Море-океан автор Алессандро Барикко читает Юрий Васильев
Определить жанр книги «Море-океан» (1993 г.) невозможно. Это и философская притча и любовный роман и детектив. Формально, это история о том, как в заброшенной таверне «Альмайер» встречаются абсолютно разные люди, со своим прошлым, со своими тайнами, мечтами и желаниями.
Постояльцев таверны едва ли можно считать обычными людьми. Художник Плассон много лет пытается нарисовать море, но его полотна остаются девственно чистыми. Анн Девериа оказалась здесь за измену мужу и теперь пытается найти лекарство от неверности. Профессор Бартльбум усердно работает над «Энциклопедией пределов» и ежедневно пишет письма несуществующей женщине, которую он встретит однажды и, которая будет любить его вечно. Падре Плюш сочиняет молитвы и сопровождает к морю Элизевин, которой прописано море, как сильнодействующее лекарство от странной болезни — боязни жить. Все они держали путь из разных оконечностей жизни и, «вот что странно, никогда бы не соприкоснулись, пока не прошли бы от края до края вселенную».
Все они озабочены поиском истины, но у каждого свой путь, и вот они здесь — у моря. На берегу, «который не знает времени и вечно проживает один и тот же день». Эта книга о море, вмещающем в себя всю жизнь, и о том, что истину нельзя выразить словами или красками. На берегу моря есть чудесная таверна, где вылечат все раны и укажут верный путь и Алессандро Барикко обещает, что может быть «в один прекрасный день, кто-то почувствует такую усталость, что найдет это место».
Источник
Море-океан
Алессандро Барикко
Определить жанр произведений Барикко – занятие совершенно неблагодарное, особенно в процессе чтения. Сначала вам кажется, что это философская притча, потом вы с изумлением обнаруживаете все признаки любовного романа, а в финале вас ждет детективная развязка. Любимые писатели Барикко – Селин, Сэлинджер, Стивенсон, Конрад и Стерн, их он цитирует неявным образом в своих книгах. Загадки океанской пучины заставляют вспомнить Мелвилла, а разрушительный шторм – Конрада. Действие романа «Море-океан» происходит в нематериальном месте, в таверне «Альмайер», расположенной на пустынном побережье, чтобы избежать ситуации, когда «любой тупик грозит обернуться западней, а перекресток – идеальным геометрическим насилием, способным устранить всякого, кто находится во власти подлинной чувствительности». Постояльцев таверны едва ли можно считать обыденными людьми. Художник Плассон пытается постичь сущность моря, но оказывается совершенно беспомощен: его полотна остаются девственно белыми. Анн Девериа отправлена сюда за измену мужу, профессор Бартльбум усердно работает над «Энциклопедией пределов, встречающихся в природе, с кратким изложением границ человеческих возможностей» и ежедневно пишет письма «своей несравненной» – женщине, которую он встретит однажды и которая «будет любить его вечно». Падре Плюш сочиняет молитвы и сопровождает к морю Элизевин, дочь барона Кервола. Море прописано Элизевин в качестве сильнодействующего лекарства от страшной болезни – боязни жить. Все они «держали путь от разных оконечностей жизни и, вот что странно, никогда бы не соприкоснулись, пока не прошли бы от края до края вселенную». Все они озабочены поиском истины, но у каждого – свой путь, и вот они здесь – у моря. «Море завораживает, море убивает, волнует, пугает, а еще смешит, иногда исчезает, при случае рядится озером или громоздит бури, пожирает корабли, дарует богатства – и не дает ответов; оно и мудрое, и нежное, и сильное, и непредсказуемое. Но главное – море зовет». Доп. информация: Длина записи: 7:26:17
Он ощутил пьянящий восторг, словно только что выбросился из окна.
Эта цитата из самого начала «Моря-океана» задала тон всему вихрю моих разнонаправленных мыслей по поводу этой книги. Вот так, вот так надо жить, — думала я, — чтобы пьянящий восторг! Как будто бы из окна.
А потом думала, ну что за глупости. Ведь разве я в том возрасте, чтобы восторг? И тем более чтобы из окна.
Напротив, мне пора уже жить-поживать да добра наживать. Давно пора. Да.
Понимаете, я в школе очень любила «Мцыри». «Героя нашего времени» и то меньше. «Таких две жизни за одну, но только полную тревог, я променял бы, если б мог» — это тогда было про меня.
В старших классах я любила уже Есенина. Он тоже хорошо душу рвал. «Вот так же отцветем и мы, и отшумим, как гости сада» — вроде и не сильно хотелось, чтобы про меня, но приятно щекотало нервы.
В университете много читали Байрона, но мне уже не ко времени пришлось. Что восемнадцатый век, что даже наполовину девятнадцатый уже казались наивными, почти смешными. Читаешь какого-нибудь Ромена Роллана и хочется сказать, саркастически пришмыгивая носом — «Как люди жили, как тонко чувствовали!» Вот Оскар Уайльд — это да. Наш человек.
Так казалось тогда.
А сейчас думаешь — какая все же это была поза. Оченно привлекательная, правда. Причем по сей день.
Так вернемся к нашему Барикко. Вот такое чувство, что для него романтизм — не поза. Что он живет не в нашем банальном мире, а где-то в глубине покрытых романтической дымкой веков.
А иногда даже думаешь, что может, не он смотрит на мир сквозь розовые очки. А через серые — мы.
Знаете, я давно и прочно считаю себя прагматиком. Но что-то меня зацепило. Что-то меня совсем проняло.
«Друг мой, друг мой, я очень и очень болен. Сам не знаю, откуда взялась эта боль. «
Так все же, пьянящий восторг или добра наживать?
(Сейчас-то я уже знаю, что все и сразу — не бывает).
А такую дилемму. разве ее так просто разрешишь.
P. S. Есть ближе к концу этой книги потрясающий фрагмент страниц на двенадцать. Это, пожалуй, единственный момент, который не вводил меня в противоречие с самой собой, а заставил искренне и от души повеселиться. Что очень редко бывает, когда читаешь книгу. (В последний раз я так угорала, как сейчас помню, над историей покупки дома на Кипре в книге Лоренса Даррела «Горькие лимоны»).
Вот и тут я просто рыдала, а потом велела мужу выключить свой футбол прямо на середине, и читала ему вслух. Да-да, ту самую уморительную историю про сватовство Бартльбума. Все двенадцать страниц. Вслух. Имя Бартльбум на каждой из них по несколько раз. Это вам скороговорка покруче чем кукушка кукушонку купила капюшон. Но я справилась. И мы оба в голос рыдали от смеха.
P. P. S. А теперь СПОЙЛЕРЫ!
А потом уже я рыдала одна и не от смеха, дочитывая «Море-океан». Потому что в конце все умерли.
Ну ладно, на самом деле я уже не рыдала. (Потому что все слезы вышли еще на «Титанике»).
И умерли не все, а почти все.
Но шорт его прям побьери, этот романтизм.
Спасибо дорогой Dancingwindy за замечательный новогодний подарок! Еще две книги из него ожидают своей очереди. Неужели и они будет так же прекрасны?
Он ощутил пьянящий восторг, словно только что выбросился из окна.
Эта цитата из самого начала «Моря-океана» задала тон всему вихрю моих разнонаправленных мыслей по поводу этой книги. Вот так, вот так надо жить, — думала я, — чтобы пьянящий восторг! Как будто бы из окна.
А потом думала, ну что за глупости. Ведь разве я в том возрасте, чтобы восторг? И тем более чтобы из окна.
Напротив, мне пора уже жить-поживать да добра наживать. Давно пора. Да.
Понимаете, я в школе очень любила «Мцыри». «Героя нашего времени» и то меньше. «Таких две жизни за одну, но только полную тревог, я променял бы, если б мог» — это тогда было про меня.
В старших классах я любила уже Есенина. Он тоже хорошо душу рвал. «Вот так же отцветем и мы, и отшумим, как гости сада» — вроде и не сильно хотелось, чтобы про меня, но приятно щекотало нервы.
В университете много читали Байрона, но мне уже не ко времени пришлось. Что восемнадцатый век, что даже наполовину девятнадцатый уже казались наивными, почти смешными. Читаешь какого-нибудь Ромена Роллана и хочется сказать, саркастически пришмыгивая носом — «Как люди жили, как тонко чувствовали!» Вот Оскар Уайльд — это да. Наш человек.
Так казалось тогда.
А сейчас думаешь — какая все же это была поза. Оченно привлекательная, правда. Причем по сей день.
Так вернемся к нашему Барикко. Вот такое чувство, что для него романтизм — не поза. Что он живет не в нашем банальном мире, а где-то в глубине покрытых романтической дымкой веков.
А иногда даже думаешь, что может, не он смотрит на мир сквозь розовые очки. А через серые — мы.
Знаете, я давно и прочно считаю себя прагматиком. Но что-то меня зацепило. Что-то меня совсем проняло.
«Друг мой, друг мой, я очень и очень болен. Сам не знаю, откуда взялась эта боль. «
Так все же, пьянящий восторг или добра наживать?
(Сейчас-то я уже знаю, что все и сразу — не бывает).
А такую дилемму. разве ее так просто разрешишь.
P. S. Есть ближе к концу этой книги потрясающий фрагмент страниц на двенадцать. Это, пожалуй, единственный момент, который не вводил меня в противоречие с самой собой, а заставил искренне и от души повеселиться. Что очень редко бывает, когда читаешь книгу. (В последний раз я так угорала, как сейчас помню, над историей покупки дома на Кипре в книге Лоренса Даррела «Горькие лимоны»).
Вот и тут я просто рыдала, а потом велела мужу выключить свой футбол прямо на середине, и читала ему вслух. Да-да, ту самую уморительную историю про сватовство Бартльбума. Все двенадцать страниц. Вслух. Имя Бартльбум на каждой из них по несколько раз. Это вам скороговорка покруче чем кукушка кукушонку купила капюшон. Но я справилась. И мы оба в голос рыдали от смеха.
P. P. S. А теперь СПОЙЛЕРЫ!
А потом уже я рыдала одна и не от смеха, дочитывая «Море-океан». Потому что в конце все умерли.
Ну ладно, на самом деле я уже не рыдала. (Потому что все слезы вышли еще на «Титанике»).
И умерли не все, а почти все.
Но шорт его прям побьери, этот романтизм.
Спасибо дорогой Dancingwindy за замечательный новогодний подарок! Еще две книги из него ожидают своей очереди. Неужели и они будет так же прекрасны?
Любите ли вы море так, как люблю его я? Рожденная у моря, каждый день смотрящая на него из окна, я даже не представляю себе как можно его не любить. И даже не смотря на то, что у нас с морем довольно непростые отношения — при всем трепетном отношении к этому невероятному чуду природы я так до сих пор и не смогла его покорить, а оно каждый раз стремится поглотить меня, забрать к себе на глубину, которая манит и страшит одновременно, я все равно люблю море и не мыслю жизни вдали от него. Оно не отпустит.
Море это нечто большее, чем просто вода, постоянно обнимающая белой пеной берег или в гневе переворачивающая корабли. Море завораживает, море убивает, волнует, пугает. оно и мудрое, и нежное, и сильное, и непредсказуемое. Но главное — море зовет.
В истории рассказанной Алессандро Барикко море призвало к себе совершенно разных людей. У каждого из них своя непростая судьба, но линии их жизней ведут к одному и тому же — затерянному на карте месту — таверне «Альмайер» на берегу моря. Для кого-то здесь найдется надежда или новое знание, для кого-то вдохновение или долгожданные ответы, а для кого-то — спасение или же смерть. Чтобы не сулило море в конце пути, до этого каждому будет дарована новая жизнь и встреча с истинным самим собой. Бесценный подарок.
«Море-океан» — иллюзия, красивая сказка, в которой больше правды, чем вымысла. В ней море. Оно плещется на страницах книги, шумит в строчках и разбивается о слова.
Я не могу сказать, что мне нравится творчество Баррико. Несколько лет назад я не смогла проникнуться его «Шелком», в этот раз «Море-океан» несколько оттолкнул от себя своими героями, но что нельзя отнять у этих двух романов, так это образы. Они у Баррико прекрасны. Его образы всегда витиеваты, подчас совершенно невероятны и поразительны. Он умеет превращать слова в нечто совершенно невообразимое. Кажется, звучит немного пафосно, не так ли? Но на самом деле, здесь нет пафоса, здесь только яркие мелодичные образы, которые завораживают. Невозможно оторваться, и хочется заблудиться где-то между этих чарующих строк.
NB А ведь я могла пройти мимо «Моря-океана». Довольно долго меня отпугивало то обилие слов и восторгов, которое сказано об этом романе, но так сложилось, что благодаря одному очень хорошему человеку, ко мне в руки попала эта книга и я рада, что не упустила ее. Это было прекрасно, также как и море.
Я никогда не была на море и не умею плавать. Но я видела океан. Он большой, сильный, волнующийся и волнующий.
Знаете, как бывает перед сном? Поймаешь мысль и идёшь за ней. К примеру, думаешь про снег. Какой он мягкий, белоснежный, как он блестит на свету. А сонный мозг уже не может уследить за разумом и рождает новые, совершенно отвлечённые образы. Думал про снег, а мозг взял, и направил твои мысли в другую сторону, а ты ловишь себя на том, что размышляешь об огромном надувном мяче оранжевого цвета. И откуда он взялся в твоём мозгу?
Так и в этой книге. Поймаешь нить повествования и послушно бежишь по ней. А она внезапно обрывается. Или внезапно повествование меняет тему. И ты как в лабиринте без тупиков. Плавно так, но ты то вправо побежишь, то налево развернёшься, а может тебя вообще назад отбросит.
И в этой книге глубина и холод моря. В неё не зайдёшь постепенно, стоит только распахнуть страницы, и ты уже на самой глубине, на самом дне. Ты просто тонешь, захлёбываешься, но так не хочется возвращаться на берег.
Солёные истории. Каждая о своём, но все они вливаются в одну. Преодоление страха, который терзает и мучает, но так легко и быстро отступает, стоит только найти на него управу. Поиск длиною в жизнь, извечные надежды, письма неизвестному адресату. Картины моря морем. Но всё рассыпается, оно не для нас. Всё это лишь для усталых людей, которые в море ищут исцеление.
Море, море… Сам автор говорит о том, что есть три типа людей: те, кто живут в море, те, кто тонут в море, и те, кто возвращаются живыми. Три части крошечного романа (?) Барикко так и можно условно озаглавить.
Часть первая. Те, кто живут в море. Дышат морем, рисуют море морем, море-море-море-море-море-море (грека через реку), повторять, пока это не превратится в два бессмысленных слога. Первая часть не понравилась мне вот просто жуть как. Нарочитое, пафосное, чересчур утрированно романтическое повествование, периодически прерывающееся ванильными полупонятными «афоризмами», которые словно специально слеплены для туманных статусов в контактике, не очень при этом опираясь на основной текст романа. Все эти «он рисует море морем, так что остаётся только белый холст, пропитанный солёной водой» — ну просто удавиться веником, какой безумно богатый символизм. Создаётся впечатление, что все эти стереотипы-символы автор просто эксплуатирует, а эмоций в текст он впихивает такое зашкаливающее количество, что поневоле начинаешь ими давиться. К счастью, тут срабатывает право чтения по Пеннаку, и мозг автоматически начинает пропускать некоторые убаюкиващие пассажи.
Впрочем, есть и хорошее. Сюжет при большом желании можно в этом море воды откопать, он довольно интересный, да и некоторые детали вполне себе ничего. Даже если не рассматривать подробно архетип моря и всеобщую на нём зацикленность, то линия про составление энциклопедии пределов — очень интересная. Энциклопедия пределов — это ведь энциклопедия ограниченности. А тут ещё сингулярность притаилась прямо на морском берегу.
Коротко: на огонёк таверны на морском берегу начинают слетаться странные товарищи. Море-море-море.
Часть вторая. Те, кто в море тонут. Вот в этой части у меня почти шок: она прекрасна. Не без минусов и пафосной стружки, но моя воля — я бы её вынула к чертям из этого романа и опубликовала отдельно. Совершенно другой стиль повествования, плотный, от первого лица, предельно насыщенный… Вот это — годный романтизм.
Коротко: трагичная история морского бедствия, рассказанная несколькими очень тесно связанными персонажами.
Часть третья. Те, кто из моря возвращаются. Ну, или не возвращаются, как показывает конец. Третья часть привязывает к повествованию такую чужеродную вторую, а затем плотно затягивает узлы и обрезает лишние болтающиеся сюжетные нитки. Впрочем, некоторые нити так и остаются болтаться не при делах — зачем их автор вообще вводил? Автор так старательно прячет смысл всего этого действа, что и искать-то его не хочется. Удивительно: загадка, которую совершенно не хочется разгадывать, хотя на ней и висит такая большая блестящая записка «Ну разгадай же меня!»
Коротко: объясняет, кто такие персонажи из второй части, часть персонажей погибает, часть персонажей не погибает и продолжает заниматься странной ерундой по-новому.
Кто же всё-таки жил в комнате нумер семь? Не сам ли автор?
Вот эта линия про «я вернусь и убью твоего любимого человека, чтобы ты страдал в точности, как я, потому что ты убил моего любимого человека» — ну это фу и дёшево. Это моя самая любимая сюжетка в романе, и так бездарно и стереотипно она закончилась Т___Т
Увы, совсем не моё. Объективно эта книга получше двух звёздочек из пяти, но я ставлю субъективные оценки, не понравилось.
Источник