Евгений Южин: «Пушкин на украинском – это просто кощунство»
А начиналось всё в далёком 89-м, в красивом южном Ильичёвске (ныне этот город носит название Черноморск). Женя, кстати, с грустью констатирует, что и в паспорте его родиной числится город, которого больше нет.
— Тривиально всё было весьма, если говорить о приходе в музыку. Как многих мама привела за ручку в музыкальную школу. Жили мы крайне бедно. Пианино было не просто купить не на что — его и поставить было некуда. Потому было ясно, что выбор за небольшим музыкальным инструментом. И доступным. Гитара отпала сама собой. При всей её романтичности, я понимаю (и тогда видимо понимал), что это не мой инструмент. Да и мой дед Николай Петрович сделал за меня выбор в сторону аккордеона. Удивительный был человек дед — невероятно творческая натура, писал стихи, играл на гитаре. 14 было ему, когда началась война. Но он её прошёл. И вот он делает мне удивительный подарок (я в жизни больше подобного не видел) — аккордеон-четвертушку. Я кстати потом разобрал его, чтоб посмотреть, как он устроен.
— Ну, правильно — как всякий мальчишка, надо разобрать машинку, чтоб понять, как она едет.
— И вот в пятилетнем возрасте я очутился с этим маленьким аккордеончиком на пороге музыкальной школы. Мне сказали: «Ну, давай, малыш — посмотрим, на что ты способен». Год я поковырялся, пока ручки были маленькие. А потом дед с мамой сложились и купили мне уже аккордеон три четверти, побольше.
— Было любимое произведение для аккордеона, которое ты исполнял?
— Да! Восхитительный вальс «Под небом Парижа»! Я играл его с вариациями в выпускном классе музыкальной школы. И всю мою учёбу в музыкалке этот вальс присутствовал в моей музыкальной жизни.
— Есть же, мне кажется, вокальная версия этого вальса или я ошибаюсь?
— Есть. Но это не моя история…
— Почему?
— Во-первых, произведение написано для инструментального исполнения. Но даже если паче чаяния и захочется его спеть, то в таком случае делать это нужно обязательно на французском. Но я понял, что не владея языком в совершенстве, я не вправе это делать. Слушая «Под небом Парижа» если и представИм голос, то Пиаф или Азнавура.
— Так когда же ты, перешёл к пению от аккордеона?
— В какой-то момент мне захотелось музыку не только играть, но и что-нибудь написать. Причём сочинял и наигрывал я не на фоно — его дома не было. Показал педагогу, который к моему удивлению сказал, что у меня неплохо получается писать песни. И он же мне посоветовал попробовать самому исполнить, подростковая мутация голоса уже произошла. И я начал развивать себя в этом направлении. Пришёл к гуру Ильичёвска по классу вокала и начал с этим педагогом заниматься. Мой выбор осознанно пал на академическое, а не на эстрадное пение. Романсы, неаполитанские песни, оперное пение мне было ближе всегда почему-то.
— Ты на разных языках поёшь? А в семье говорили в детстве по-русски? Или по-украински?
— Семья у меня была полностью русскоязычная. А если говорить о корнях — по маминой линии дед мой наполовину поляк, наполовину украинец. А бабушка — цыганка. А по линии отца — бабушка украинка, а дед наполовину румын, наполовину еврей. Вот такая, как говорят, адская смесь (смеётся). И я помню свои вечера советского детства, когда гости собирались огромными компаниями. Как помещались в клетушечках-комнатушечках — уму непостижимо! И ведь совершенно не было тесно! Какой-нибудь повод для посиделок возникал практически каждую неделю. И обязательно пели украинские народные песни. А как это было красиво! Минимум двухголосье. Но, как правило, на три голоса пели. Хлебосольный стол, гостеприимство, улыбки. На столе вареники с вишнями… Сердце щемит, как вспомнишь. Особенно от того, что сейчас такое невозможно…
— Тогда как стало возможным, что это чувство локтя, братская любовь и хлебосольство исчезли?
— В качестве иллюстрации экскурс в прошлое… Мне вспомнился сейчас эпизод юности, год примерно 2004-й, когда я студентом путешествовал автобусами по Европе, и возвращался из Франции в Одессу через Львов. Я там должен был пробыть день, дожидаясь поезда. Я был человеком подготовленным (в том числе разговорами с родителями) к негативизму уже по началу девяностых по отношению к русскоговорящим как в Прибалтике, так и на Западной Украине. Наученный тётями и дядями, я разговаривал на улице исключительно по-украински. И не просто на украинском языке — я ещё старался говорить с небольшим западноукраинским акцентом. И каково же было моё удивление, когда на мои украинские вопросы (как пройти куда-то, к примеру) 90% людей отвечали мне на русском. И ещё что тогда мне запомнилось из дня прогулок по Львову — националистические лозунги, написанные на стенах и заборах, выглядели как-то боязливо. Не могу другого слова подобрать… И я наблюдал, как коренные львовяне реагируют на небольшие националистические группки, устраивающие непонятные для меня тогдашнего митинги. Жители Львова обходили эти малочисленные националистические сходки стороной, покручивая пальцем у виска.
— Комментировали как-то?
— Говорили: «Это националисты». Я специально озадачился этимологией слова «национализм». И национализм, нацизм и патриотизм — это три абсолютно разных для меня понятия. Я закончил в Ильичёвске единственную на тот момент украинскую гимназию. Остальные школы имели либо несколько классов с обучением на украинском языке, либо вообще были полностью русскими. Так вот, мы, учась в полностью украинской гимназии, как дети из русских семей говорили по-русски друг с другом на переменах. У нас, к примеру, не было предмета «русская литература». Но его и в программе обучения не было. Но была в моей жизни потрясающая педагог русского языка и зарубежной литературы, которая сыграла немаловажную роль в моей жизни. К зарубежным авторам программа относила немалый пласт ключевых произведений русской литературы. А этот Учитель позволяла и требовала читать их в «первоисточнике». Хотя программа диктовала, чтоб мы, к примеру, Пушкина читали на украинском языке. Можешь себе это представить?
— К счастью, нет!
— Разумеется, и Шекспира лучше читать на языке автора. В идеале. Но Пушкин на украинском — это просто кощунство, когда ты владеешь русским в совершенстве. Но я не к тому. На тот момент — начала двухтысячных — не было ещё никакой демонизации. Никто не говорил, что нет никакой русской литературы, и всецело признавались заслуги гениев русской классики. Я, учась в украинской гимназии, три года подряд побеждал в областных олимпиадах по русскому языку. Так ведь наравне с олимпиадами по русскому я ездил и на олимпиады по украинскому языку! А в одиннадцатом классе меня пригласили на международную олимпиаду. Готовила меня та самая моя любимая учительница… очень хочется назвать её имя. Только всё настолько вывернулось наизнанку, что я не могу высказать слова благодарности педагогу без угрозы ей этим навредить. Кто б мог такое представить.
— То есть по состоянию на начало 2000-х никакого закручивания гаек не было?
— Мне сложно это оценивать, потому что я был не вовне процесса, а внутри него. Могу сказать лишь одно — совершенно точно не было никакой вражды, никакой языковой полиции тем паче. Просто не было русского языка в старших классах как предмета.
— Тогда где корень этой проблемы?! Распадаются семьи даже на почве национальной вражды. Люди те же — ты их знаешь и знал… Они не изменились. Что случилось?
— Банальная фраза. Но она актуальна как никогда — от любви до ненависти один шаг. Оказывается, любовь очень легко переформатировать. И, конечно, на пропаганде и на незнании многое строится. Меня спрашивают мои родственники: «Жень! Правда, что с нами Россия воюет?» И большого труда стоило переубедить.
— Спрашивают-то уже только по телефону или мессенджерам?
— Эти вопросы мне задавали года 3 назад. Лично могли ещё спросить. Сейчас уже нет…
— А почему больше не задают? Сформировали для себя позицию?
— Нет, если б мой ближний круг сформировал для себя позицию, то кто-то бы отвернулся, а кто-то бы напротив очень плотно прижался. А тут по сути ничего не изменилось в межличностных отношениях. Я думаю, что позицию да, сформировали люди для себя, позицию невмешательства. Лучше я останусь в стороне. Целее буду. Страшно сказать — стало небезопасно говорить о чём угодно, совершенно даже не имеющем отношение к политике, действующей власти и прочим сомнительным сферам. У меня просто клокотало всё внутри, когда в течении 4-х часов меня забросали сотнями комментариев в соцсетях.
— О чём ты говоришь?
— Друзья предложили сделать небольшой концерт в зале на 200 человек этим летом на родине, в Черноморске. Постольку поскольку этот концерт предполагался бесплатным, друзья решили его даже не согласовывать. Сказали — «соберём всех своих, мы тебя давно не слышали». Последний раз я пел в Черноморске в 2013-м году. Да, каюсь, я знал, что есть закон СБУ, который регламентирует согласование любого выступления российского артиста. Но возвращаясь к закидыванию меня «гнилыми помидорами» в виде комментов. Ни слова не было там про закон, дескать, товарищ Южин, как посмел проводить несогласованный бесплатный концерт. Нет! Зацепились за то, что я когда-то уехал с Украины, получил российское гражданство и ещё неизвестно сдал ли украинский паспорт. Это я сильно смягчаю. Потому что было написано огромное количество гадостей, клевета полнейшая. А самый первый пост, под эгидой «Украина, не дадим предателю провести концерт», написала моя бывшая одноклассница. Вспоминать не хочется.
— Но это не помешало провести концерт?
— Да что ты! Никакого концерта не было! Я с конца лета стал персона нон-грата. Должен заметить, что я принципиально не выступал ни в Крыму, ни на Донбассе, потому что у меня мама в Украине. Я просто опасаюсь за неё. И вот в июне я отвёз сына к бабушке. В начале августа друзья предложили этот концерт, разместили в соцсетях афишу. Называться концерт должен был «Черноморский романс», где мы собирались петь половину украинских, половину русских песен. Но после шквала лжи из комментариев стало понятно, что ничего из этой затеи с концертом не выйдет. Там в комментариях вклинивались такие товарищи… Ну, вот пример сообщения — «приезжай, у нас много голодной рыбы в море». Это наиболее «нежное», что я могу тебе рассказать. Я зачем-то ещё пытался в полемику вступить с ними. Пытался что-то доказать. Понимаю — не было смысла. Ибо всё равно следом меня разместили оперативно на «Миротворце».
— И я всё-таки не могу понять — за что? Тебе даже невозможно вменить в вину выступления в Крыму или на Донбассе, как большинству российских артистов!
— А я тебе объясню. Когда только началась вся эта страшная история, Майдан, в конце 2013-го года какой-то украинский политолог написал статью о том, что если российские танки пойдут на Киев — они остановятся в Лиссабоне. Это было сказано в контексте того, что Янукович просил у Президента России некоей военное поддержки. И вот я сделал репост этой записи к себе на страницу тогда. А в этом году это было извлечено из почти небытия и стало основанием размещения меня на «Миротворце». И прописаны мои «регалии» как врага украинского народа такие — «антиукраинская пропаганда и непризнание российской агрессии на востоке». Так вот, по прошествии тех злополучных четырёх часов, когда мне писали эти комментарии, я обнаружил своё имя в четырнадцати печатных изданиях Украины с заголовками а-ля: «Российский певец-украинофоб отменил свой концерт в Черноморске из-за давления гражданского общества».
— Просто за гранью это всё… И как развивались события дальше?
— Мои друзья из Украины обратились в СБУ с просьбой объяснить происходящее. А им ответили, что «Миротворец» не является на Украине официальным источником информации. Это «народное волеизъявление». И добавили, что у них, у СБУ, нет оснований меня не пускать, а вот, дескать, у погранслужбы нужно спрашивать отдельно.
Меня нашёл мой давний друг, который теперь что называется «по ту сторону». В память о нашей дружбе, он просто мне сказал: «Жень, не надо ездить!» Он объяснил, что нахождение на «Миротворце» не даёт никаким службам основания для задержания. Но если какой-нибудь радикально настроенный товарищ, указав на меня пальцем, скажет что «этот вот находится на «Миротворце», это сепар», то на меня налетит целая орава рядом стоящих. И никто не гарантирует, что я сохраню не то что здоровье — жизнь. Вот это и было самое страшное. Потому что я думал, что это всё преувеличено… В общем, сына отправляли одного, в сопровождении бортпроводницы. Первое его взрослое путешествие. К сожалению, отнюдь не безоблачное.
— И как же, Жень, дальше то? Если людям, которые несут в мир музыку, любовь — им вменяют в вину насаждение вражды… Как победить эту ненависть?
— Возможно, легко с позиции музыканта говорить, что язык музыки — универсален. Что этот язык может людей объединить, призвать к здравому смыслу, к попыткам прийти к консенсусу… Но страшно другое! Нам — музыкантам затыкают рты! Нам не дают эту музыку сыграть для своих же, украинцев! При том, что как раз украинским артистам никто никаких в России препон не ставит. Сколько уже заслуженных и народных перекочевало сюда. Не может быть музыка в политике, не может она способствовать войне! Не должна! И не будет!
Источник
Угол — Евгений Южин
Книгу Угол — Евгений Южин читаем онлайн бесплатно полную версию! Чтобы начать читать не надо регистрации. Напомним, что читать онлайн вы можете не только на компьютере, но и на андроид (Android), iPhone и iPad. Приятного чтения!
Книга Угол — Евгений Южин читать онлайн бесплатно без регистрации
Садух был не в настроении. Люди из охраны старались лишний раз не приближаться к боссу – они мелькали бесшумными силуэтами вдали за деревьями, старательно избегая появления в поле зрения раздраженного старосты. Близился вечер, маленький отряд подходил к цели своего короткого путешествия – высокой скале, торчавшей уцелевшим гнилым зубом в обрывистом уступе. Последний служил границей Облачного края – обширного плато, лежащего между отрогами Великих гор и грандиозной равниной, прятавшей на своих просторах не только бассейн самой большой реки континента – Дона, но и десятка его братьев и сестер, несущих воду предгорья в далекий океан на западе.
В последние полгода староста зачастил к этому некогда никому не нужному неприступному утесу, возвышавшемуся над долинами внизу на добрую сотню метров. Со стороны плато, конечно, утес был гораздо ниже, но и двадцать метров вертикальной скалы впечатляли. На ее макушке, по слухам, обосновался Илия, член семьи старосты – не новой, большой и разномастной семьи, в которую входили и многочисленные артели, и хутора сборщиков орешка, и биржевики из Саэмдила, и торговые представители в долине Дона, а старой – из тех времен, когда Садух был старостой жалкой тройки хуторов в Облачном крае. Впрочем, о тех временах среди людей старосты никто уже и не вспоминал – бывшая вольница фронтира канула в Лету. Садух подмял под себя всю жизнь на плато, и некоторые поговаривали, что его семья могла бы претендовать и на аристократический статус, если бы не отсутствие среди ее членов представительниц ордена. Отношения между людьми старосты и скелле были сложными, но хитрый новоявленный барон умудрился как-то договориться и его не трогали. С другой стороны, и рассчитывать на то, что кто-то из владеющих искусством войдет в семью, не приходилось – разве что повезет и среди людей Садуха родится девочка с таким нужным даром.
Отдельный разговор – этот самый Илия, живущий нелюдимым сычом на макушке неприступной скалы. Мало кто видел его, но люди поговаривали, что он не из местных – когда-то в прошлом его изгнали мун с Великих гор, и он смог дойти до людей, став к тому же каким-то образом членом семьи самого Садуха. Илия этот был, по-видимому, важной персоной в семье, но точно его роль никто не знал – Садух общался и вел все дела с ним лично. Вот и сейчас охране предстояло проводить босса до подножия скалы и убираться восвояси, что случалось уже не в первый раз. Завтра босс как ни в чем небывало объявится на своем хуторе, едва не опередив собственных быстроногих стражей.
За полгода образовалась настоящая натоптанная тропа, ведущая от хутора Садуха до скалы. Пользовался ею не только староста – на скалу доставляли огромное количество стройматериалов, какие-то детали непонятных механизмов, мелькали, под присмотром людей семьи, торговцы древностями. Командовала всем этим хозяйством, тщательно следя за безопасностью, жена самого Илии – Урухеле, живущая на собственном хуторе, через который проходила дорога к скале. У Урухеле был собственный настоящий муж, а Илия был ее приемным, однако женщина тщательно берегла эту тайну, и неспроста – статус жены таинственного волшебника, по-видимому, приносил ей изрядные дивиденды, не подвергая в то же время никакой опасности.
Граница леса резко оборвалась, не доходя до края уступа, охрана растянулась длинной цепью вдоль ее кромки, стараясь не выходить из-под защиты деревьев. Темный силуэт скалы мрачной тенью заслонял облака на западе, подсвеченные заходящим солнцем. За краем раскинулась половина обитаемого мира – великая равнина Мау. Бугрясь от подножия поросшими лесом холмами, пространство за краем тянулось до далекого горизонта бесконечной плитой темного моря, подсвеченного светом заходящей звезды. Ощущение моря добавляли доминирующие цвета местной растительности – серебристый и темно-бурый, перемежающиеся контрастными пятнами.
Под скалой было темно, здесь уже упал вечер. Хмурый Садух быстро пересек открытое пространство и подошел к маленькой беседке, ютившейся на самом обрыве рядом с возвышающимся над ней утесом. Он сделал знак рукой, и охрана, так и не появившаяся из-за деревьев, тут же развернулась и исчезла в лесу. Простой бронзовый колокол – одно из изобретений Ильи, висел по центру беседки. Садух в очередной раз подумал, что эти мун не такие уж и простаки, если изобрели такую штукенцию, и дернул за обрывок каната, привязанный к билу колокола. Негромкий, чуть глуховатый удар породил звук, заполнивший весь мир вокруг, – казалось, что гудят и вибрируют даже внутренности старосты. Не было ни малейшего сомнения, что этот негромкий гул услышат даже далеко внизу в долине.
Садух знал, что требуется терпение. Поэтому он с удобством расположился в беседке, достал воду, кусочек ореховой пастилы и не доеденный на ходу бутерброд с колбасой. Хозяин скалы обязательно спустится – а староста знал, что тот должен был быть на месте, но это может занять довольно много времени. Мало ли чем был занят человек, когда его застал далекий удар колокола. Да и надо бы обдумать предстоящий разговор – на ходу мысли постоянно выпрыгивали из головы, а вынужденное ожидание в уютном месте с красивым видом – самое то, что надо. Последний раз, когда Садух принес Илье известие о его скелле, тот надолго исчез, едва не подставив семью под неприятности с орденом. Садух чувствовал, что и на этот раз тот улетит. Как же всегда не вовремя появляется эта его пассия из далеких заносчивых аристократов. На носу были две важные перевозки, которые без Ильи превратятся в сложные и опасные операции. Все это настолько было не ко времени, что было сильнейшее искушение не сообщать новости с запада. Но Садух, как ему казалось, очень хорошо знал муна – тот был, с его точки зрения, слишком честен и слишком искренен. Таких людей, если они тебе дороги, лучше не обманывать – не только прервешь всякие отношения, но и можешь заполучить настоящего искреннего врага. А иметь во врагах Илью – чистое самоубийство. Человека, за которым числится целый хвост из мертвых скелле – могущественных волшебниц, способных убить одним движением мысли, лучше держать в друзьях.
Наконец, сияющие закатные облака пересекла быстрая тень. Самолет Ильи развернулся – Садух знал, что тот проверяет, кто побеспокоил его, и, сделав круг, опустился на грунт рядом с беседкой. Староста уже много раз видел летающую машину, сам частенько летал на ней, поэтому, едва завидев ее тень, быстро собрал свои вещи, залпом допил воду – впереди пьянка на полночи, и поспешил к самолету.
За полгода, прошедшие с моего возвращения с востока, я соорудил на своей скале одноэтажный дом, крыша которого стала посадочной площадкой для самолетов. Дом, конечно, слишком сильно сказано – просто накрыл все пространство выемки в скале, напоминавшее кариес каменного зуба, единой крышей. В результате с трех сторон в доме были естественные скальные стены, а с четвертой – панорамный вид на Мау. Больше всего времени неожиданно заняло устранение протечек изломанных каменных стен по периметру шикарного помещения. Первое время при каждом дожде я носился по дому, отмечая места самых обильных ручейков, несущих свежую дождевую воду прямо к моей постели, чтобы потом обильно залить скалы снаружи местным аналогом раствора. Несмотря на мои усилия, вода с легкостью находила новые пути, и лишь спустя два местных месяца мне все же удалось избавиться от непрошеных водопадов.
Источник