Он прилагает невероятные усилия ввести расхлеставшееся татарское море

Борьба с немцами и шведами

БОРЬБА С НЕМЦАМИ И ШВЕДАМИ.

СВЯТОЙ БЛАГОВЕРНЫЙ КНЯЗЬ АЛЕКСАНДР НЕВСКИЙ (1220 — 1263).

Не зря говорится: тот кого любят более умирает рано. Шмурло сказал замечательные слова: «Он прилагает невероятные усилия ввести расхлеставшееся татарское море в должные границы. Заискивает у татар (это умалчивается в школьном курсе) и когда убеждением а когда силой заставляет свой народ подчиниться требованиям хана (он прагматик). Гибкость и изворотливость он проявил изумительно. Его деятельность дала положительный результат ( в советской школе нам преподносили его как полководца, но ополитике в отношении татар умалчивали). Александр — это тип северного князя: прагматизм, рассудительность, железная воля, настойчивость и терпение, увлечениям нет места, ценится одно только реальное благо.( их надо сравнить с тверскими князьями: Александр Невский прямой продолжатель дела Ивана Калиты) Андрей Боголюбский и Всеволод Третий в его положении действовали также как он». После гибели Св. Юрия Всеволодовича, погибшего от руки татар на реке Сити в 1238 году великокняжеский владимирский стол занял его брат Ярослав Всеволодович. Он изъявляя покорность хану не стал собирать войска против Батыя, отправился в Сарай к Батыю,. Тот принял его с честью, а на прощанье сказал: «Будь ты старшим между всеми князьями русскими». Итак, Батый признал его старшим. В 1245 через семь лет Ярослав отправляется в Каракорум к великому хану, где присутствовал при воцарении великого хана Гуюка. Свидетелем этого также был Карпини. Он рассказывает, как татарские слуги оскорбляли Ярослава Всеволодовича. Они сидели впереди знатного гостя, не оказывали чести. Потом Ярослава позвали к матери великого хана. Она оказала ему честь: подала пищу и питие из своих рук. Он был очень обрадован таким вниманием. После семи дней он умер. Предполагают, что был отравлен в 1246 году. Русский летописец сообщает, что он был оклеветан каким-то Феодором. Вероятно, это следствие княжеских усобиц. В то же время, когда Русь обливалась кровью от татар на западных окраинах появились германцы, шведы, датчане и немцы. Они начали колонизовать восточные берега Балтики. Шведы овладели Финляндией и «примучивали к крещению». Датчане заняли Эстляндию, где поставили город Ревель, основали столицу нынешней Эстонии — Таллин. Первые появления немцев в устье Зап. Двины было мирным, а с торгоцвами появились миссионеры. Потом папа послал крестоносцев. Епископ Ливонии Альберт или Адальберт с войском прибыл с в устье Двины и основал город Ригу в 1200 году. Он начал покорение страны. В 1202 году Альберт устроил здесь орден Духовных Рыцарей , монахов-рыцарей на подобие военных орденов в Палестине. Первые ордены появились в Святой Земле. Это орден меченосцев, потому что его рыцари носили белый плащь с красным крестом и мечом на плече. В 1226 году между Неманом и Вислой на Балтийском побережье обосновался другой орден — Тевтонский ( от слова тевтон _ — немец). Они были приглашены из Палестины польским королём Конрадом для защиты польских земель от о литовского племени пруссов. Сейчас пруссов нет, остался только этноним. Всех истребили немцы. Первые удары германцев приняли на себя Новгород и Псков Славную победу одержал здесь Александр Ярославович Невский. Он княжил в Новгороде с 1236 года с шестнадцатилетнего возраста.. Шведский полководец Биргерд побуждаемый папой предпринял крестовый поход против Руси. Когда шведы высадились на берегах реки Ижора чтобы идти на Ладогу. Новый князь с небольшой дружиной вышел против неприятеля и 15 июля 1240 года нанёс ему поражение, за которое стал называться Невским Эта победа имеет и религиозное значение ибо шведы воспринимались русскими как римляне, латиняне и наши предки рассматривали победу как торжество православия над католичеством. Победа послужила первым поводом для причисления Александра к лику святых как доброго страдальца за русскую землю. Потом Александр из-за ссоры с новгородцами покинул город, потому что новгородцы не хотели, чтобы князья вмешивались в их внутренние дела, Они приглашали князей лишь для обороны, а не для внутреннего управления. Вскоре жители опять обратились к нему за помощью. Теперь меченосцы взяли Изборск и Псков, вторглись в Водскую Пятину, заняли дороги близ Новгорода и грабили купцов. После поездки в Орду Александр в 1242 году взял Псков и встретил немцев и чудь. Об этом племени не говорили в советское время. Встреча произошла на Чудском озере. Лёд был ещё крепок ( весна, 5 апреля). Битва началась на восходе солнца. Рыцари пробились «свиньёй» сквозь русские полки и погнали уже бегущих русских. Но Александр обогнул немцев с тыла и решил дело в свою пользу. Летописец сообщает: «Была злая сеча. Льда на озере стало не видно. Всё покрылось кровью». Русские гнали врага семь вёрст. Убили 500 рыцарей. Это значительная потеря, потому что рыцарь на коне — это живой танк . Если он падал с коня, то он не мог подняться. Чуди было бесчисленное множество, они были легко снаряжены. Об этом ничего не сообщалось в советских школах. Русские пленили ещё 50 рыцарей. Их вели пешком по городу. По городу победителей встречали жители и священники с крестами. Немцы явились в Новгород с перемирием. Они отказались от завоеваний и предложили обменяться пленными. После этого немцы не поднимались на Русь десять лет. И только в 1253 году вновь пришли под Псков и сожгли посад. Как же Александр боролся за старшинство среди братьев. После Ярослава по старшинству престол наследовал его старший брат Святослав по старине. В 1242 году Батый пригласил Александра в Сарай. Он будто бы так сказал Александру (по житию): «Мне Бог покорил многие народы, неужели ты один не хочешь покориться моей державе ? Если хочешь сберечь землю свою, то приходи поклониться мне и увидишь честь и славу царства моего». Потом хан будто бы сказал вельможам своим: «Всё что мне говорили о нём — всё правда, нет подобного этому князю». После смерти отца в 1246 году Александр отправился к Батыю после громких славных побед с братом Андреем, а между тем московский князь Михаил Хоробрый (самый младший брат Александра) отнял великое княжение у Святослава в нарушение родового права. Вот как выступает Москва на политическую сцену — по праву сильного. Михаил скоро погиб от литовцев, до возвращения старших братьев из Орды. Александр получил киевский стол и Новгород, он удерживает также свою отчину Переяславль Залесский. А Андрей великое княжение владимирское. Александр был недоволен ибо давно уже Владимир получил первенство над Киевом и в 1252 году Александр отправился на Дон к сыну Батыя Сартаку. Почему он отправился к Сартаку? Потому что он был христианином. Он принял христианство и если верить Гумилёву едва ли не был побратимом Александра. Есть основания утверждать, что Сартак был именно христианином.. Вернадский Г. В. приводит цитату из книги арабского историка. Вот что он пишет: «Вступив на престол Сартак должен был отправиться на поклонение к великому хану Мунке. На обратном пути Сартак проехал мимо Орды дяди Берке. Тот послал спросить о причине такого оскорбления. Он отвечал: Ты мусульманин, а я исповедую Христа. Видеть лицо мусульманина есть несчастье». Оскорблённый Берке заперся в своей палатке, положил верёвку себе на шею и трое суток провёл в плаче и молитве: «Если вера Магомета согласна с истиной, то отомсти за меня». И Сартак на четвёртый день умер. Предполагают, что Сартак был отравлен ханом Берке, который занял престол. Итак, мы можем принять за достоверное, что Сартак был христианином. А если верить Гумилёву ( это что-то из области фантазии, он был человеком увлекающимся) хан был даже диконом. Вот почему Александр поехал к Сартаку. Оттуда вернулся вот с какими результатами: добился у хана признания старшинства с помощью татар пришёл во Владимир, а брату отдал Суздаль. По смерти Батыя новый хан Берке с 1257 года начал перепись русского населения с целью собирания выхода или дани. Его счётчики сочли (сосчитали) землю Рязанскую, Муромскую, Суздальскую. Служители всех религий освобождались от дани, кроме раввинов. Однако в Новгороде возникло великое смятение против счётчиков. Там даже убили посадника. Тогда в Новгород приехал Александр с татарскими послами и после долгих споров уговорил новгородцев смириться, но народ поднялся в Ростове, во Владимире, Суздале, Переяславле, Ярославле. Полки татар уже были против мятежников. И Александр чтобы отмолить людей от беды снова поехал в Орду. Поездка была удачной, может быть потому что Берке был занят войной с Персией. Берке –первый золотоордынский хан принявший мусульманство. Это было последним делом Александра Невского. Больны уже он выехал из Орды и в дороге в Городце под Нижним Новгородом скончался 14 ноября 1263 года. А потом его останки перенесли во Владимир и 23 ноября было погребение в Христорождественском монастыре Владимира. Отпевал его митрополит Кирилл. Прославление Александра совершилось при митрополите Макарии на соборе 1547 года в Москве. Его стараниями в Сарае была учреждена епархия . К Александру в 1248 году явились латинские послы из Рима и обратились с такими словами: «Слышали мы о тебе князь, что ты честен и дивен. Послушай учения нашего». Александр ответил: «От вас учения не принимаю». Оценивая его деятельность надо сказать следующее: «Александр будучи убеждён, что Русь не может противостоять натиску немцев и монголов принял твёрдый политический курс на ханское покровительство. Его наследники следовали такой же политике в течение почти столетия». Это мнение евразийца Вернадского. Такого же мнения придерживался западник Шмурло. Вернадский продолжает: «Он совершил два подвига. Александр, дабы сохранить сохранить религиозную свободу пожертвовал свободой политической и два подвига его — борьба с Западом и смирение перед Востоком имели единственную цель сбережение православия как источника нравственной и политической силы русского народа». В 1269 году немцы подготовились к решающему удару, но в Новгород явились татарские силы, «немцы же зело бояхуся и имени татарского». Так Псков и Новгород были спасены. Так Александр Невский и его преемники были гибкими и ловировали не только с сильными немцами, но были хитрыми дипломатами с татарами.

Источник

11. А было ли иго?

Лавров C.Б.

Когда Л. Гумилев закончил последнюю книгу «От Руси до России», он отдал ее ученикам со словами: «Я вам ничего не должен больше».

Без «татарщины» не было бы России.

Заостренная формула Л.Н. — «Никакого татарского ига не было» — надолго стала мишенью, по которой упражнялись его многочисленные критики. Возьмем, к примеру, один из номеров журнала «Родина» (NN 3-4) за 1997 год, специально посвященный лесу и степи в IX-XVI вв.

Вот основные идеи историков, признававших отрицательные последствия ига: Оно вызвало глобальное бедствие, катастрофические последствия которого были неисчислимы; Высокоразвитая цивилизация (древнерусская) была отброшена назад в экономическом, политическом и культурном развитии, по крайней мере, на полтора столетия. К 1241 г. на Руси наступил демографический спад, не сравнимый ни с какой эпидемией или опустошительным голодом. Никакого симбиоза между лесом и степью не было. Русские земли были страшно разорены [+1].

Можно дополнить этот список «свежих» высказываний цитатами из «штатных хулителей» Льва Николаевича — Апполона Кузьмина или В. Чивилихина. Думается, что «заостренность» гумилевской формулы дала импульс для спора, для возражений, а значит — для поиска истины. Как всегда новое — в какой-то мере хорошо забытое старое. Почему, например, никто не критиковал П. Милюкова, бравшего в кавычки термин «татарское иго»? [+2] Я нахожу лишь один ответ: российское (именно российское, а не русское!) издание его «Очерков» вышло лишь в 1993 г., уже после смерти Л.Н., после того, как он принял удар на себя. Принял и наслаждался обстановкой «боя», как бы ему при этом не перепадало.

После смерти Л.Н. его резкие слова еще раз прозвучали в учебнике для 9-11 классов: «Ни о каком монгольском завоевании Руси не было и речи. Гарнизонов монголы не оставили, своей постоянной власти и не думали устанавливать. С окончанием похода Батый ушел на Волгу, где основал свою ставку — город Сарай. Фактически Хан ограничился разрушением тех городов, которые, находясь на пути войска, отказались замириться с монголами и начали вооруженное сопротивление» [+3].

Проблемы ига неотделимы от якобы многовекового противостояния леса и степи. Им посвящена самая капитальная во всем цикле итоговая работа Л.Н. — «Древняя Русь и Великая степь», вышедшая еще при жизни автора в 1989 году [+4]. Противостояние «Лес — Степь» находило параллели в традиционных «связках контрастов»:

оседлые — кочевники, земледельцы — скотоводы, славяне — тюрки, европейцы — азиаты, Запад — Восток. Русь и степь до нашествия и Русь в годы «ига» — два тесно связанных, но все-таки разных периода. Рассмотрим их коротко.

11. 1. Спор историков. Родилась ли истина?

Есть много загадок прошлого; например, почему в XII-XIII вв. Половецкая степь именовалась в русских источниках «Землей незнаемой», если еще в Х в. русские свободно ездили в Тьмутаракань (Керчь) и в Крым, доходили до берега Каспия? Неужели знания русских географов в XIII в. уменьшились или забыли они об этих «рядовых» событиях недавнего прошлого?

Как замечал Л.Н., в XII в. «бывшая степная окраина Киевской Руси превратилась сначала в «Землю незнаему», потом в «Большой луг» и, наконец, в «Дикое поле» [+5]. В последнем названии уже явственен элемент враждебности. Тянулась ли действительно эта вражда чуть ли не столетиями, и если «да», то только ли вражда?

В степи доминировали половцы и, значит, в первом приближении проблема сводится к выяснению взаимоотношений русских с ними. Русские историки XIX (а частично и XX) вв. давали однозначный ответ. «Рыцарственная Русь и тревожная недобрая степь, — пишет Б. Рыбаков,- разлившаяся безбрежным морем от Волги до Дуная. Степь полна топота и ржания конских табунов, дыма становищ, скрипа телег; рыщут волки, кружатся над полем хищные птицы, тут и там идут несметные войска половецких ханов, распугивая антилоп и туров. Духами зла и смерти, огня и несчастий наполняет степь фантазия поэта. На сотни верст вдоль русской границы раскинулось необъятное степное море, ежегодно, ежедневно угрожавшее ураганами и штормами воинственных и хищных половецких орд» (подчеркнуто мною — С.Л.) [+6]. Красиво? Да. Но убедительно ли?

У академика Б. Рыбакова было много именитых предшественников — классиков русской исторической науки. Их оценки практически однозначны. Гумилев писал, что дореволюционная русская историография от В. Н. Татищева до Г. В. Плеханова, за редкими исключениями, решала проблему русско-половецкого контакта единообразно.

Татищев считал, что «половцы и печенеги. русским пределам набегами, пленя и грабя, великие вреды наносили»; Н. Карамзин: половцы — «неутомимые злодеи», «мир с такими варварами мог быть только опасным перемирием»; Н. Г. Устрялов: половцы — «лютые злодеи»; С. М. Соловьев: «Русь. должна была вести борьбу с жителями степей»; Н. И. Костомаров: половцы — «полчища степных кочующих народов. жадных к грабежу и истреблению»; Н. А. Рожков: половцы — «наибольшая опасность для древнерусского государства» [+7].

Сюда же, к «традиционалистам», Л.Н. отнес и П. Н. Милюкова, отнес напрасно, но не виновен в ошибке; российское издание «Очерков» вышло, как уже говорилось, после смерти Л. Гумилева. Между тем П. Н. Милюков был совсем не традиционен: он считал, что своеобразны были отношения «на границе лесостепи с теми кочевниками, которых русские князья начинают, в противоположность «диким половцам», называть «наши поганые», «надобные Руси» [+8]. Понравилось бы это Гумилеву! Но это лишь эмоции, а необходимы доказательства «не-вражды».

По мнению П. Милюкова, половцы — последние степные пришельцы, были и остались чистыми кочевниками, без всякой примеси государственных целей. Настоящего наступательного движения на Русь у половцев никогда не было, они не желали выходить из степей и расширять свою территорию за счет лесостепной и степной области. Вот почему северные пределы половецких кочевий и южные границы днепровских русских княжеств оставались неизменными до второй половины XII в. и до конца существования половецкой независимости [+9]. Типично «евразийское» объяснение! Добавим, что I-II тома «Очерков» Милюкова основаны на понятии «месторазвитие» П. Савицкого, что, правда, не мешало ему там же критиковать евразийцев.

Л.Н. «реабилитировал» половцев еще подробнее и капитальнее.

Во-первых, число русских в XII в. достигало 5,5 млн. чел. а половцев — несколько сот тысяч (вспомним «несметные войска» у Рыбакова!).

Во-вторых, в XI — XII вв. было больше русских походов на север, чем столкновений на юге.

В-третьих, В. Пашуто подсчитал, что, несмотря на рознь русских князей, половецкие набеги коснулись лишь 1/15 территории Древней Руси, тогда как русские походы достигали Дона и Дуная, приводя половецкие становища к покорности.

В-четвертых, согласно Лаврентьевской летописи получается, что за 180 лет (1055-1236 гг.) половцы нападали на Русь 12 раз, и столько же раз русские на половцев; совместных русско-половецких операций в междоусобных войнах было тридцать [+10].

В-пятых, Владимир Мономах писал, что заключил с половцами «19 миров»; он первый привел половецкую рать на Русь для разгрома Полоцкого княжества [+11].

В-шестых, в XII в. редкая усобица обходилась без того, чтобы тот или иной князь не приглашал к себе на помощь «поганых» [+12].

«Следовательно, половцы и русские, — резюмировал Л.Н., — уже составляли единую этно-социальную систему» [+13].

Видимо, иначе и не могло быть. Огромный регион, включающий Древнюю Русь и Великую степь, не был разрезан какой-то жесткой природной границей; лес плавно переходил в лесостепь и затем в степь; зональные ландшафты сочетались с азональными, а значит должна была сформироваться некая целостная хозяйственная система. Тогда более характерными и нормальными являются не войны и набеги, а интенсивный товарообмен между Лесом и Степью [+14]. Экономика, как всегда, определяла политику. Ее в свою очередь определяли возможности такого товарообмена.

Граница не была ни жестким природным рубежом, ни этническим водоразделом. Не случайно даже в XIV- XVI вв. сохранились такие полиэтничные (и вместе с тем — «микро-политические») образования на границе Леса и Степи, как Елецкое княжество, «Яголдаева тьма», княжество Глинских (потомков Мамая), опровергавшие концепцию «извечного антагонизма» [+15]. Настоящая беда шла на Русь не с востока, а с запада. И не одна беда, а много бед.

11. 2. Оккупация или симбиоз

Золотая Орда была искусственным и непрочным государственным объединением. После завоеваний, сопровождавшихся чудовищными разрушениями и человеческими жертвами, главной целью золотоордынских правителей было ограбление порабощенного населения.

Большая советская энциклопедия

Типичный двойной счет, принятый на Западе при оценке Запада и Востока, не миновал и нас; более того, он доминировал, это чувствуется и сейчас. Монгольские войска вторглись в пределы Руси в 1237 г., и к концу 1240 г., одержав победы во многих сражениях, подчинили себе чуть ли не всю страну. Новгород, по оценке Э. Хара-Давана, спасла лишь апрельская оттепель и бездорожье [+16]. Тут нечему удивляться, ибо до того (правда, не за три, а за двадцать шесть лет) ими был покорен почти весь Азиатский континент, а значит на Русь обрушилась концентрированная мощь всей Азии [+17].

Этому предшествовало пагубное изменение всей геополитической обстановки, резкое ухудшение положения Руси в тогдашнем мире — и в «дальнем», и в «ближнем зарубежьи», плюс утеря координации внутри самой Руси. Л. Н. назвал это «вереницей бед» [+18]. Грозная беда надвигалась с Запада: началось завоевание Прибалтики немцами; была основана Рига; в 1201 г. учрежден орден меченосцев; Ревель, основанный датчанами в 1219 г., стал базой наступления на Северо-Западную Русь. Немцы взяли основанный русскими Юрьев и не пощадили там ни одного русского. Это было страшнее поражения на Калке в 1223 году, и, может быть, еще страшнее потому, что все это не находило никакой реакции в Новгороде — наиболее угрожаемом форпосте Руси.

В 1204 г. пал Константинополь, захваченный французско-итальянскими крестоносцами — врагами православия. «Русь перестала быть, — писал Л. Н., — частью грандиозной мировой системы, а оказалась в изоляции, охваченная в клещи двумя крестоносными воинствами» [+19]. При этом Европа в начале XIII в. прошла менее 1/3 нормального цикла этноса; ее «распирала» пассионарность, а славянские князья воевали друг с другом, не замечая, как тает территория Руси. Галичина, бывшая ее передним краем на юго-западе, была разделена поляками и венграми. Русь находилась в стадии обскурации [+20].

Стандартное объяснение русских поражений — «феодальная раздробленность Руси». Л.Н. считал иначе; он видел основную причину в спаде пассионарного напряжения, в старении этнической системы [+21].

Монгольское нашествие (1237-1240 гг.) Л.Н. называет «бедой девятой». Факты хорошо известны: Батый разгромил Рязанское княжество, во Владимирском взял 14 городов, завоевал Торжок и «злой город» Козельск; затем пал Чернигов, а в 1240 г. — Киев. Дальше был рейд на Венгрию и Польшу. При этом Л.Н. категорически отвергал миф о «спасении Европы», широко распространенный с давних времен (еще А. Пушкин был им «заражен»). Он отмечал «отсутствие благодарности» у Запада; вместо нее было благословение крестового похода против православных [+22].

Л.Н. называл «иго» симбиозом русских и татар, и это вызывало возмущение у критиков. Но поставим вопрос иначе: не как называть этот период, а был ли иной выход? Геополитическая картина мира в начале XIII в. была отчетливо биполярной. Господствовали две мощные системы: теократия папы Иоанна IV на западе и Монгольский улус на востоке [+23]. Какая-либо сравнимая с ними «третья сила» отсутствовала. Византия, казалось бы, обретшая «второе дыхание» в 1261 г., временно стряхнувшая оккупацию, находилась в состоянии прозябания (по Л.Н., в фазе обскурации, как и Русь). Русь к тому же была раздроблена на 8 «полугосударств»-княжеств, враждовавших друг с другом.

Л.Н. называл Литву и Великороссию тех лет малыми этносами, зажатыми между двумя могучими системами [+24]. Где же искать выход из тупиковой, казалось бы, ситуации: что хуже, что гибельно для Руси, а что даст хоть какой-то шанс на выживание и возрождение? Такой нелегкий вопрос стоял перед Александром Невским. «Русские — враги католической церкви», — говорилось в папской булле шведскому архиепископу. Именно в Прибалтике проходил передний край наступления на Северо-Восточную Русь.

Только не понимая всего трагизма ситуации, абстрагируясь от реальности, глядя «с Запада», можно обвинять Александра в «коллаборационизме», высокомерно морализировать по этому поводу. Западный историк Джон Феннел холодно заметил, что находиться в вассальной зависимости от Золотой орды было позорно и бессмысленно [+25]. Из теплого и уютного кабинета в Лондоне или Кембридже легко было морализировать, куда труднее было принимать решение на ледяном ветру у Чудского озера в эпоху, когда все решалось силой, князю, которого не раз предавал его родной город, человеку, родной брат которого был типичным «западником».

Из крупных русских историков, даже оценивавших нашествие как «иго», никто не бросил камень в новгородского князя. Г. Вернадский писал: «Будучи убежден, что Русь не может противостоять одновременно натиску немцев и монголов, Александр принял твердый политический курс на ханское покровительство; он никогда не отходил от этого, и его наследники продолжали вести такую же политику в течение почти столетия. » [+26]. При этом историк, различая этапы нашествия, отмечал, что политика Тимура «сделала монгольскую власть для русских более приемлемой [+27]. Е. Шмурло, однозначно принимавший концепцию «ига», считал, что князь Александр прилагал невероятные усилия «ввести расхлеставшееся татарское море в должные границы, примирить возмущенное чувство русских людей с неизбежностью ига» [+28].

Для Л.Н. Александр Невский — ярчайший пример пассионария. Он — мастер маневренной войны, он наиболее последовательный борец за Русь, защитник суперэтноса и его культуры от железного натиска католической Европы или, что одно и то же, от колониального порабо-щения [+29]. Поэтому он отказывается от любого культурного обмена с Западом, даже от дозволения религиозных диспутов [+30]. Союзом с монголами ему удалось остановить крестоносный натиск. Поэтому договор Александра с ханами Батыем и Берке, согласно мнению Л.Н., был по сути «военно-политическим союзом, а «дань» — взносом в общую казну на содержание армии» [+31]. В этой борьбе он противостоит не только своему городу-республике, много раз предававшему его, он противостоит этносу, находящемуся, согласно Л.Н., «в маразме», в полной неспособности к отражению внешней угрозы. Здесь

Л.Н. явно перегибал в угоду своей концепции, но не так уж сильно. Не так сильно, ибо очень осторожный в оценках Г. Е. Грумм-Гржимайло тоже отмечал, что «князья не испытывали ни государственного, ни национального стремления к единству» [+32].

Важнее всего для нас все-таки не оценки историков XIX или XX века, и даже не гумилевское признание всех заслуг князя Александра и его безусловной пассионарности. Гораздо интереснее и весомее оценка Александра Невского в более близкое к нему время. Несмотря на то, что он был канонизирован лишь в 1547 г., почитание его как святого началось сразу же после кончины: открытие мощей Александра Невского произошло перед Куликовской битвой, когда «бяху вси людие в страсе велице утесняеми» [+33].

Выбор пути стоял не только перед Александром, но и перед каждым русским человеком. Необходимо было выбрать ту культуру, которая ему больше подходила: западную, католическую, или восточную, православную. Ведущая роль тут, согласно Л.Н., принадлежала не догматике, а мироощущениям, «симпатичным друг другу» [+34]. Здесь «срабатывала» такая таинственная сила, которую Л.Н. назвал комплиментарностью, «срабатывала», естественно, в пользу «своего» суперэтноса. До нашествия «свои» — это греки, болгары, половцы, но не католики, не мусульмане. Согласно Л.Н., с западной стороны грозила подлинная оккупация, а с другой — «большой набег» [+35].

При всей необычности и условности гумилевского определения -«большой набег» оно все же ближе к истине, чем «оккупация» или «порабощение», хотя бы потому, что ни на Руси, ни в Польше или Венгрии монголы не оставляли постоянных гарнизонов. Да и не могли они это сделать, ибо по реальным оценкам численность монгольской армии была где-то между 30 тысячами (Н. Веселовский) и 120-140 тысячами (В. Каргалов). При этом последние цифры, вероятно, завышены уже потому, что в этом случае нужно было иметь конницу примерно в 500 тысяч голов, а где взять корм, особенно зимой? Это абсолютно нереально и потому, что после похода в северной части Руси Батыю пришлось дать войскам продолжительный отдых в южнорусских степях «для ремонта конского состава» [+36]. Слова древних авторов о 300-400-тысячной армии вообще фантастичны, т. к. это больше всего мужского населения тогдашней Монголии.

Могла ли даже 30-60-80-тысячная армия быть раздроблена еще на сотни гарнизонов? После побед Батыя, уже как главы Золотой орды, на его долю приходилось всего 2 тысячи «настоящих» воинов, а с ополчением (т. е. отчасти «обслугой») — 25 тысяч [+37]. Монголов ограничивало это соотношение сил; их толкало на союз с Александром Невским и другое: Батый хотел иметь надежный тыл, поскольку все время должен был считаться с внутриполитической обстановкой и интригами в самой Монголии, в улусе.

Комплиментарность «срабатывала» уже потому, что с начала «оккупации» до принятия Ордой ислама, как государственной религии (1312 г.) прошло более полувека. Первый мусульманин из правителей Орды — Берке (брат Батыя) в 1240 г. разрешил учредить в самом Сарае православную епископию. Ислам нравился отнюдь не всем татарам, и тогда они шли в русские княжества и оседали там, происходила метисация. «Так появились на Руси, — пишет Л.Н., — Аксаков, Алябьев, Чаадаев, Шаховской, Шереметьев, Юсупов». В полном списке, включавшем 65 фамилий, есть, кстати сказать, и фамилии нескольких историков и философов-классиков, по-разному оценивавших «иго»: Карамзин, Милюков, Татищев, Чаадаев [+38]. В этом же списке присутствуют Ахматовы, но, как известно, фамилия А.А. была другая.

Комплиментарность же римско-германского суперэтноса с восточными соседями была отрицательной [+39]. Монголы принимали православие, ислам или буддизм, но не католическую религию. Это был не поиск выгоды, а симпатия, лежащая в сфере подсознательного, природного. Комплиментарность русских и монголов поддерживалась и веротерпимостью «оккупантов». Чингис-хан провозглашал это так: «Уважаю и почитаю всех четырех — Будду, Моисея, Иисуса и Магомета — и прошу того, кто из них в правде наибольший, чтобы он стал моим помощником» [+40]. Но это, так сказать, теория, а практика была закреплена указом Менгу-Тимура: «На Руси да не дерзнет никто посрамить церквей и обижать митрополитов и подчиненных ему» [+41]. Резюмируя эти многочисленные доказательства веротерпимости, Э. Хара-Даван писал: «Ханы выдавали русским митрополитам золотые ярлыки, ставившие церковь в совершенно независимое от княжеской власти положение» [+42].

Комплиментарность поддерживалась и невысоким экономическим гнетом. Русь платила дань, платила ее долго и исправно. Но в капитальном исследовании С. М. Каштанова показано, что она составляла в XIV в. — 5000 рублей, а в XV в. — 7000 рублей в год. Это — огромные по тем временам деньги, ибо на 1 рубль можно было купить 100 пудов хлеба. Да, конечно, князья предпочли бы, чтобы эти суммы оседали у них, а не уплывали в Орду. Но если разделить их на пятимиллионное население тогдашней Руси, то на душу приходится всего 1/1000 рубля в год, т. е. 1,6 кг хлеба. В. Кожинов уточняет: подушная подать была больше, поскольку указанные суммы предназначались лишь для монгольской власти [+43]. Существует мнение, что годовая дань на душу населения в современном (конец 80-х гг.) исчислении составляла всего один-два рубля. Князь Симеон Гордый (сын Ивана Калиты) добровольно жертвовал равную всей дани сумму на поддержание Константинопольской епархии [+44].

В. В. Бартольд писал, что несмотря на произведенные монголами опустошения, первое время существования Монгольской империи было временем экономического и культурного расцвета для всех областей, которые могли воспользоваться последствиями широко развившейся при монголах караванной торговли и более тесного, чем когда-либо прежде, культурного общения между Западной и Восточной Азией [+45].

Стоит сказать и еще об одном моменте, уточняющем понятие «иго», и существенно уточняющем. Почему-то никто не ставил вопрос о географическом ареале ига, а вопрос этот чрезвычайно важен. Была ли тогдашняя вся Русь под игом? Современный исследователь Э. Кульпин расценивает известную нам историю «веков ига», как историю 1/10 населения тогдашней Руси, а именно той ее части, которая была сосредоточена вокруг городов и как бы зависала в лесных ареалах, где от одного пашенного участка до другого могло простираться в среднем 10-20 верст [+46].

Конечно, все было отнюдь не идеально и благостно, речь идет лишь о самых общих и длительных тенденциях внутри ареала. Были бедствия, огромные бедствия и разорение, и все-таки не «погибель Русской земли». Е. Шмурло писал, что нашествие Батыя сильно обезлюдило Русскую землю. Известно, что в Торжке татары перерезали всех жителей; в Козельске — не только все взрослое мужское население, но и женщин с детьми; в Южной Руси, взяв и сжегши Переяслав, половину жителей перебили, а другую — увели в плен; в Киеве от всего города осталось не более 200 домов и т. д. [+47].

Поэтому «симбиоз» нельзя воспринимать как некую особую любовь русских к монголам. Сам Л. Н. писал, что без монголов они обошлись бы с удовольствием, так же, как и без немцев. Более того, Золотая орда была так далека от главного улуса и так слабо связана с ним, что избавление от «татарского ига» после смерти Берке-хана и усобицы, возбужденной темником Ногаем, было несложно. Но вместо этого русские князья продолжали ездить кто в Орду, а кто в ставку Ногая и просить поддержки друг против друга [+48].

Все меняется после 1312 г., когда уже мусульманский суперэтнос овладел Причерноморьем и Поволжьем. Как утверждал Л.Н.: «Великороссия, чтобы не погибнуть, вынуждена была стать военным лагерем, причем былой симбиоз с татарами превратился в военный союз с Ордой, который продолжался более полувека — от Узбека до Мамая» [+49].

Узбек, правивший в 1313-1342 гг., выдал свою сестру за московского князя Юрия Даниловича — внука Александра Невского, которая при крещении получила русское имя Агафья. Хан Джанибек (1342-1357 гг.) дружил с одним из главных религиозных деятелей Руси (позже — митрополитом) Алексием. Кстати, он вылечил жену Джанибека от тяжелой глазной болезни [+50]. Юрий Данилович жил в Орде два года, приобрел расположение хана, получил от него ярлык на великое княжение. Он был первым, кто от имени Московского княжества подписал международный договор.

Итак: «симбиоз» или «иго»? «Симбиоз» — всего лишь обозначение, данное этому феномену Л. Гумилевым, а оценка (идея) была высказана куда раньше евразийцами. В 1926 г. они формулировали ее так: «Прежняя разграничительная линия между русскою и азиатско-языческими культурами перестала ощущаться потому, что она просто исчезла: безболезненно и как-то незаметно границы русского государства почти совпали с границами монгольской империи, и не от кого стало с этой стороны защищаться» [+51].

Неужели стереотип «ига» реально отбросить? Конечно, нет. Велика сила и устойчивость стереотипов, велико и число противников концепции Л.Н. Только надо понять, что спор идет скорее по форме, чем по сути: сначала необходимо определить само понятие «иго».

11.3. Геополитика Куликовской битвы. Становление суперэтноса

Я считаю, что в Куликовской битве родился русский этнос. 8 сентября 1380 года на Куликовом поле сражались уже не владимирцы, москвичи, суздальцы, тверичи, смоляне. Не представители разобщенных междоусобицей княжеств — но русские, великороссы, совершенно осознанно шедшие защищать свой мир и свое отечество свой культурно-философский смысл бытия.

Скифский, гуннский и монгольский периоды общеевразийской истории были продолжены периодом русским.

В 1980 г. отмечалось 600 лет со дня Куликовской битвы. В потоке публикаций была и статья Л.Н., как мне кажется, лучшая в его жизни, кристально четкая по логике и в то же время очень эмоциональная. Начиналась она весьма необычно: «Генуэзские купцы, которые весь XIV век держали в экономической зависимости Византию и сделали своим теплое Черное море, серией территориальных захватов оказались у нас на юге — в степи» [+52]. Какая здесь связь: генуэзские купцы и Куликовская битва?

Три силы у Л.Н. играют главные роли в геополитике конца XIV в: во-первых, нарождающийся западноевропейский этнос, его авангардом была активная купеческая буржуазия, которая лишь ждала гибели ослабленной Византии. Проводником ее влияния у нас на юге была Генуя [+53]. Во-вторых, молодая Османская Турция; и в-третьих, ослабленная Золотая орда, где в 1359 г. началась внутренняя междоусобица — «замятия», и за 20 лет сменилось более 20 ханов! Русь и Литва были лишь «кандидатами на суперэтнос».

В 1312 г. после государственного переворота в Сарае царевич Узбек объявил ислам государственной религией. Из степного хана кочевой Орды новый властитель становится завоевателем-султаном. Как указывал Л.Н., конфессиональные перемены означали изменение политического курса на суперэтническом уровне. Нагнетание ситуации длилось до 1340-х гг., когда какой-то рок в один-два года лишил три восточноевропейских центра вождей и правителей: в Литве умер Гедимин, в Сарае — Узбек, а в Москве — Иван Калита. Стало ясно, что надвигается новый тур взаимной неприязни, вражды [+54].

Нажим на Русь шел по всей линии противостояния, линии «раскола цивилизаций». Опасность исходила не от Золотой орды. Угрозой N 1 был Запад — ганзейские купцы с их монополией торговли на Севере, а параллельно — агрессия Ливонского ордена. Еще опаснее был Юг, откуда исходила генуэзская агрессия, заключавшая триаду: купцы-воины-католицизм [+55]. Линия «раскола цивилизаций» была давно нарушена Западом, резко отбросившим ее на восток. Во второй половине XIII — начала XIV вв. она сдвинулась с Западной Двины и Западного Буга на 600-800 км до Верхней Волги и Оки [+56]. Еще резче был удар на Юге — главном направлении натиска на Русь. Запад наступал с юга! Вот почему и начал Л.Н. свой рассказ о Куликовской битве.

С конца XIII в. генуэзцы, не без борьбы, становятся на Черноморье полными хозяевами. В 1266 г. они покупают у татар Феодосию, основывая знаменитую колонию Кафа, а в начале XIV в. обосновываются в Керчи и Херсонесе. Венецианцы в то же время утверждаются в Сугдее (Судак). Это значит, что на юге «линия раскола» откатилась на восток еще дальше — от Адриатики до Черного и даже Азовского побережья, т. е. на 1500 км! [+57] Здесь генуэзцы столкнулись с монголами Джанибека, против которого в 1345 г. папой был объявлен крестовый поход. Таким сложным и мрачным для Руси был геополитический «расклад» середины XIV века.

С кем же все-таки встретилась она на поле Куликовом и почему, обреченно-пассивная до тех пор, вдруг стала пассионарной? Воевала она с крымским темником Мамаем [*1]. Он не был Чингизидом, поэтому и не мог стать ханом; авторитет его в Золотой Орде был невелик. Г. Е. Грумм-Гржимайло называл его узурпатором [+58].

Как указывал Л. Н., Мамай опирался на союз с Западом, главным образом с генуэзскими колониями в Крыму, и это оказалось решающим в дальнейшем ходе событий [+59]. Союзником Мамая стал и Ягайло — литовский князь. Это был союз под эгидой Запада, союз для превращения Руси в колонию генуэзцев. На их деньги Мамай покупал наемников (в его корпусе были не только, и не столько монголы, сколько остатки половцев, алан и других). Им он продавал права на торговлю, военные поставки, работорговлю.

Л. Н. утверждал, что постепенно Мамаева орда превратилась во «всеразъедающую химеру». Под последней Гумилев понимал такое состояние социального организма, когда насильственное сожительство двух и более этносов не ведет ни к чему положительному ни в каком направлении, а лишь создает перегрузки системы при полной рассогласованности составляющих ее элементов [+60].

Русь сражалась на поле Куликовом «вовсе не с Золотой ордой», а с Мамаевой ордой, которая кардинально отличалась от первой. Лучшим и самым очевидным доказательством этого было то, что радостную весть о победе на поле Куликовом Дмитрий послал хану Тохта-мышу в Золотую Орду [+61].

Золотоордыские правители не стремились осесть на Руси, им нужна была «дань», а иногда и прочный союз. А. Тойнби признавал, что в XIII в. «угроза России со стороны Запада» стала хронической; правда, почему-то удивлялся, что ответом Руси стали самовластие и централизм в управлении страной [+62].

Россия как бы проснулась от анабиоза, длившегося более века. Война шла уже не между «лесом и степью», «Европой и Азией», русскими и татарами, а жизнеспособными этносами и химерой, оказавшейся на пути развития как Руси, так и самой Великой степи. Гумилев писал, что химера была не так страшна тем, что «вползала» в несвойственный, чуждый, экологически другой суперэтнос, а тем, что ее сущностью явилась отчетливая тенденция рассеяния и уничтожения народов-соседей (русских, половцев, мордвы, самих же татар) [+63].

Факты хорошо известны: химера лопнула, ее убила Куликовская битва. Ради этого 150 тысяч человек пошли на бой, из которого вернулись только 30 тысяч. «Русский этнос родился на Куликовом поле, — пишет Л.Н., — на тесной, затянутой перелеском и болотцем площадке, размером не более 30 квадратных километров, откуда вышла горстка новых русских, родоначальников этноса, который живет и поныне» [+64].

Коллизии русско-татарских контактов и столкновений не кончились на этом. Вспомним, что Тохтамыш через 12 лет вторгся в Россию, взяв Москву, но вернул ли он ее к положению, предшествовавшему Куликовской битве? [+65]. Нет, не вернул! Нельзя было уже вернуть все назад. Русский этнос родился на Куликовом поле.

[+1] «Родина», 1997, N 3-4, с. 86, 87, 88, 89, 91.

[+2] П. Н. Милюков. Очерки по истории русской культуры. М., Прогресс, 1993, ч. I, с. 372.

[+3] Л. Гумилев. От Руси к России. Очерки по русской истории. М., Дрофа, 1996, с. 132.

[+4] Л. Гумилев. Древняя Русь и Великая степь. М., Мысль, 1989.

[+6] Б. А. Рыбаков. Слово о полку Игореве и его современники. М., 1971, с. 8, 35.

[+7] Л. Гумилев. Древняя Русь и Великая степь, с. 471-477.

[+8] П. Н. Милюков. Очерки по истории русской культуры. Ч. 1, М., Прогресс, 1993, с. 365.

[+10] Л. Н. Гумилев. Древняя Русь и Великая степь, с. 485.

[+12] В. Каргалов. Внешнеполитические факторы развития феодальной Руси. М., 1967, с. 49.

[+14] А. Якубовский. Феодальное княжество Средней Азии и ее торговля с Восточной Европой в Х -xv вв. Л., 1932, с. 24.

[+15] Л. Гумилев. Слависты и номадисты. «Русская литература», 1989, N 2, с. 228.

[+16] Э. Хара-Даван. Чингис-хан как полководец и его наследие. Элиста, 1991, с. 159.

[+17] В. Кожинов. «Монгольская эпоха» в истории Руси и истинный смысл и значение Куликовской битвы. «Наш современник», 1997, N 3, с. 194.

[+18] Л. Гумилев. Древняя Русь и Великая степь, с. 490.

[+23] Э. Хара-Даван. Чингис-хан как полководец и его наследие, с. 168.

[+24] Л. Н. Гумилев. Древняя Русь и Великая степь. М., Мысль, 1989, с. 539.

[+25] Феннел Джон. Кризис средневековой Руси. М., 1989, с. 213.

[+26] Г. Вернадский. Русская история. М., Аграф, 1997, с. 69, 70. В «Евразийском временнике», 1925 г., была его статья, озаглавленная однозначно: «Два подвига Александра Невского».

[+27] Г. Вернадский. Русская история.. М. Аграф, 1997, с. 71.

[+28] Е. Шмурло. Русская история. М., Аграф, 1997, с. 104.

[+29] Л. Гумилев. Древняя Русь и великая степь, с. 523, 527.

[+31] Л. Гумилев. Историко-философские сочинения князя Н. Трубецкого. В кн.: «Н. Трубецкой. История, культура, язык». М., Прогресс, 1995, с. 29.

[+32] Г. Е. Грумм-Гржимайло Западная Монголия и Урянхайский край. Л., 1926, с.206.

[+33] Г. М. Прохоров. Повесть о Митяе. Л., Наука, 1978, с. 107.

[+34] Л. Гумилев. Древняя Русь и Великая степь, с. 527.

[+36] Э. Хара-Даван. Чингис-хан как полководец и его наследие, с. 160. Оценка в 20 тысяч многократно подтверждается разными источниками и авторами (Н. Мункуев. Заметки о древних монголах. В кн.: «Татаро-монголы в Азии и Европе», М., 1977, с. 397, 398.).

[+37] «Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона». Т. 24, с. 633, 635.

[+38] Л. Гумилев. От Руси к России. М., Дрофа, 1997, с. 538.

[+40] С. А. Федоров. Донцы в наследии Чингис-хана. «Вольное казачество», Прага, 1928.

[+41] Э. Хара-Даван. Чингис-хан как полководец и его наследие, с. 193.

[+43] В. Кожинов. «Монгольская эпоха» в истории Руси и истинный смысл и значение Куликовской битвы. «Наш современник», 1997, N3, сс. 184, 185.

[+44] П. П. Павлов. «К вопросу о русской дани в Золотую Орду». В кн.: «Ученые записки Красноярского педагогического института». 1958 г.

[+45] В. В. Бартольд. История изучения Востока в Европе и России. Л., 1926.

[+46] Кульпин Э. С. Путь России, М., 1995. Цит. по: В. Л. Цымбурский «От великого острова Руси. «. «Полис», 1997, N 6, с. 48.

[+47] Е. Шмурло. Русская история. М., Аграф, 1997, с. 124.

[+48] Л. Гумилев. Древняя Русь и Великая степь. М., Мысль, 1989, с. 543.

[+50] Л. Гумилев. От Руси к России. М., Дрофа, 1997, с. 171.

[+51] Евразийство (опыт систематического изложения). Евразийское книгоиздательство, 1926, с. 29.

[+52] Л. Гумилев. Год рождения 1380. «Декоративное искусство», 1980, N12, с. 34.

[+55] В. Кожинов. Цит. соч., с. 191.

[+57] Ф. И. Успенский. История Византийской империи, т. III, М., Мысль, 1997. с. 597, 598.

[+58] Г. Е. Грумм-Гржимайло. Западная Монголия и Урянхайский край. Л., 1926, с. 550.

[+59] Л. Гумилев. От Руси к России. М., Дрофа, 1997, с. 173.

[+60] Л. Гумилев. Год рождения 1380, с. 35.

[+61] В. Кожинов. Цит. соч., с. 180, 185.

[+62] А. Тойнби. Цивилизация перед судом истории. М., 1995, с. 158.

[+63] Л. Гумилев. Год рождения 1380. . с. 35.

[+65] Г. Е. Грумм-Гржимайло. Западная Монголия и Урянхайский край, с.551.

[*1] Его называли Темником, т. к. первоначально он командовал тьмой — десятью тысячами воинов.

Источник