Экспедиция магеллана пересекла тихий океан

База знаний

Магеллан. Вторжение в Тихий океан

Португалец Фернан Магеллан в 1513 г. возвратился в Лиссабон из дальних странствований. Он побывал в Африке, Индии и в Малакке. На его глазах в 1511 г. отправилась к Молуккским островам португальская экспедиция Антониу д’Абреу. Д’Абреу не добрался до Островов Пряностей, но на один из этих островов, родину великолепной гвоздики остров Тернате, попал некто Франсишку Серран, друг Магеллана, который состоял с ним в переписке. От Серрана Магеллан многое узнал о Молуккских островах.

В Лиссабоне Магеллан познакомился с Жуаном Лижбоа и получил доступ к секретным архивам. Бесспорно, и Лижбоа, и составители секретных карт ошибались. Прохода в Южное море не было ни на 35, ни на 40, ни на 45° ю.ш., и то, что они принимали за проливы, ведущие в это море, было лишь глубокими бухтами и заливами. Но Магеллан этого не знал. Он собрал все данные о дорогах, ведущих в Южное море, и разработал проект плавания к Островам Пряностей западным путем.

В 1517 г. португальский король Мануэл отклонил проект Магеллана. Магеллан вынужден был направиться в Испанию, и в начале 1518 г. его проект был одобрен юным королем Карлом I. Через год Карл I испанский стал одновременно и Карлом V, императором германским, главным образом благодаря щедрым субсидиям дома Фуггеров. Без Фуггеров не обошлось и в деле Магеллана. Кристобаль де Аро, тот самый фуггеровский агент, который четыре года назад посылал Жуана Лижбоа на поиски прохода в Южное море, оказал Магеллану содействие в его хлопотах. 22 марта 1518 г. с Магелланом было подписано соглашение («капитуляция») об организации экспедиции. Это было предприятие, в котором участвовала испанская корона, фирма Фуггеров в лице де Аро и Магеллан.

Проект Магеллана основывался на двух посылках. Во-первых, он считал, что в южной части Южноамериканского материка, где-то около 40 ю.ш., должен быть проход из Атлантического океана в Южное море. Во-вторых, он полагал, что Молуккские острова расположены ближе к Южной Америке, чем считалось ранее,— на 136—138° в.д. (на самом же деле они лежат на 10° западнее). Магеллана ввел в заблуждение Франсишку Серран, который значительно преуменьшил в своих сообщениях с острова Тернате дистанцию, отделяющую Молуккские острова от Малакки.

Флотилия Магеллана, состоящая из пяти кораблей («Виктория», «Тринидад», «Сан-Антонио», «Консепсьон» и «Сантьяго») с экипажем двести шестьдесят пять человек, покинула аванпорт Севильи гавань Санлукар-де-Баррамеду 20 сентября 1519 г. Историографом этой замечательной экспедиции оказался сверхштатный ее участник итальянец Антонио Пигафетта. Маршрут экспедиции описан в шканечном журнале одного из кормчих — Франсиско Альбо.

29 ноября 1519 г. флотилия достигла бразильского берега, а 31 марта 1520 г. отдала якорь в бухте Сан-Хулиан на патагонском побережье, где пробыла почти пять месяцев. Здесь Магеллан с трудом подавил мятеж, вспыхнувший на кораблях. Выйдя из бухты Сан-Хулиан 24 августа 1520 г., Магеллан направился вдоль патагонского берега на юг. 21 октября он открыл вход в пролив, который впоследствии получил его имя.

28 ноября 1520 г. корабли экспедиции вышли из Магелланова пролива в Южное море — в безбрежный океан. К этому времени у Магеллана оставалось только три корабля. Судно «Сантьяго» затонуло неподалеку от бухты Сан-Хулиан, а корабль «Сан-Антонио» из Магелланова пролива увел в Испанию кормчий-дезертир Иштеван Гомиж.

С 28 ноября 1520 по 24 января 1521 г. Магеллан шел сперва на северо-северо-запад, а затем на северо-запад, не встречая ни малейших признаков земли. Безбрежный океан, который пересекали его корабли, он назвал Мирным или Тихим (Pacifico), так как все время стояла ясная погода и океан был удивительно спокойным.

24 января на 16 1 /₄° ю.ш. был открыт необитаемый островок, который Магеллан назвал островом Сан-Пабло. Это был, по всей вероятности, один из коралловых атоллов на восточной окраине архипелага Туамоту, быть может, атолл Фангахина, или Ангатау. 4 февраля на 10 2/3° ю.ш. показался другой необитаемый остров; в его водах было множество акул, и по этой причине он получил название острова Акул (Los Tiburones). Видимо, то был либо остров Каролайн, либо остров Восток в южной группе Центральных Полинезийских Спорад. 12—13 февраля корабли пересекли экватор и вошли в воды северного полушария. 6 марта 1521 г. флотилия Магеллана подошла к острову Гуам — самому южному в Марианском архипелаге.

Беспримерный переход от Магелланова пролива к Марианским островам был совершен за три месяца и двадцать дней; навигационная обстановка была исключительно благоприятной, но все это время экипажи кораблей испытывали муки голода, так как съестные припасы кончились уже при выходе из Магелланова пролива. «Мы питались,— пишет Пигафетта,— сухарями, но то были уже не сухари, а сухарная пыль, смешанная с червями, которые сожрали самые лучшие сухари. Она сильно воняла крысиной мочой. Мы пили желтую воду, которая гнила уже много дней. Мы ели также воловью кожу, покрывающую грот-рей, чтобы ванты не перетирались; от действия солнца, дождей и ветра она сделалась неимоверно твердой. Мы замачивали ее в морской воде в продолжение четырех-пяти дней, после чего клали на горячие уголья и съедали ее. Мы часто питались древесными опилками. Крысы продавались по полдуката за штуку, но и за такую цену их невозможно было достать». Вся команда была поражена цингой, от которой умерло девятнадцать человек. До крайности истощенные, погибающие от жажды и цинги, участники экспедиции с тоской глядели в незнакомое южное небо, где не было путеводной Полярной звезды. Правда, Южный Крест уже хорошо был знаком испанским и португальским мореплавателям, но впервые европейские моряки увидели скопление тусклых звезд — неизвестное обитателям северного полушария созвездие, которое получило название Магеллановых облаков.

Все европейские мореплаватели, совершавшие переход от Магелланова пролива к гаваням Юго-Восточной Азии, на протяжении последующих двухсот пятидесяти лет придерживались курса, которым шел Магеллан к Марианским островам. Примерно до 30° ю.ш. Магеллан шел на север и северо-северо-запад по Перуанскому течению, севернее островов Хуан-Фернандес он, вступив в полосу юго-восточных пассатов, направился на северо-запад, проследовал чуть севернее острова Пасхи и в водах архипелага Туамоту вошел в полосу Южного Пассатного течения. Это был наиболее выгодный курс, но по иронии морской географии трасса Магеллана пересекла самую «безземельную» часть Океании. В стороне от нее оставались главные архипелаги Полинезии — острова Общества, Самоа и Тонга, не говоря уже о Новой Зеландии и Австралии.

Итак, 6 марта 1521 г. Магеллан и его спутники отдали якорь на острове Гуам. Здесь испанских мореплавателей тепло и радушно встретили люди, которые не имели ни малейшего представления о волчьих законах цивилизованной Европы. Понятия о собственности у них совершенно не соответствовали европейским, и они с легким сердцем брали на кораблях то, что им было по душе. И на острове Гуам разыгралась кровавая трагедия. Магеллан «высадился на берег с сорока или пятьюдесятью вооруженными людьми, которые сожгли сорок — пятьдесят хижин и большое количество лодок и убили семерых туземцев». Хотя именно испанцы проявили себя здесь как разбойники, они присвоили этому архипелагу название Разбойничьих островов (Islas de los Ladrones).

Очень короткие записи Пигафетты о пребывании на этих островах представляют, однако, огромный интерес. Ведь Пигафетта побывал на Марианских островах, когда общественный уклад их жителей, материальная культура, обычаи и нравы не подвергались разрушительному европейскому влиянию. «Каждый из этих туземцев,— писал Пигафетта,— живет согласно своей воле, так как у них нет властелина. Ходят они нагие, некоторые носят бороду и черные волосы, спускающиеся до пояса. Они носят подобно албанцам небольшие шляпы из пальмовых листьев. Они такого же роста, как и мы, и хорошо сложены. Они ничему не поклоняются. Цвет их кожи смуглый, хотя родятся они белыми. Зубы их окрашены в красный и черный цвета, они это считают признаком самой большой красоты.

Женщины ходят голые, только срамная часть у них прикрыта узкой полоской тонкой, как бумага, коры, растущей между древесиной и корой пальмы. Они миловидны и изящно сложены, цвет кожи у них светлее, чем у мужчин. Черные волосы их распущены и падают до земли. Женщины не занимаются полевыми работами, а проводят время дома за плетением циновок, корзин и изготовлением других хозяйственных предметов из пальмовых листьев. Пищу их составляют кокосовые орехи, бататы, фиги величиной в пядь [бананы], сахарный тростник и летающие рыбы помимо другого съестного. Они мажут тело и волосы кокосовым и кунжутовым маслами. Дома их построены из дерева, крышей служат жерди, на которых лежат листья фигового [бананового] дерева длиной две пяди; в домах есть полы и окна.

Комнаты и постели убраны очень красивыми пальмовыми циновками. Спят они на пальмовых тюфяках, очень мягких и нежных. Иного вида вооружения, кроме копья с насаженной на его конце рыбьей костью, у них не имеется. Они бедны, но весьма ловки и особенно вороваты, вследствие чего эти три острова названы были Островами воров (Разбойничьими). Они бороздят море на своих лодчонках, что служит развлечением как для мужчин, так и для женщин. Лодки напоминают собой физолеты [венецианские быстроходные лодки], но они уже, некоторые окрашены в белый и красный цвета. Напротив паруса лежит заостренное в конце бревно, к нему накрест прикреплены жерди, опускающиеся в воду, чтобы уравновесить лодку. Парус изготовляется из сшитых вместе пальмовых листьев и напоминает собой латинский парус. Рулем служит лопасть, похожая на лопатку булочника, с куском дерева на конце. Корма служит также и носом; в общем они напоминают дельфинов, которые перескакивают с волны на волну». Это описание — первая весточка о совершенно неведомом океанийском мире и первое сообщение о замечательных микронезийских судах — лодках с балансиром.

От острова Гуам Магеллан направился 8 марта 1521 г. на запад и 16 марта достиг Филиппинских островов (он назвал их островами Сан-Ласаро). Здесь, на островке Матан, 27 апреля 1521 г. Магеллан погиб в стычке с местными жителями. Оставив на Филиппинах корабль «Консепсьон», поредевшие команды на «Виктории» и «Тринидаде» направились к острову Калимантан.

После месячной стоянки в Брунее корабли вышли в море в поисках Молуккских островов и 8 ноября 1521 г. достигли острова Тидоре, одного из этих желанных Островов Пряностей.

В дальнейшем судьбы «Виктории» и «Тринидада» сложились по-разному. «Виктория» под командой Себастьяна Эль-Кано от Молуккских островов направилась через Индийский океан к мысу Доброй Надежды и, обогнув его, возвратилась в Испанию. Она прибыла в Санлукар-де-Баррамеду 6 сентября 1522 г. Эль-Кано, следуя маршрутом, намеченным Магелланом, совершил первое в истории человечества кругосветное плавание.

Командир «Тринидада» Гонсало Гомес де Эспиноса, 6 апреля 1522 г. покинув Тидоре, решил снова пересечь Тихий океан, чтобы добраться до Панамы. Эспиноса не знал, что в десятых и двадцатых широтах северного полушария Северное Пассатное течение и северо-восточные пассаты чинят непреодолимые препятствия кораблям, идущим в восточном направлении. Шесть месяцев он пробивался на восток, но в конце концов вынужден был повернуть к Молуккским островам. Любопытно, что Эспиноса, пытаясь вырваться из полосы противных ветров, зашел довольно далеко на север, возможно даже до широты Владивостока. На Молукках корабль и команда сразу же попали в плен к португальцам, которые, дознавшись, что их соперники появились на острове Тидоре, послали туда очень сильную флотилию. Эспиноса прошел через тяжкие испытания португальского плена и только в 1527 г. возвратился в Испанию.

Неудачный рывок «Тринидада» на восток оставил, однако, заметные следы в истории тихоокеанских открытий. В 1837 г. опубликован был любопытный португальский документ — изложение рапорта кормчего «Тринидада» генуэзца Леона Панкальдо. В этом рапорте кормчий писал, что в мае и в июне 1522 г. моряки «Тринидада» открыли несколько островов в западной части Тихого океана. По всей вероятности, это были острова Агрихан и Мауг (у Панкальдо они названы островами Маграге и Мао) в северной группе Марианского архипелага и остров Сонсорол на западной окраине Каролинской гряды. На Мауге с «Тринидада» сбежали трое моряков, и одного из них, Гонсало де Виго, испанская экспедиция Саласара подобрала четыре года спустя на Гуаме. На остров Гуам Виго доставили на своем каноэ местные обитатели.

Кругосветное плавание Магеллана — Эль-Кано имело огромное всемирно-историческое значение. Вслед за открытиями Колумба и Бальбоа последовало открытие пролива из Атлантического океана в Южное море. «Насквозь» пройден был величайший из океанов земного шара, доказано, что Новый Свет отделяет от восточных берегов Азии водное пространство, которое почти втрое шире Атлантики, и что в этом океане океанов есть обитаемые земли.

Великие открытия Магеллана ввели в сферу европейской колониальной экспансии островной мир Океании. Разбойничьи вылазки спутников Магеллана на Марианских и Филиппинских островах и их пиратские «подвиги» в морях Малайского архипелага были первыми сигналами, возвестившими начало эры колониализма. К Филиппинам, к островам Микронезии, к странам Восточной Азии рыцари первоначального накопления проложили сквозную морскую дорогу. Теперь не только восточный путь Васко да Гамы, но и западный путь Магеллана соединил с Европой Индию и «Катай» — богатейшие на свете земли, к которым со времен Марко Поло устремлялись все помыслы искателей легкой наживы.

Источник

Тихий океан

«Это такое огромное море, что ум человеческий не может вместить его».

Началось невиданное в истории плавание по «Великому южному морю». Магеллану очень повезло: он попал в Тихий океан в то время года, когда штормы и бури в его центральной части случаются редко. Если бы Магеллан отважился пересечь Тихий океан в иное время, его ждала бы неизбежная гибель. Но теперь океан был спокоен. За все время плавания по его просторам моряки ни разу не испытали бурь. Поэтому Магеллан назвал его «Тихим океаном».

Сначала все шло хорошо. Испанцы радовались тому, что совершили столь блистательный подвиг. Они нашли пролив, поиски которого столько лет волновали умы моряков и географов, прошли этим проливом, преодолев сотни опасностей, и теперь корабли плывут прямо к Молуккским островам, подгоняемые попутным ветром.

Стало гораздо теплее. Океан изобиловал рыбой. Антонио Пигафетта писал, что альбатросы и крупные хищные рыбы «бонито» охотятся за летающими рыбами, которых моряки называли «ласточками». По его словам, «когда за ласточками гонятся, они выпрыгивают из воды и летят примерно на расстояние выстрела из лука, пока их крылья влажны, а потом опять погружаются в море. Между тем их враги следуют за их тенью и, очутившись на том месте, где ласточки падают в воду, ловят и пожирают их, — это чудесное и приятное зрелище».

Сначала корабли шли на север недалеко от берега. Но 16 декабря Магеллан, думая, что слишком далеко поднялся на север, повернул на северо-запад.

Океан был по-прежнему спокоен. Зато путешественников ожидали другие беды. В Тихом океане рассеяно множество обитаемых островов. Случайно корабли Магеллана прошли вдалеке от них. А между тем провизия иссякла. Рыба скоро исчезла, и моряки все время вытаскивали пустые сети. Плывя почти три месяца по Тихому океану, испанцы принуждены были довольствоваться тем запасом пищи, воды и дров, который был на кораблях, когда они покинули берега Огненной Земли.

Вскоре после выхода в открытое море к Магеллану подошел смущенный писец, на обязанности которого лежало наблюдение за продовольствием, и шепотом попросил его спуститься в трюм.

Командир вошел в низкий, полутемный склад. Писец показал ему только что вскрытую бочку. В ней лежала сбитая в грязные, серые комья мука. Всюду виднелся крысиный помет, от бочки шел тяжелый, затхлый запах.

— Я ничего не понимаю, сеньор командир! — проговорил торопливо писец. — Если вон те бочки отсырели, то они ведь стояли с краю. А эта бочка наверху — значит, она должна быть сухой. Да к тому же, как могли попасть в закупоренную бочку мыши?

— А много таких? — спросил командир, движением головы указывая на только что вскрытую бочку.

— Почти все, которые мы теперь вскрываем, — ответил тихо писец. — Но что удивительнее всего — рядом попадаются бочки с превосходной мукой. Значит, еще в Испании на корабль погрузили бочки с испорченной мукой.

Магеллан медленно поднялся по узкой лестнице наверх. Угроза голода во весь рост встала перед ним, и внезапно он вспомнил красивое и наглое лицо Себастиана Альвареша, и его прощальные слова вновь прозвучали в ушах командира: «Поступайте так, как находите нужным, но помните — впереди вас ждут многие испытания».

Вечером Магеллан приказал тщательно экономить продовольствие и воду. Испорченную муку сушили на солнце и просеивали. На всем корабле был слышен тяжелый, затхлый запах. Первое время моряки не хотели есть хлеб из прогорклой и затхлой муки. Но неделя проходила за неделей. Все так же днем пекло солнце, а по ночам сияло созвездие Южного Креста, все так же синел безбрежный океан. Понемногу люди перестали гнушаться хлебом и лепешками, испеченными из затхлой муки. Но потом и эта мука стала приходить к концу. Оставалось мало воды — тухлой и желтой. Сначала шепотом, по углам, потом громко, хотя и полушутливо, стали поговаривать, что пора взяться за крыс: «Они съели и испачкали нашу муку — пусть теперь поплатятся», смеялись матрасы.

Такие грустные шутки продолжались лишь несколько дней. Как-то утром Антонио Родригес, старый солдат, воевавший с турками, французами и мавританскими пиратами и побывавший в алжирском плену, вышел на палубу с пойманной крысой. Он сварил ее в котелке и съел на глазах у товарищей. С этого дня началась охота на крыс. Их ловили в самодельные ловушки, убивали мечами, а потом пекли и варили. Но скоро и крыс стало мало. Более ловкие охотники продавали крыс товарищам.

Антонио Пигафетта похудел. Он чувствовал недомогание, суставы его болели, десны распухли и кровоточили, зубы шатались. Но он по-прежнему старательно записывал в свой дневник все то, что, по его мнению, могло интересовать его влиятельных покровителей — флорентинских купцов и банкиров.

Итальянец писал: «Вода, которую мы принуждены были пить, была тухлая и вонючая; мы ели кожу, которой, чтобы веревки не перетирали дерева, покрывают снасти. Эта кожа под действием воды, ветра и солнца так затвердела, что ее нужно было размачивать в морской воде в течение четырех-шести дней. Затем мы пекли ее на угольях и ели. Часто мы питались древесными опилками, и даже крысы, столь противные человеку, сделались таким изысканным блюдом, что за них платили по полдуката за штуку».

Беспредельный океан стал страшить путешественников. Пигафетта пишет: «Я не думаю, чтобы кто-нибудь в будущем хотел предпринять подобное путешествие. Если бы, выйдя из Патагонского пролива, мы держались западного направления, то объехали бы вокруг света, не встречая на пути никакой земли: от мыса Желанного мы пришли бы к мысу Одиннадцати Тысяч Дев, так как они оба лежат под 52° южной широты»[62].

Новая беда подкараулила испанцев. На кораблях появилась цынга. Тогда еще не знали, что с этой страшной болезнью можно бороться, если моряков снабжать разнообразной пищей и особенно зеленью. Обычно от цынги погибало множество моряков.

Первым заболел один из захваченных в бухте Сан-Хулиан патагонцев, плывший на «Виктории». Он оказался добрым и смышленым человеком, быстро освоился на корабле и особенно полюбил шумного Дуарте Барбоса и вежливого Антонио Пигафетту.

Барбоса скоро нашел общий язык с пленником. Он велел расковать его и сам заботился, чтобы его кормили. По утрам он громко кричал ему приветствия, мешая португальские, индусские и арабские слова. Пленник ничего не понимал, но громкий, раскатистый смех капитана говорил яснее слов. Пленник радостно улыбался и отвечал непонятным патагонским приветствием.

По-иному вел себя Пигафетта. Антонио помнил о поручениях итальянских купцов и банкиров. По целым дням просиживал он с патагонцем и, показывая на различные предметы, старался записать необычайно трудные для европейца патагонские названия. Патагонец так привык к этому, что, видя Пигафетту, сам спешил ему навстречу, приветствуя его первыми, пришедшими на память патагонскими словами.

Пигафетта терпеливо записывал все, что мог понять у патагонца. Кто знает, быть может, когда-нибудь европейцы наладят торговлю с Патагонией и построят там крепости и города. Тогда его патагонский словарь станет незаменимым, а ему, Антонио Пигафетте, будет обеспечена сытая старость, да и вся команда полюбила веселого, общительного патагонца. Пленник часто забавлял моряков, засовывая глубоко в горло стрелы и тонкие палочки. Антонио Пигафетта вообразил даже, что это один из приемов туземной медицины[63]. Патагонец удивлял всех огромным аппетитом.

Карта Западного полушария (1596 г.).

На этой карте изображена огромная «Южная Магелланова Земля». В левом верхнем углу фигура Христофора Колумба, в правом верхнем углу — Америго Веспуччи; в нижнем левом углу — Магеллана; в правом нижнем углу — Франциско Писсаро.

Но через две недели после того, как корабль вышел в Тихий океан, патагонец заболел. Он перестал есть, у него стали кровоточить десны. Один за другим выпадали зубы. Патагонец слег. Однажды утром его нашли мертвым.

— Тоска по родине, — решил Пигафетта.

— Нет, друг, — ответил Дуарте, — это новая, еще малоизвестная болезнь. С тех пор, как моряки начали уходить далеко в открытое море, она стала страшной гостьей на кораблях. Спасение от нее — высадка на берег. Но нам предстоит долгое плавание по океану, и я уверен, что пленник наш будет не единственной жертвой этой новой чумы.

Дуарте оказался прав. Цынга косила одного за другим. Больные валялись в трюмах и на палубах. Во время плавания переболело цынгой около пятидесяти моряков; девятнадцать человек умерло.

Путешественники с тоской всматривались в даль. Но спокойный океан был пустынен.

Магеллан переносил все тяготы пути наравне с простыми матросами и часто отказывался от своей чарки воды в пользу больных. Он осунулся, раненая нога его опять разболелась, глаза ввалились, в черной густой бороде появилась седина.

По горькой иронии судьбы, он полностью выполнил зарок, который дал у входа в Магелланов пролив, — ел кожу с корабельных снастей, но вел корабль вперед.

По-прежнему он ободрял товарищей. Несмотря на хромоту, он был очень ловок и почти все время был в движении. Его небольшая фигура появлялась всюду: на верхней палубе, у бочек с протухшей водой, в камерах, где хранились порох и оружие, в каютах, где стонали больные.

Магеллан радовался тому, что, несмотря на все невзгоды, корабли идут к цели, осуществляя его заветную мечту.

24 января 1521 года в полдень юнга крикнул с верхушки мачты: «Земля!»

Все бросились наверх. Даже тяжело больные цынгой с трудом говорили шепотом друг другу: «Земля!»

«Земля!» повторяли, поднимаясь наверх, те, которые еще имели силы вскарабкаться на палубу.

Подняли все паруса. На «Виктории» раздался пушечный выстрел. Это нетерпеливый Барбоса приветствовал долгожданную землю. Корабли пошли быстро, но морякам казалось, что они ползут слишком медленно, и все с жадностью всматривались в даль.

Горькое разочарование ждало путешественников. Земля оказалась безлюдным и бесплодным островом. Впоследствии он получил название острова Сан-Пабло. Магеллан велел плыть дальше. Угрюмо разошлись по своим местам моржи. Через несколько дней вновь показалась земля. Но и на этот раз это был мрачный скалистый остров. Позднее его назвали островом Акул. Магеллан прозвал оба острова «Несчастливыми островами».

Опять потянулись унылые дни. Океан казался бесконечным. Новые заботы появились у командира. Он знал, что эскадра проделала большую часть пути и скоро может попасть туда, где плавают португальские корабли.

Встречи с португальцами Магеллан очень опасался. Его корабли были сильно изношены, голодные и больные моряки окажутся плохими бойцами. Если португальцы нападут — сопротивление будет бесполезно. Очень возможно также, что Магеллан, избегая столкновения с португальцами, рассчитывал пройти далее на север, добраться до Чипангу — Японии, о которой еще со времен Марко Поло ходили самые фантастические рассказы.

Дело в том, что на картах конца XV и начала XVI века Чипангу помещали недалеко от Калифорнии. Интересно, что во время второго плавания на Филиппинские острова, в 1525 году, в котором принимал участие один из спутников Магеллана, Себастиан Эль-Кано, руководитель экспедиции Лойяса ставил своей задачей найти Чипангу — Японию. Для этого он забрался далеко на север. Знаменитый испанский кормчий Андрес де Урданета писал о плавании Лойяса: «Мы плыли, борясь со всеми этими препятствиями, вплоть до 14–15° северной широты в поисках Чипангу, но, так как люди умирали один за другим от усталости и лишений, мы решили взять курс на Молуккские острова».

Итак, Магеллану предстоял выбор: идти напрямик к Молуккским островам и, быть может, попасться в лапы португальцев или пройти на север, добраться до Японии, Китая или какой-нибудь иной, еще независимой от португальцев страны, там починить корабли, дать отдых команде, вылечить больных и, забрав провизию и воду, со свежими силами, поплыть к Молуккским островам.

Теперь, накануне завершения плавания, командир должен был проявить особую осторожность и не рисковать понапрасну. Магеллан долго колебался. Наконец, он решил обмануть товарищей.

13 февраля 1521 года он созвал всех, кто мог стоять на ногах, и сказал им:

— Друзья, я произвел вычисления. Цель нашего плавания — Молуккские острова, родина пряностей — близка!

Возгласы восторга приветствовали его слова.

— Но многие из вас знают, друзья, что на Молуккских островах нет воды, — продолжал командир. — Поэтому я хочу изменить курс и сначала добраться до таких земель, где есть и вода и провизия, а потом уже вернуться к островам пряностей. Что толку, если мы найдем Молуккские острова и умрем там от жажды?

Португальцы, чтобы отвадить других моряков от плавания к Молуккским островам, давно уже распускали ложные слухи о том, что на островах этих нет воды, а море у берегов так глубоко, что нельзя стать на якорь. Испанские моряки слышали эти рассказы и поверили Магеллану.

Корабли изменили курс. Так плыли весь февраль. Моряки болели и умирали.

В эти дни умер также и Антонио де Кока, один из руководителей мятежа в Сан-Хулиане. Он был приговорен судьей Эспиносой к смертной казни, но помилован Магелланом.

Лишь 6 марта с кораблей увидели землю. На этот раз перед моряками раскинулись одетые зеленью берега. Но и здесь испанцам не повезло.

Началось хорошо. К кораблям подъехали на множестве лодок островитяне. Это были нагие люди, в небольших шляпах из пальмовых листьев. Их красивые белые, красные и черные лодки удивляли испанцев.

Островитяне привезли на корабли свежую рыбу, битую птицу, сахарный тростник. Они не знали собственности: они сами с готовностью отдавали все, что у них просили испанцы, но зато пытались брать себе все, что им нравилось на кораблях. Это выводило моряков из себя.

Пока дело ограничивалось безделушками, испанцы сдерживались, но когда туземцы унесли куски паруса и небольшой якорь, Магеллан приказал прогнать их с корабля.

Наутро оказалось, что островитяне за ночь отвязали и увели шлюпку. Командир рассердился. Взяв с собой сорок вооруженных матросов, он высадился на берег. Завязалась схватка. Туземцы были вооружены только деревянными копьями. Они смело защищались, но испанцы быстро одержали верх.

Пигафетта пишет: «Когда мы отправились на берег, чтобы наказать островитян, наши больные просили нас привезти им внутренности какого-нибудь убитого жителя, будучи убеждены, что они помогут им выздороветь в короткое время.

Когда наши люди наносили островитянам раны стрелами (которых те совершенно не знали), пронзая их насквозь, эти несчастные старались вытащить их то за один, то за другой конец, после чего умирали от ран, но мы не сожалели об этом».

Преследуя туземцев, отряд Магеллана добрался до селения на берегу залива. Под тенью высоких деревьев были разбросаны островерхие хижины, крытые огромными листьями. Внутри испанцы не нашли никаких сокровищ. Там были лишь мягкие постели из цыновок и соломы, копья с наконечниками из рыбьих костей да пестро раскрашенные глиняные горшки. На берегу среди разноцветных лодок, вытащенных на песок, моряки увидели свою шлюпку.

Магеллан приказал возвращаться на корабли. Перед уходом матросы подожгли хижины и лодки.

Во время схватки испанцы убили семь островитян. Оставаться на берегу было опасно, и на другой день Магеллан решил поскорее уходить в море, хотя моряки еще не успели как следует запастись водой и продовольствием. Островитяне долго плыли на своих лодках за уходящими кораблями. Они швыряли в пришельцев камнями, а женщины плакали и рвали на себе волосы, вспоминая, должно быть, близких, убитых испанцами.

Ладронские, или Марианские, острова. Рисунок в рукописи Антонио Пигафетты.

Несмотря на то, что моряки пробыли на этих островах недолго, Пигафетта успел собрать немало интересных сведений об их обитателях. Он пишет: «Эти народы не имеют никаких законов. У них нет ни короля, ни вождя. Они ничему не поклоняются. Ходят совершенно нагими; некоторые из них носят длинную бороду; черные волосы, завязанные узлом на лбу, спускаются до пояса. Они носят небольшие шляпы из пальмовых листьев, похожие на албанские. Люди эти такого же роста, как и мы, и хорошо сложены. Их кожа оливкового цвета, но говорят, что родятся они белыми, а потом становятся темными. Они искусно раскрашивают себе зубы в красный и черный цвета. Женщины миловидные, хорошо сложены и не так темны, как мужчины. У них тоже черные прямые волосы, которые падают до земли. Они, подобно мужчинам ходят нагими, закрываются лишь узкими, передниками из тонкой, как бумага, пальмовой коры…

Развлечением им служат прогулки с женами в лодках, приспособленных для ловли летучих рыб при помощи сделанных из рыбьих костей крючков. Лодки эти подобны тем, на которых ездят в Венеции, но они уже. Они окрашены в черный, белый и красный цвета. На одном борту укреплен парус, а к другому, — чтобы сделать лодку более устойчивой, — прикрепляется с помощью жердей большое бревно. Паруса эти сделаны из пальмовых листьев, сшитых вместе, и похожи на латинский парус».

Вспомнив узкие паруса кораблей Средиземного моря, Магеллан назвал этот архипелаг островами «Латинских Парусов». Позднее испанцы прозвали эти острова «Разбойничьими» («Ладронес»), потому что у всех кораблей, приходивших к их берегам, происходили такие же недоразумения с туземцами, как и у Магеллана[64].

Еще восемь дней плыли корабли на запад, а 16 марта вновь показался берег. За белой линией прибрежного буруна блестел песок, а дальше виднелись тонкие пальмы. Это был остров Самар — один из Филиппинских островов.

Магеллан стоял на высокой корме, когда попутный ветер гнал корабли к неведомому берегу. Осуществлялись его заветные мечты. Он выполнил самую трудную часть своего задания — открыл пролив между Атлантическим и Тихим океанами и пересек впервые в истории величайшее водное пространство земного шара — Тихий океан.

Читайте также

Глава 7 ТИХИЙ ОКЕАН

Глава 7 ТИХИЙ ОКЕАН Путь на мостик не бывает гладким, И нельзя построить по прямой Курс от первой штурманской прокладки До последней мили за кормой. Игорь Пантюхов. Капитаны Будущий адмирал, а тогда капитан 2-го ранга, Александр Васильевич Колчак писал в декабре 1907 года

ТИХИЙ ОКЕАН © Перевод Ю. Жукова

ТИХИЙ ОКЕАН © Перевод Ю. Жукова Тихий океан изменчив и коварен, как душа человека. Только что глухо волновалась его свинцовая зыбь, точно это Ла-Манш у мыса Бичи-Хед, и вот уже вздулись, закипели бешеные волны, понеслись с белой пеной на гребнях. Редко, очень редко океан

ГЛАВА 8 От мыса Пилар в Тихий океан. Буря отбрасывает «Спрей» к мысу Горн. Самое значительное морское приключение капитана Слокама. Снова в Магеллановом проливе после прохода через пролив Кокберна. Туземцы знакомятся с обойными гвоздями. Полоса жестоких ветров. Путь снова лежит на запад

ГЛАВА 8 От мыса Пилар в Тихий океан. Буря отбрасывает «Спрей» к мысу Горн. Самое значительное морское приключение капитана Слокама. Снова в Магеллановом проливе после прохода через пролив Кокберна. Туземцы знакомятся с обойными гвоздями. Полоса жестоких ветров. Путь

Тихий океан. Пунта-Аренас – Дарвин (8 февраля 2001 г. – 28 июля 2002 г.)

Тихий океан. Пунта-Аренас – Дарвин (8 февраля 2001 г. – 28 июля 2002 г.) Евгений Гвоздев, как типичное «лицо кавказской национальности» и южный человек, терпеть не может холода. Вернее, сильно его не любит, потому что некомфортные температуры, близкие к нулю градусов, терпеть ему

Тихий переворот

Тихий переворот Весной 95-го в президентском самолете Андрей Козырев завел разговор с Борисом Николаевичем о грядущих выборах. Он считал, что пришло время к ним готовиться. Хотя бы надо подыскивать людей, имеющих представление о выборных технологиях.— Ну что вы мне все

ВЫХОД В ТИХИЙ ОКЕАН

ВЫХОД В ТИХИЙ ОКЕАН Находясь перед входом в Магелланов пролив, Дрейк переименовал свой флагманский галеон «Пеликан» в «Голден хайнд» — «Золотую лань». Предполагают, что это было сделано в честь фаворита королевы сэра Кристофера Хэттона, верх гербового щита которого

Глава XI «Тихий Дон»

Глава XI «Тихий Дон» Высшее командование Возвратившись в сентябре из Африки, я представился начальнику генерального штаба сухопутных сил генерал-полковнику Гальдеру и вручил ему письмо Роммеля, в котором последний подчеркивал серьезность обстановки в районе

Тихий океан

Тихий океан «Это такое огромное море, что ум человеческий не может вместить его». Максимилиан Трансильванский. Началось невиданное в истории плавание по «Великому южному морю». Магеллану очень повезло: он попал в Тихий океан в то время года, когда штормы и бури в его

«ТИХИЙ ДОН»: КАК НАЧИНАЛСЯ…

«ТИХИЙ ДОН»: КАК НАЧИНАЛСЯ… Историческое свидетельство жене. Откуда главные герои романа? Номенклатура двух ЦК. Надолго ли? Приказ старого писателя. Сталин и роман. Кто автор слухов о плагиате? «USA» в планах. Письма кинозвезде Эмме Цесарской Иногда биографу везет

Глава 7 Тихий океан

Глава 7 Тихий океан Путь на мостик не бывает гладким, И нельзя построить по прямой Курс от первой штурманской прокладки До последней мили за кормой. Игорь Пантюхов. Капитаны Будущий адмирал, а тогда капитан 2-го ранга, Александр Васильевич Колчак писал в декабре 1907 года

5. Макаров и Тихий океан (1886–1889)

5. Макаров и Тихий океан (1886–1889) Исследования С. О. Макаровым северной части Тихого океана были выполнены во время совершенного им в 1886–1889 гг. кругосветного плавания на парусно-паровом корвете «Витязь», которым он командовал.В задачи плавания «Витязя» совершенно не

ТИХИЙ ОКЕАН

ЧЕРЕЗ ТИХИЙ ОКЕАН

ЧЕРЕЗ ТИХИЙ ОКЕАН За двое суток нашей стоянки в Хакодате мы успели погрузить на «Литке» дополнительный зимний запас, уголь, техническое оборудование и все прочее, чуть ли не в таком же количестве, какое мы взяли уже во Владивостоке. Приходилось прямо-таки удивляться

Источник