Море востока море заката

И море заката, и море восхода

И море заката, и море восхода
(Мой день ВМФ-2019 на Кубани)

ГРИВЕНСКАЯ
И всё же мне удалось вырваться на море в этом сезоне! Благодаря другу Петру, прикатившему в мою дальнюю камышовую станицу Калининского района на наш День ВМФ. Ночевать он отказался, потому что в понедельник у него было много хлопот в Темрюкском районе с медсправками после его недавней операции желудка -третьей, увы. И мы решили, что я проскачу с ним на Таманский полуостров, где море мне будет предоставлено с вечера до утра. А утром своим ходом – на рейсовых автобусах – возвращусь домой. Оставалось лишь уговорить мою маму, ведь оставаться ей одной в доме почти на сутки проблемно: она трудно передвигается из-за болезни ног. Но маму я уговорил. Тем более, что связь по телефону будем держать с интервалом в 2-3 часа.
Как и положено в этот день, как только с рассветом к моей калитке подпылил Пётр на своей иномарке, во дворе на самодельном флагштоке мы произвели торжественный подъём флага и лишь затем проехали на станичный рынок за рыбой. Было условлено, что праздничный стол украсит жареный сом и такой же бескостный деликатесный пеленгас. Рыбу мы благополучно купили и занялись её приготовлением. Попутно я созванивался с нашими морячками, отмечающими в этот раз День ВМФ «вразнобой» в разных местах Кубани, Крыма и Моздока или принимал звонки от них.
Пётр служил в ВМФ, но два года — на бербазе. И, кстати, флаг военно-морской — тот ещё, наш, советский, бело-голубой с красными звездой, серпом и молотом — красуется у него на плече в татуировке. Судьба нас с Петрухой свела через три года после демобилизации в 1983 году, когда мы, запорожцы-одностаничники (из станицы Запорожской), шабашили в Средней Азии на заработках. О том времени я написал роман «Каракалпакский Клондайк» и посвятил его Петру. А после знойной Каракалпакии мы с Петром работали и жили на студёном Тюменском Севере… Но не о Севере память пока.
Утвердив решение, что я вырвусь в Темрюкский район, созвонились ещё с одним нашим участником каракалпакского похода тех лет, Саней Макаровым, одним из героев этой книги, изданной два года назад. Саня, конечно, обрадовался книге, как событию, и мы договорились встретиться в посёлке Сенном, что на пути в Тамань, куда повезёт меня Пётр. И уже после полудня мы выдвинулись в дорогу, чтоб пересечь границы пяти районов Кубани: Калининского, Красноармейского, Славянского, Крымского и Темрюкского, проскочив мимо Анапского – неблизкий путь с сезонными курортными автопробками!
Темрюкский район – ворота Кубани со стороны Крыма. Или, точнее, ворота в виноградно-бахчевой да рыбный рай. И омывает его сразу два моря! Уникальная историческая земля, любимая ещё древнегреческой цивилизацией. И снова, как пассажиру комфортабельного авто, и как бывшему жителю этих мест, мне было умилённо и чуть ностальгически смотреть на предавгустовские пейзажи родного плодоносного края. И радостно, когда в вереницах частных автомобилей, то здесь, то там, появлялся вывешенный наружу бело-голубой Андреевский флаг, или советский военно-морской – тот самый, наш, бело-сине-красно-звёздно-серпасто-молоткастый. С Днём ВМФ, держава!

СЕННОЙ
… Санька уже около часа поджидал нас в «Сенном» на своём новеньком японском автомобиле (недаром набивает на руках мозоли баранкой, работая дальнобойщиком!). Кафешка, столик с чаем и кофе, разговоры и фото на память. И подписание моих книг ему, где на одной черчу так: «от пенсионера-пенсионеру». Дело в том, что в этот год Александр, мой ровесник, выходит на пенсию (я то вышел раньше по северному стажу). И, конечно, чертыхается в сторону Пенсионной реформы, которая началась именно с нас, родившихся в 1959 году, и отодвинула на полгода выход на заслуженный отдых сразу и ему, и его жене. Правда, отдыхать он и не думает. Внуков надо поднимать, потому крутить ему и крутить дальнобойный штурвал…
Помянули мы и ребят – героев книги. Ведь получается, что почти из двух десятков наших каракалпакских шабашником того времени, упомянутых или не упомянутых в романе, нас осталось только трое, как в той военной песне- Перуха, Санька, я… Кто-то из других потерялся на просторах страны и за её рубежами, но большая часть парней уже ушла из жизни по разным причинам, и, как теперь понимаем мы, ушли они молодыми…
— Даже не думал-не мечтал, что доживу до 60-ти, — удивлялся Александр, который выглядит ещё достаточно крепким мужиком.
Сенной — это уже курортная приморская зона. Посёлок располагается на берегу обширного Таманского залива, бирюзовым простором которого, в сущности, и будет представлено мне Черное море в этой поездке. Рядом совхоз «Приморский», на винзаводе которого мне довелось поработать в молодости и описать его ещё в одной моей прозаической книге в повести «Кацуки» , на какой я и пошутил про пенсионеров, подписывая её Сане, поскольку он знал всех тех винзаводских ребят… Ну и сама Волна, куда мы держали курс, и историческая Тамань-Тьмутаракань, что будет у меня точкой возвращения назад в Гривенскую, омываются водами одноимённого залива…
Вскоре мы расстались с Александром: драгоценное время вояжа неуклонно двигалось к вечерней черте. И впереди меня ожидала не менее долгожданная встреча – с ним, с морем!

Читайте также:  Коралловое море особенности географического положения

ВОЛНА
В посёлке «Волна», где базируется Пётр, подрулили почти к краю фрескового морского полотна. В этой местности простирается оно далеко внизу под обрывистым выцветшим берегом, поросшим травяным кустарником. А к воде ведут крутые спуски в виде извилистых дорожек и тропинок. По одной из них я и покатился к призывной стихии, обозревая свысока на остановках немноголюдный песчаный пляж, тоже белесый от кубанского летнего зноя. А Пётр поехал домой, готовить ужин. Эка невидаль для него – море.
…И вот оно объяло меня своим желанным дымчато-бирюзовым естеством – теплым и прохладным одновременно. Но не враз, потому что сразу и не окунуться: до глубины здесь идти далеко, мелководье, и я принимаю блаженство медленно, растягивая наслаждение, что называется, от пят до маковки.
«Как же я истосковался по тебе, море!»
Но оно не слышит мой возглас и первородная живительная прохлада его поднялась уже выше щиколоток, а затем охватила колени, и следом погладила бёдра, чтоб защекотать в паху…
Ступни приятно ощущают мягкий бархат песчаного ковра, просматриваемого на метровой глубине. Старательно обхожу полусферы мутно-слюдяных медуз, которых почему-то слишком много в этот сезон. Прибрежное волнение невысокое и не обрызгивает разгорячённое от кутого спуска тело, и остужает его теперь выше живота, поднимается на грудь и дальше — под горло, под подбородок, под губы. И вот я уже осязаю ими его горчащую солёную сладость… Всё! Ухожу с головой под воду. Море на мгновения захлопывает меня, вобрав в своё естество и, как новорождённого, снова выталкивает наружу, на воздух.
Уфф-фф! До чего же прекрасен этот благодатный планетный мир!
Осматриваю акваторию и побережье уже из воды. Голубая расплывчатая вечерняя дымка над морем, а слева от меня, на высоте птичьего полёта, над далёким мысом, очертаниями напоминающим Медведь-гору в Крыму, снижается крупное жёлто-малиновое закатное солнце. Оно ещё слепит взор, распространяя вкруг себя мощный ореол убывающего свечения…
«Не выйду из воды, пока не пронаблюдаю весь закат», — постановляю я, переводя взгляд на берег, на свои вещи, сиротски виднеющиеся на нём; на немногочисленных купальщиков в чуть розоватой от заката воде; на лежащих и сидящих людей на разноцветных лоскутках подстилок на песке; на обрывистые склоны, и редких курортников, спускающихся или карабкающихся по ним – к морю и от него…
Солнце — это вселенское зрящее око – оно всё ниже и ниже над мысом, пьющим безмерное море, и потому, будто бы больше и ближе ко мне! И густеющие красками солнечные отсветы на воде всё явственнее. Но смотреть на светило неотрывно – глаза в глаза — ещё горячо и невозможно даже сквозь мои затемнённые очки, и я перевожу взгляд под ноги, на грунт. И открываю для себя, что песчаные барханчики на дне образуются набегающими волнами, то есть они в-точь повторяют на глубине абрис волн бегущих по поверхности, и так же, как волны, передвигаются и рассыпаются с приливом-отливом, чтобы тут же образоваться вновь… И я понимаю — реально, наглядно — что смерти в нашем мироздании для всего одушевлённого или неодушевлённого нет и быть не может, а есть лишь возрождения и преобразования. И с этим непреложно согласны стремительные рыбьи мальки, пролетающие мимо моих бледнокожих бренных ног то в одиночку, то стайками.
Малиново-лиловый круг солнца над мысом скатывается всё ниже и ниже, не остывая, а накаляясь и краснея. Как на гигантском блюде голубой эмали застыли в дальней акватории на рейде сухогрузы, а длинные причалы, уходящие далеко в море, ожидают их: в этом районе судоходство с недавних пор обильное в связи со строительством Крымского моста.
Но вот солнце касается краем-донышком громадного медвежьего мыса. И я уже безотрывно наблюдаю, как оно скрывается за ним, превращаясь сначала в огненное полукружье, потом в красную дугу, и, наконец, лишь в слабое алое зарево, быстро тающее. И сразу повеяло прохладой с моря. И усилился ветер, и укрупнились волны. И потемнел небесно-водный восток.
Как сивый дядька-Черномор, выходить на берег стал и я, вырастая из полутораметровой глубины, и обретая телесный вес, не ощущавшийся в воде. Больше часа я пробыл в ней. Кожа на пальцах ног и рук набухла и побелела, напитавшись целительной морской солью, которую я никогда не смываю с себя после морских ванн пресным водопроводным душем.
Так было и теперь, когда уже в сумерках я добрался домой к Петру, голодный и бодрый, хранящий в глубине глазных яблок своих ослепительный цвет и мягкое зарево морского заката.

Читайте также:  Никитин афанасий хождение за три моря отрывок

ТАМАНЬ
Утром, около восьми часов, мы в Тамани, что в 9 км. от Волны, откуда у меня в 9.30 автобус рейсом на станицу Калининскую и, значит, ещё целый час(!) отдыха на море, теперь — с восходящим солнцем. Правда, оно уже висит достаточно высоко над горизонтом, и из вчерашнего красного гиганта превратилось в белого карлика, очень горячего вместе с тем.
С Петром мы прощаемся, он уезжает по своим делам, а я остаюсь на небольшом Таманском горпляже — там, где часть его огорожена каменными глыбами и валунами. Пляж искусственный, галечный. И тоже немноголюдный. Прямо над ним через дорогу расположился тенистый городской парк с различными памятниками, с выходом к знаменитому домику Лермонтова, где давно развёрнут целый музейный комплекс, посвящённый жизни и творчеству русского гения космического масштаба. Как жителю двух веков – 20-го и 21-го – у меня есть право очевидца сравнивать эти места в нынешнем и прошлом времени: ведь я знаю Тамань с седины семидесятых годов 20-го столетия…
Но опять же, не о легендарной Тамани мой текущий рассказ, а о её море. Здесь оно сочней по цвету и глубже у берега. Пять- восемь метров по каменисто-песчаному дну – и уровень воды уже по подбородок. И – изумительный штиль царит в заливе, просто озёрный штиль с лёгким, едва приметным покачиванием водной массы. И вместо медуз в ней множество стеблей коричневых водорослей, плавающих автономно. Они невелики– этакие оборванные ленточки полусантметровые в ширину, длиной до 10-15 сантиметров. И колышутся они у поверхности почти все в подвешенном вертикальном положении. Вот и гадай, откуда взялись, вроде бы и дно пляжное не заилено…
Рядом с моим береговым месторасположением отдыхает семья: муж, жена, тёща, двое детей, один из которых – Егорка – почти грудной, но его уже купают в море и смотреть, как он умиротворённо висит «над лазурной бездной» на надувном круге, охраняемом заботливыми руками мамы и бабушки, умилительно. Сфотографировать Егорку мне не разрешили и пришлось попросить главу семейства заснять в воде хотя бы меня. А потом в разговоре с ним узнал, что сюда семейство приехало отдыхать на месяц. что сняли они двухкомнатную квартиру за 45 тысяч рублей и крайне довольны, что так дёшево (?)… И я мысленно почёсываю свой затылок: н-да, 45 тысяч – это почти четырёхмесячная моя пенсия…
Чем выше солнце, тем больше курортного народу спускается к горпляжу, и тем меньше времени остаётся у меня для купания. Но я всё рассчитал и к своему автобусу устремляясь в срок, хоть и в мокрых шортах, зная, что они высохнут на мне на ходу. Поднимаясь к автостанции, что в 10-ти минутах от берега, я прощально оглядываюсь, останавливаюсь на несколько мгновений и говорю в небесно-морскую белесо-солнечную даль, лежащую предо мной:
«До свидания, Черноморье! До новой встречи, Тамань! Я непременно вернусь к вам!»

Читайте также:  Белое море температура моря зимой

Источник

Для всех вод нужен перевод

На современных картах современной России не названы:

I. Варяжское море
II. Восточное море
III. Море Заката
IV. Оксианское море
V. Русское море
VI. Сурожское море
VII . Хазарское море
VIII. Море Хуанхай
IХ. Чермное море

Русские, греки и прочие выбрали со временем другие названия. Иные, впрочем, кое-где остаются поныне. И наш выбор не случаен: пять морей – наши, хотя бы частично, четыре – чужие, но не чуждые. [1]

1. Вспомним хотя бы это море: не зря оно ближе всех к нашему древнему городу, где воздвигнут памятник «Тысячелетие России».

2. Говорят: Москва – порт пяти морей. Из них в нашем списке четыре. Какое было первым?

3. Чем объяснить современное название этого моря? Есть версия: долго ходили по нему корабли, груженные белокожими рабами.

4. В сопредельной с нами стране возмущаются: весь мир называет это щедрое море в честь лютых колонизаторов. Надо бы, как здесь: так и вернее, и без обид. Четыре государства пользуются!

5. По-всякому величали это море. Можно было бы назвать его Генуэзским: все выходы – и в большое море, и на большую реку – держали в руках пришельцы из далёкой Генуи, потеснившие прежних хозяев и город на пути в это море к рукам прибравшие.

6. «Фараон гордился – в море утопился», – предупреждали наши предки, напоминая об известных событиях. В каком море?

7. В первых веках нашей эры евреи сложили предание: в тот день, когда царь Соломон принёс жертвы идолам, посреди этого моря вырос цветок. Вокруг него образовалась суша причудливой формы, на суше возникло со временем государство. Его воины сапогами попрали святыни евреев и отняли у них родину.…Это море, впрочем, немало послужило изгнанникам.

8. «Море обогащает купцов», – и в прямом, и в переносном смысле говорил святой Василий Великий, один из учителей Церкви, подданный Византии. Здесь четыре византийских моря: какое больше прочих обогащало?

9. Только рыбаков и добытчиков соли обогащало это море, созданное не для морской войны: россияне это поняли ещё в позапрошлом столетии, когда пришли на его берега.

10. «Мы и так не страна, а громада», – писал некто о своей родине, омываемой этим морем. Омывало оно и кусочек России, омытый затем русской кровью. Об этом сложены песни.

11. Считается, что на этом море (в отличие от ближайшего к нему) наши не воевали: входные ворота в него защищали для других «добровольцы», убеждаясь, что ни о ком не надо думать плохо.

12. «Джейхун и Сейхун», – рифмовали арабы, форсируя реки, в это море впадающие. На языке аборигенов тоже складно звучит, нам, помнится, бывало смешно. Вот только неладно с морем.

13.
Кто дал морю такое название? Первые грамотеи из первых городов, первые мореплаватели… Ясно, что речь не о родине Кука или Александра Великого.

14.
Не каждый поверит: на его малолюдные берега ссылали царей, цариц и святых подвижников. А были дни – у самых столичных стен высаживались полчища свирепых язычников, приплывших как раз этим морем.

15. А это название? Что могло оно сказать гусляру Садко и его земляку, бесшабашному Василию Буслаеву? Оно предупреждало, где их ожидает задержка перед выходом на широкий, по-настоящему морской простор.

16. Воительница-объединительница, жившая близ этого моря, не была ни княгиней Ольгой, ни царицей Савской: она сочла, что западный властелин недостоин лицезреть её неземную красоту. Хотя, возможно, она страдала морской болезнью. А может быть, знала, какие там, на ближнем западе, нравы, потому и не решилась это море переплыть. Не её ли потомки по сей день властвуют на том же море – на одном из его берегов?

17. В первую мировую войну у нас говорили: России никак нельзя без этого моря. Вспомнил ли кто-нибудь его древнее название? Скорее всего – нет, а надо бы.

ОТВЕТЫ
Для всех вод нужен перевод
1. Варяжское море (Балтийское: Новгород Великий – в его бассейне, на пути из варяг в греки).
2. Хазарское море (Каспийское: Москва в бассейне Волги, в него впадающей).
3. Русское (Чёрное: работорговля процветала на нём с античности до конца XVIII века).
4. Восточное (Японское: возмущаются корейцы).
5. Сурожское (Азовское: город Сурож – ныне Судак – на черноморском берегу Крыма считался главным и для генуэзских колоний Приазовья).
6. В Чермном (Красном: речь об исходе евреев из Египта, о чём сообщает Библия).
7. Море Заката (Средиземное: речь об Италии и римлянах).
8. Чермное. (В IV веке омывало византийский Египет, богато жемчугом.)
9. Оксианское (Аральское: в 1873 году русская флотилия не смогла из-за мелководья войти в устье Амударьи для наступления на Хиву).
10. Морем Хуанхай (Жёлтым: там, на китайской земле, – оборона русского Порт-Артура, в корейских водах был затоплен крейсер «Варяг»).
11. На Чермном. (Нашим «добровольцам» пришлось в 1956 году воевать на стороне Египта против израильтян.)
12. Оксианское. (Оказалось на грани гибели; названные реки – Амударья и Сырдарья.)
13. Море Заката. (Название дали пришельцы с востока, из Месопотамии.)
14. Русским. (Древние русичи были свирепыми язычниками, враждебными Византии.)
15. Сурожское (если идти с Волги на Дон и далее).
16. Хуанхай. (Речь о контактах японской царицы Химико, жившей в III веке, с Китаем, куда прибыло её посольство.)
17. Без моря Заката. (Воевали за черноморские проливы, соединяющие с ним, а в итоге – гибель Российской империи.)

[1] Ответ должен считаться правильным, если к подходящему номеру будет приписано общеизвестное название.

Источник

Оцените статью