А вы с юмором. – Павел Сергеевич кусал губы, чтобы не рассмеяться в голос. – А то не понимаете, что я про другую крышу говорю – криминальную! Да на взятки пожарным, СЭС… Отсюда и зарплаты в конвертах… А если помещение приглянется кому-нибудь крутому – то всё! Выматывайтесь со всем скарбом к чертовой бабушке. Кстати… в фирменных-то пузырьках небось наш, дешевый шампунь?
Мастер с каменным лицом подстригла его за рекордное время.
– Потогонная система: быстрее, быстрее, больше клиентов – больше прибыль; небось уж с ног валитесь, по двенадцать-то часов работая без выходных? – Лицо Павла Сергеевича излучало спокойствие и умиротворение.
Несмотря на то что автомобилем пользовались лишь для поездок на дачу, иногда он всё же ломался. Обличительные речи клиента о взятках, поборах, поддельных запчастях, криминальных автомобилях и перебитых номерах приводили мастеров в бешенство; и не столько из-за темы разговора, сколько из-за того, что говорил он под руку.
С чувством выполненного долга возвращался наш герой из мастерской.
Засмотревшись на дорожных рабочих, клавших асфальт в воду, выехал на пешеходный переход.
– Что ж вы так, Павел Сергеевич? – Инспектор неторопливо изучал документы.
– Задумались?
– Засмотрелся! – дерзко ответствовал водитель. – Это ж какая наглость – средь бела дня у всех на глазах осваивать бюджет города таким способом! Этот асфальт и сезона не пролежит! Да и подряд-то получили с откатом – уж как пить дать…
Инспектор крякнул и вытащил права из бумажника.
– Присядьте в машину, составим протокол.
– Был сегодня улов-то? – хитро прищурился Павел Сергеевич. – Ну, я могу добавить, если что. Мы всё понимаем: кто пойдет на эту адскую работу за одну зарплату?!
Инспектор изменился в лице. Размашисто вручил права и произнес холодно:
– Впредь будьте внимательнее!
Дома Павел Сергеевич поужинал и лег спать с чувством глубокого удовлетворения.
Его супругу терзали два противоречивых чувства: с одной стороны (особенно в глазах ее подруг), муж являл собой пример идеального семьянина, но с другой – она чувствовала, что начинает медленно, но верно сходить с ума.
Она заметила за собой это в канун Восьмого марта, когда Павел, как всегда, явился с работы трезвый и без цветов.
…Он не употреблял спиртного, ибо знал, что половина его – подделка и нет гарантии, что он не отравится. А цветов не покупал оттого, что не мог заставить себя брать «розочки», накачанные химией, да еще и за цену в три раза бОльшую, чем в обычные дни.
Он не хотел спонсировать криминал, продажных чиновников и вороватых бизнесменов.
Однако впервые за эти годы супруга поймала себя на мысли, что отсутствие цветов вкупе с традиционным брюзжанием мужа даже в этот святой для всех женщин день не вызвало в ее душе ни возмущения, ни протеста!
Она поняла, что это и есть начало конца.
Впрочем, так могло продолжаться еще бог знает сколько времени, если бы чаша терпения внезапно не переполнилась.
Скоропостижно скончалась ее мать, жившая в отдельной квартире.
Павел Сергеевич проявил себя во всей красе: еще никогда ему не доводилось обличать всю насквозь прогнившую систему ритуальных услуг, ибо у него просто не было повода! Сначала свою порцию получил похоронный агент, затем – работники морга и, наконец, рабочие, рывшие могилу.
На поминках «лекции» продолжались. Кроме обширных сведений о криминальных взаимоотношениях всех участников похоронного бизнеса, скорбящие узнали много нового о продуктах на столе, оказании (а точнее, неоказании!) медицинской помощи пенсионерам, да и о самой власти, погрязшей в кумовстве и коррупции. Редкие спонтанные желания помянуть усопшую решительно пресекались вошедшим в раж мужем, оставшимся без тещи.
…Жена пригрозила разводом и разъездом: она с детьми остается в «трешке», а мужу предлагалось занять «однушку» матери.
Впрочем, даже такая несложная рокировка Павла Сергеевича сильно возмутила: неужели эта глупая женщина не понимает, чем чревато общение с государственной машиной в лице коррумпированных чиновников?!
…Супруга пошла в церковь. Она поняла, что святые образа и батюшка – единственные, кто сможет помочь ей в этой ситуации.
Разумеется, муж не знал о визите. Пока она не проговорилась об этом подруге. Рядом с телефоном находился Павел.
…Обличительная трехчасовая речь о попах, купающихся в роскоши на пожертвования старушек, привела супругу к открытому окну: быть может, разом решить все проблемы? Однако мысль о том, что на ее похоронах муж «выложится» так, что речи на поминках матери покажутся лишь генеральной репетицией, заставила ее закрыть окно: не дождется!
Впрочем, ее душевных терзаний муж не замечал: он увлекся соцсетями, на которые его «подсадил» сын. Отныне телевизор получил отставку: все вечера Павел Сергеевич проводил у компьютера.
Прикусив кончик языка, он строчил гневные, обличительные комментарии к сообщениям в новостной ленте. Вступил в группы «Прекрасная страна СССР», «Автомобилисты против», «Религия – яд», «Сообщество возмущенных потребителей» и прочие, где подобные ему ерничали, клеймили, возмущались и обличали. Однако разве эти дилетанты могли сравниться с настоящим профи?! Ощущение глобального превосходства поднимало настроение и душевный комфорт Павла Сергеевича на недосягаемую высоту.
В соцсетях попросился в друзья некий Алексей Т. Посмотрев его профиль, Павел вздрогнул: это был друг детства, эмигрировавший в Америку лет пятнадцать назад.
«Лёшка! Чёрт тебя подери, как ты?!» Руки Павла летали по клавиатуре. Алексей отвечал. Павел, в свою очередь, писал о себе. «Я прилечу двадцать пятого и всё расскажу, сообщи свой телефон», – написал Алексей. На том и закончилась их бурная переписка.
…Алексей позвонил ближе к вечеру. Он ждал Павла в элитном ресторане.
Павел растерялся. Последний раз в ресторане он был, наверное, лет эдак… Он не знал, что сейчас полагается надевать в этом случае. Сделав запрос в поисковике, пришел в уныние: ничего даже приблизительно похожего в его гардеробе не было. Он нацепил на себя всё лучшее, новое и, догадавшись поймать такси, прибыл к ресторации точно в срок.
…Алексей был американизирован, спокоен и даже, как показалось Павлу, немного грустен. Его энергетическое поле было гладким, но при этом стабильным и могучим, в отличие от поля Павла: нервного, возбужденного, рваного.
Выпили. Закусили. Поговорили.
Павел пытался разговориться на привычную для него тему: обсудить качество блюд и те безумные цены, которые ресторан был вынужден установить с учетом откатов, поборов и накруток. И воровства поваров.
Алексей молча слушал, положив голову на сложенные домиком руки.
– Да-а, – завистливо протянул Павел. – У вас-то всё по закону, по правилам, не то что тут…
– У нас? У нас по-разному, – отозвался Алексей. – Но я приехал сюда не обсуждать ваши проблемы… Я хотел бы тебе напомнить об одной истории. Ты помнишь, в… семьдесят девятом… да? Мы пошли на Москву-реку, сели в привязанные лодки и стали их раскачивать?
– О-хо-хо! Спрашиваешь… – Павел моментально преобразился: из него вышел взрослый и вошел, не спросив разрешения, ребенок. – Ты хотел перебраться в мою лодку, но сорвался и полетел в воду! А она ж холодная – середина мая… Не забуду, как ты вылетел из нее, так быстро, что даже трусы остались сухими! Потом костер разожгли, сушились… Картошку туда заложили и хлеб на палочках жарили!
– А потом? – холодноватый и пристальный взгляд Алексея сверлил Павла.
– Хех! Ты уронил картофелину… Встал, неловко повернулся, поскользнулся на ней и полетел прямо в костер! Да головой ударился о бревно, на котором я сидел… Ты отключился, что ли? Ну, я тебя под мышки рванул; вытащил и потащил в воду! Уж тут теперь намочил ты трусы. – Павел рассмеялся. – Но всё равно, ожоги были у тебя – ой-ой-ой! Ты ж голый был… даже я малясь обжегся. Вони было потом, разборок, кто да что… Мать твоя прибегала… Помнишь.
– Помню… – Алексей налил, и они выпили. – Э… любезный! Принеси нам еще такой же осетрины, она у вас божественна! – обратился он к проходившему официанту.
– Спасибо, что пригласил меня… – Павел шмыгнул носом. – Я, знаешь ли, осетрину…
– Я всё знаю, – перебил Алексей. – Я знаю, что ты тогда спас мне жизнь… Если бы ты замешкался или вообще тебя не было бы рядом, я сгорел бы заживо, потому что ударился головой и потерял сознание… Да и то – у меня до сих пор отметины на теле есть… Я не забыл это! Но возможности отблагодарить тебя как положено у меня не было. А сейчас… Я не буду рассказывать, чего мне там это стоило, но я добился многого! На моём счету двадцать миллионов; и это не считая недвижимости, средств в обороте и акций…
– Долларов. – выдохнул ошарашенный Павел. – А… а чем ты занимаешься?
– Неважно, я не об этом, – махнул рукой Алексей. – Я хочу дать тебе три… Но не в руки, иначе ты их потеряешь. Ты вложишь их в свой маленький бизнес. Ну, откроешь кафе там, ателье, парикмахерскую или магазинчик… Но только – через управляющую компанию; плюс – ты же сам бухгалтер! Всё будет окей: ты обеспечишь семью до гроба, и у меня совесть будет чиста… Идет?
– И-и-и… ги-хи-хи… – Павел довольно правдиво изобразил умалишенного.
Однако Алексей был настроен решительно. Он нашел нужных людей, и Павлу открыли кафе «Сергеевич», парикмахерскую «Мария» (по имени дочери) и магазинчик «Продукты у дома». Часть денег, разумеется, при этом украли, однако всё равно осталось немало. Павел Сергеевич купил детям по квартире, себе – шикарное авто, а жене нанял домработницу.
Фотографии Алексея висели в квартирах и в кабинетах всех заведений.
Потенциальных внуков было приказано назвать Алексеями, а внучек – АлЕксами.
Несмотря на то что заведения освятили, бизнес шел ни шатко ни валко; однако деньги Алексея хотя бы престали утекать с космической скоростью. Управляющие магазином, парикмахерской и кафе обеспечивали работу заведений, бухгалтеры считали прибыль и налоги, а персонал обслуживал покупателей и клиентов. Все трудились на совесть. По двенадцать часов и под угрозой увольнения.
Хозяин любил объезжать точки и важно прохаживаться по залам. В это время он погружался в океан наслаждения. Он проверял отсутствие пыли, выкладку продуктов и вежливость персонала. Впрочем, иногда он позволял себе бОльшее.
– Тэ-эк-с, этикеточки переклеиваем? – Он брал расфасованный продукт и, понюхав его для верности, совал под нос управляющему.
– Еще никто не жаловался… – Тот изображал подобие улыбки.
– Если пожалуются, будет поздно! С тебя вычту за поборы СЭС.
В парикмахерской хозяин со знанием дела исследовал шампунь.
– Если разбавляете, то в шампуне должна быть вода, а не в воде шампунь!
Совсем наглость потеряли?! Нужны суперпузырьки – говорите; как у меня закончится шампунь – принесу.
В кафе он захотел перекусить.
– Павел Сергеевич, я вас прошу, может, не надо? – вкрадчиво поинтересовался менеджер.
– Знамо дело, не надо, пошутил я… – гаденько захихикал Павел. – Смотри мне! За что наказывают, знаешь?
– Не за то, что украл, а за то, что попался, – по-военному четко выдал менеджер.
– Попадешься – всё на тебя повешу! Квартиру продашь, в подсобке жить будешь…
После инспекции Павел Сергеевич поехал на лично-деловую встречу в элитный ресторан. Присутствовали депутаты местного законодательного собрания, бизнесмены, банкиры, представители МВД…
Внезапно пришедшая в голову мысль буквально парализовала его: он застыл с вилкой в руке и закашлялся.
…Отчего бы ему не баллотироваться в депутаты? Ведь это даст несопоставимые возможности для нового бизнеса; а если еще и лоббировать чьи-нибудь интересы?!
Да это же золотое дно!
Дома, засыпая на атласных простынях под шелест кондиционера, Павел Сергеевич уже представлял себя в кресле депутата.
Представлял, погружаясь в море удовольствия.
Источник