Море и женщина
Она стояла у края обрыва и смотрела на море. Волны, разгоняясь что есть мочи, с силой обрушивались на скалы внизу и плавно отступали назад, оставляя густую белую пену. Море сегодня немного волновалось и это ощущалось сразу. Скорее всего, человек, проходящий мимо, даже не отличил бы это особое состояние от обычного ветра на воде.
Но Она-то наверняка знала, что с ним. Нет, это было совсем не то агрессивно-злое волнение, когда небо над морем темнеет, затягивается угрюмыми тучами, а вода становится исчерна-синей, это нельзя было назвать и волнением перед бурей, когда гремит гром и истошно кричат оголтелые чайки. Это было совсем другое, мягкое, теплое волнение, не опасное для моряков и кораблей, оно не разрушало, а созидало, делая природу вокруг еще более прекрасной.
Море игриво переливалось всеми цветами синего, кокетничало с солнцем, отражая непередаваемым блеском его лучи, задиристо кидало брызги вверх, отдавая их бирюзового цвета небу. Вся природа, казалось, была с морем заодно и наслаждаясь его игрой, гармонично сливалась воедино.
«Как странно, — думала она. Люди ходят мимо каждый день, видят всю эту красоту и даже не задумываются, какое настроение сегодня у моря. Они видят только то, что снаружи, что очевидно и открыто лежит на поверхности, показывая лишь заманчивую оболочку. Но ведь если быть немного терпеливее и внимательнее, можно увидеть суть. А суть может оказаться гораздо интереснее и привлекательнее.
Так Она стояла, рассуждая обо всем на Свете и, вместе с тем, ни о чем. Она тоже немного волновалась, как и море сегодня. Но это было спокойное, нежное волнение, вызывающее чувство теплоты, разливающейся по всему телу. Она находилась здесь и сейчас, потому что шла к этому долго и осознанно, потому что знала, что этот момент обязательно наступит, потому что не могла жить по-другому и потому что в этом моменте была вся она.
То, что ощущала Она — было волнение -предвкушение чего-то нового, интересного, захватывающего. Впереди ее ждала Новая жизнь, приключения и сбывшиеся мечты. Как она это понимала? Сложно сказать. Наверное, Она просто это знала. Знала и все.
Позади осталось многое: огорчение, пустота, обиды, неуверенность, чужие несбывшиеся мечты, его ожидания, раздражение близких, страхи, злость, неготовность к переменам. А еще, позади осталось лето, некогда полное иллюзий, ожиданий и надежд, но начисто стертое из жизни. Сейчас это было уже неважно, все растворилось навсегда — в крике чаек, в шуме ветра, в морских волнах. Ведь не было ничего плохого в том, чтобы начать свое личное лето в первой осени Новой жизни. Так Она и поступила.
Впереди ее ждала целая Жизнь. И только от нее зависело, как эта жизнь сложится. «Чтобы быть счастливой нужно просто ей стать. Не стараться, не пытаться, не казаться, а быть. Однажды, не задумываясь, на ровно месте, несмотря ни на что, а может даже и вопреки. Нет счастья во внешних обстоятельствах, нет его в вещах и людях, оно внутри.
И Море это прекрасно знает и знало всегда. Оно такое, какое есть и не пытается казаться кем-то другим, Небом, например. Не пытается быть разным, в зависимости от обстоятельств, понравится кому-то или угодить. Обстоятельства одинаковые всегда, а море всегда разное. Захочет будет ласковым и мягким, захочет не даст близко подойти, а если совсем рассердится-то и утопить может. Какое искреннее проявление женской сути. Море-вовсе не оно, это точно она».
Ветер дул в лицо, напрочь продувая всю ее сущность до самой Души, капли воды покрыли лоб, нос, осели на ресницах. Она стала частью окружающего пространства и погрузилась в непередаваемое ощущение абсолютной Свободы и Покоя. Она больше не суетилась, не торопилась, не ждала. Она просто стала собой, пройдя весь этот Путь.
Она знала, что именно в этом месте, именно в этом мгновении, она снова, как в детстве, обрела себя. И такую себя она давно знала и любила. Она ощутила, что ни за что на свете не расстанется больше с собой и не предаст себя. Знала, что тот кто будет с ней когда-то рядом, не сожмет ее сущность до удобных для него размеров, не влезет в ее мир, неуклюжа разрушив все в нем так чутко выстроенное, а просто пойдет с ней рядом, рука об руку. Потому что он сам будет такой же. Такой как она.
Она была готова к этому и знала, что будет так и только так, потому что по-другому быть уже не могло. А раз она знала, значит он ее уже ищет и скоро найдет. Но это ее не волновало, она не торопила его. Она просто научилась быть собой, любила и принимала себя такой как есть. Со всеми нюансами, страхами и тараканами. И это было лучшее из всего, что Она для себя сделала.
Неизвестно, сколько так Она простояла, глядя на море и рассуждая обо всем на Свете. Важно только, что когда собралась спуститься по тропинке вниз, уже смеркалось. Внизу город постепенно погружался в вечернюю жизнь, зажигая огоньки. Рыбаки сворачивали сети, затаскивали лодки на берег. Вдоль моря появились огни костров, запахло жареной рыбой, а с берега доносились песни под гитару. Туристы толпились на узких улочках в поисках вкусного места для ужина.
Ветер дул в лицо. Она была просто счастлива, неприлично, необузданно счастлива, как в детстве. Она шла и улыбалась миру, морю, себе. Она оставила все в прошлом и шла вперед навстречу новым приключениям.
— Девушка, подождите! -она обернулась — Это, кажется, ваше. Перед ней стоял высокий мужчина с открытым лицом и сединой в волосах. Он улыбался, протягивая ей телефон.
— Спасибо, — смущенно ответила Она и улыбнулась в ответ. «Собираясь в Новую жизнь, не забывайте телефон», — мысленно посмеялась она над собой.
— Я давно за вами наблюдаю. У вас такие необычные глаза… цвета моря.
Источник
Женщина и море
Раннее утро. Солнечные блики засверкали на ртутном зеркале лениво застывшего моря. Голубая, желтая и зеленая краски растеклись по простору, отделив пляж от моря, а море от горизонта четкими, изогнутыми линиями.
У самой кромки воды, очерченной ржавой морской водорослью и застывшими клочками пены, сидела на подсохшем песке молодая женщина. Сидела неподвижно и смиренно, словно памятник отчаянию. Руки свободно и безвольно лежали на согнутых коленях. Глаза закрыты, и только из под покрасневших век, словно крошечные волны, догоняли друг друга прозрачные слезинки. Они, обрывались у кромки губ стремительно вниз, в рыхлый, еще холодный песок.
Высоко в чистом небе плыл самолетик, оставляя за собой белый перистый след и неприятное комариное жужжанье.
Женщина подняла голову и равнодушно проследила по следу его начало, где внутри серебристого крестика летели живые души, брошенные вверх катапультой мощных моторов.
Пора. Она поднялась, чуть поморщившись от легкой боли в затекших ногах, сбросила пляжный сарафан и осталась в бикини, соломенного цвета. В нескольких шагах цвет купальника и тела сливались, и, казалось, женщина обнажена.
Прохладная вода коснулась ее лодыжек и закружилась белопенным омутом позади. Тело вспыхнуло от острого чувства, зазвенело. Шаг и еще шаг. Все глубже, все дальше от берега. Прозрачная вода карикатурно изменяла контуры ее тела. Низ, погруженный в воду, становился толще и короче, а верх, воображаемо увеличивался, изменяя естественные, милые пропорции. Женщина оглянулась — не видит ли кто ее?
Когда вода коснулась груди, она поплыла, легко разрывая воду впереди себя и отбрасывая ее назад, вдоль хрупкого, почти невесомого тела. Плыла долго, не очень умело, но упрямо. Устав, легла на спин, разметав руки в стороны. Солнце грело затылок, а глаза, словно в мареве видели, стоящие вдали, вдоль моря, силуэты гостиниц, сверкающих огромными, слепыми окнами.
В одной из них, на двенадцатом этаже, за балконной дверью спал ее мужчина. Она ясно видела его тело, разметавшееся на белоснежной простыне с головой, зарывшейся в подушку. Он всегда засыпал поздно, ожидая ее сна — наверно не желая захрапеть, дать ей возможность понять, что уже не молод и тело, когда-то мощное и сильное может дать сбои. Просыпался раньше ее по той же причине. Может быть, сегодня утром она впервые увидела его спящим.
Пятый год они были вместе, привыкая и притираясь, друг к другу. Пять лет, она согревалась его дыханием и наслаждалась его лаской.
Наконец тело в воде отдохнуло и остыло. Женщина поплыла дальше. Вновь руки разгребали воду и отбрасывали назад водопад брызг, сверкающих в лучах солнца стеклянными осколками. На глубине, в темной бездне моря плыла ее тень, рассекаемая серебряными ножами маленьких рыбьих косяков. Чем дальше оставался берег, тем меньше становилась тень, пока не исчезла в чернильной бездне глубокой воды.
В такт взмахов рук в голову приходили мысли, воспоминания, сюжеты – неразборчиво и смутно.
Встретились они на дне рождения сестры. Та давно и трогательно подыскивала ей друга, считая, что одинокой красивая женщина не должна быть. А почему? Твердила: — не должна! Особенно умная женщина. Красивая, умная. и не молоденькая. Спустя два месяца она уснула в его постели.
Он был прост в общении. Их взрослые отношения проскочили период влюбленности, а совместные дни и ночи зашагали твердой, осмысленной походкой выбранного пути. Быт был несложен — простая пища, стиральная машина последней марки да дорогой пылесос — сложный как танк, предназначенный для изощренного мужского ума.
Утро для сна, день для карьеры, вечер для свечей и ночь для наслаждения.
Мужчина редко говорил о любви, но если говорил, то женщина чувствовала, как теплел его взгляд, наливались силой мышцы рук, и желание заполняло комнату, как пена заполняет пространство во время пожара.
Утром, за завтраком он иногда говорил, что сегодня должен задержаться, и она не должна его ждать. Только спать без него она уже не могла и ожидала, посапывая в мягком кресле, и нежно обнимала у самой двери, как кошка, чувствуя его возвращение. Потом они долго пили чай на лоджии или кухне и его ладонь лежала поверх ее ладони, пронзая душу чувством ослепительного счастья. Ко второму году она заболела любовью серьезно и затяжно.
Волны открытого пространства были выше и злее прибрежных. Они пригоршнями бросали брызги в лицо, обжигая и без того воспаленные глаза. Воздух хрипом разрезал рот, вселяя неуверенность и страх.
. Она перестала заниматься своим бизнесом. Сидела в кабинете и часами смотрела на телефон, ожидая его звонка. Потом не выдерживала и звонила ему, а сама металась в мыслях — что сказать? Когда он отвечал, лепетала нечленораздельно, глупо и смешно. С окончанием рабочего дня вскакивала в авто и мчалась домой – терпеливо ждать его, поглядывая на улицу из кухонного окна.
Года через два, после их первой встречи, сбросила всю работу на плечи заместителя и уже совсем переселилась домой к кухне, кровати и окну. Иногда приходила в себя и тогда думала о том, что как героиня «Соляриса» уже не может подолгу находится вдали от него. и ходила за ним как верный пес, желая калачиком свернутся у его ног и лежать так, не думая ни о чем. Болезнь прогрессировала.
Он, пытаясь ей что-то сказать, задумчиво смотрел на женщину, хмуря брови, но молчал, и тяжело вздыхая, поглаживал шершавой рукой ее коротко — стриженый затылок.
Ей было чуть за тридцать, а она уже стала бояться старости. Стояла перед зеркалом, подсчитывая как проигранные сражения свои морщинки у глаз и рта. Ее веселый характер ушел. Она стала легко плакать и часто без причины огорчалась. Внутри завелся ревнивый будильник. Она чувствовала, когда он запаздывал или приходил слишком рано. И то, и другое пугало ее. Словно четки перебирала она причины, привязывая их к своим диким страхам потерять его. Засыпая ночью, она страшилась проснуться утром и не увидеть его. Она стала, подсматривать, подслушивать, искать. Кто ищет — тот всегда найдет!
Солнце с упоением жгло ей затылок, а соленая вода норовила найти хотя бы одну лазейку, чтобы ворваться в горло и рухнуть веселым водопадом вниз, в шипящие от натуги легкие. Каждый взмах рук требовал все больших усилий. Она вновь перевернулась на спину и как Христос, разбросав руки, закачалась на легкой волне.
Солнце впорхнуло в глаза, и женщина скорее представила, чем увидела уходящие к горизонту, едва различимые, крыши гостиниц.
. Непричесанная и заплаканная, встречала она его в застиранном старом халатике с постоянно потухшим, а иногда и пьяным от подозрительности взором. Укор, страх и женщина. Очнувшись, она ужасалась себе, подчас ненавидела, но все чаще эта ненависть обращала свое тупое острие на него — источник ее мучений. Нередко часами она искала причины, чтобы обрушить на его голову все накопившееся в ней раздражение.
Она вдруг увидела, что он не так говорит и не так ходит, что постарел и стал угрюм, что избегает ее.
Она стала уходить из дома и бесцельно бродить по улицам, распаляя в себе злость и неприязнь к этому человеку.
Однажды зашла в офис да там и осталась. Работа стала лекарством от нечеловеческой боли. Через месяц выгнала заместителя, хорошо погревшего руки над ее любовным костром. Через два месяца восстановила все старые партнерские связи и потянула свой бизнес с силой и упрямством битюга. Задерживалась допоздна, моталась по командировкам, посещала банкеты и посиделки. Домой возвращалась заполночь. Он ждал ее, разогревал на кухне чай, доставал из печи горячие бутерброды и сидел рядом, а она пила этот чай, упорно отводя в сторону взгляд потухших зеленых глаз.
Только ночи сохраняли их друг для друга. Она тянулась к нему в нежной слепой тишине и стонала, и кричала от наслаждения, и спала на его уставшей руке.
Потом наступало утро и, словно боясь спугнуть друг друга, они молча завтракали и расходились в гомон и неразбериху городских улиц.
Первым сказал он! Сказал, что надо разойтись, отдохнуть друг от друга. Уйти, чтобы понять — есть ли силы и желания склеить то, что было или уже поздно и надо сохранить остатки нежности и удержать замешанную на ней дружбу и привязанность друг к другу.
Ее лицо и тело вспыхнуло, словно осыпанное порохом. Она почувствовала предел, за которым ей уже не жить. Она услышала шепот ужаса, тихий, свистящий. Женщина представила себе, что его нет, и поняла, что ее тоже не станет и никогда уже не будет. Она отвернулась, вздохнула судорожно, больно и предельно спокойно сказала: — Хорошо! Только давай отдохнем вместе . на море, пару дней. Простимся! Окей? И даже улыбнулась!
. Она почувствовала, что пришла пора и нечего тянуть. Море качало ее как малое дитя, а солнце грело, порой обжигая еще не загорелую кожу. В небе растаял инверсионный след самолетика, и только прозрачная синева раскинулось над человеческой песчинкой, медленно погружавшуюся в зеленое стекло бесконечного моря.
Опускаясь в вязкую тишину воды, женщина усилием воли давила слепые инстинкты жизни, уговаривала как детей, свои страхи. Она открыла глаза в воде и увидела изумрудную стихию, пронзенную золотыми мечами утреннего солнца. Немыслимо заболели уши, и теплая кровь прочертила след погружаемого тела. Она подумала – вот и все. И вдруг невыносимое желание увидеть его хоть раз, хоть на мгновение, совпало с расплавленным потоком, рванувшимся в уши, рот, нос. Она судорожно задергалась, отчаянно рванула руками воду и задергала ногами с силой умирающего человека.
Женщина выскочила из воды, со свистом втянула воздух и с хрустом и шумом упала вновь на воду, отплевываясь и фыркая. Она долго кашляла, выдавливая из себя ужас и воду. Мысль умереть была абсурдна, глупа и так привлекательна. Кружась в воде, она не увидела берега. Куда плыть? Потом вспомнила, что солнце светило в затылок и надо плыть, чувствуя лучи его на лице.
Как тяжело, — думала она. — как трудно! Руки налились тяжестью, и каждый взмах был последним. Однажды ей показалась яхта, вернее ее белые паруса, но то был мираж. Она плыла, и слезы застилали лицо.
Она пыталась отдохнуть, но свинцом налитое тело тянулось в глубину — море должно было забрать назад то, что уже принадлежало ему. Она уже не плыла, а отчаянно боролось за свое тело то, погружаясь, то, вырываясь на поверхность. Страх прошел, и отчаяние ушло. Осталось только сознание последнего мига, последнего вздоха и взгляда.
Вдруг она увидела маму. Молодую и веселую. Она плыла рядом, смешно загребая руками, словно подталкивая что-то под себя
-Нюня, еще немного за папу. За маму. За дедушку Матвея! Давай, доченька. еще за дядю Сашу и за сестричку Оленьку.
Почти мертвые руки женщины шевелились в воде, поддерживая ее на ложе моря.
Потом рядом плыл отец, загребая саженками и почти по грудь, вырываясь из воды при каждом гребке:
-Давай доченька! Дельфинчиком! Селедочка моя, солененькая, давай! Догони папку!
Она не чувствовала тела. Казалось, только душа ее оставалась над водой. Руки сковало судорогой, дыхание рвалось на куски, и не оставалось желания жить.
В туче брызг, веселый и беззаботный, плыл рядом он, что-то кричал, закрываясь от нее пьяной волной. Лицо его, роднее родного, то исчезало в танце брызг, то вновь возникало в изрезанных лучах солнечных зайчиков.
-Люблю! — закричал он, — А хочешь. умрем. вместе!
Он погрузился в воду, и она бросилась за ним — спасти, вытащить.
Мгновение и ноги коснулись дна. Гребок, еще один .
Женщина упала на шипящий, жаркий песок и загребла руками, словно продолжая плыть. От судорожного дыхания ее в песке образовалась воронка, и он взметнулся пыльной тучкой, забивая рот и глаза.
Она заснула.
Вдали виднелись коробки пляжных гостиниц. На берег тянулись первые беззаботные отдыхающие, а между ними то, подбегая к морю, то, возвращаясь к лежащему на песке халату, метался мужчина и что-то кричал морю хрипло и отчаянно.
Источник