Ко Дню Матери. Помни, ты море
Если он в месяц ночами кричит и краснеет как рак,
Если она в год и месяц все еще на руках,
Если он в полтора еще требует молока,
Если ей скоро два, а одна все не хочет играть.
Если ему уже два, а без слез не собраться гулять,
Если ей почти три, а никак не научится ждать.
Если ему исполнилось три, а сам не желает спать,
Если она в три с копейками только чуть что — кричать,
Если четыре ему, а он все не может никак понять,
Помни о том, что ты море, а не скала!
Ты не скала, об которую будет обтесан младенческий нрав.
Ты не скала, чтобы жесткость включить и «пусть орет до утра!»
Ты не скала, об которую бьются, хлещут и разрушают ветра.
Ты не скала, чтоб потребовать — и ни шагу назад,
Ты не скала, чтоб «хоть тресни, но сделай как я сказал!»
Ты не скала, чтобы эхом глушить его, «будет знать!»
Помни, ты море, и как ни бушуют над морем ветра,
Волны качают, питают, ласкают — даже тогда,
Когда «сколько можно, сил моих нет не спать».
Помни, ты море, для бурь твоих есть берега —
Люди, кому без вреда можно выплеснуть, высказать, выбросить
Все, что внутри накопилось, вспенилось, вздыбилось.
Помни, ты море, где каждый камень обласкан сполна,
Даже когда ты чернее тучи и закипает волна,
Даже когда поднялась на поверхность и тина, и сор со дна.
Помни, ты море — сила настолько твоя велика,
Даже когда ты им с т о л ь к о . — а им еще подавай.
Даже когда не один, а много, а ты одна.
Помни, ты море, а значит, сезон проливных дождей
Сменится штилем и чередою солнечных дней,
Когда снова с н и м и душой отдохнешь, а не без детей.
Помни, ты море, а это огромная чувств глубина,
Такая, где все, что хочешь! До дна не достать.
И, не став мамой, о той глубине никак не узнать.
Помни, ты море, значит ты разная, значит — жива,
И какого бы цвета сегодня ни шла волна,
Помни, ты море, огромное море, а не скала.
Татьяна Морина, 30 ноября 2020
Инстаграм tattimimo
Источник
Каникулы Любви — история песни
Каникулы любви (Koi-no Bakansu (яп.) — песня японского поп-дуэта The Peanuts (англ. «Арахиски»), вышедшая в 1963 году и получившая международную известность (в том числе в СССР). Авторы песни — Хироси Миягава ( музыка) и Токико Иватани ( текст).
Уже в 1964 году она была издана в СССР Всесоюзной студией грамзаписи «Мелодия» на третьей части сборника «Музыкальный калейдоскоп» (гранд, Д—14651-2)[1] и пользовалась большим успехом.
Вскоре поэт Леонид Дербенёв сочинил для неё русский текст («У моря, у синего моря») и в таком виде она прозвучала в фильме «Нежность» (1966, режиссёр Эльёр Ишмухамедов)[2], после чего песня завоёвала всесоюзную популярность, став одним из «документов эпохи» 1960-х гг и вторым названием «Каникул любви». В том же году она прозвучала в исполнении Нины Пантелеевой под названием «Песня о счастливой любви» (миньон, Д—00015983-4). В советских фильмах «Ошибка резидента» (1968 год) и «Судьба резидента» (1970 год) отрывок из песни «Каникулы любви» использован авторами в качестве радиопозывных зарубежного разведцентра неназванной страны.
Кто из моих современников не помнит эту задорную песенку, исполненную японскими сёстрами Эми и Юми Ито? Она впервые прозвучала у нас на японском и сразу завоевала признание советских любителей зарубежной песни. Так хотелось узнать, что же поют в своей песне симпатичные японочки? Японский — не английский. Знающих этот язык у нас мало. Наконец, поэт Леонид Дербенёв сочинил свой вариант текста этой песни, отдалённо передающий смысл оригинала. Спасибо ему и за это. У нас появилась возможность напевать эту песню по-русски. Называлась она «У моря, у синего моря». Она была популярна и очень долго. Её и сейчас поют.
С этой песней произошёл забавный казус. В СССР приехала японская делегация. Чтобы сделать приятное гостям, чиновники подготовили маленьких детишек, которые спели гостям эту песенку. Японские гости были несколько смущены. Дело в том, что в японском оригинале есть откровенно эротические моменты. Они ведь не знали, что у нас была строжайшая цензура и она бы не позволила появиться песне с таким фривольным содержанием. Они полагали, что детки поют о физической близости на пляже. Это их и смутило.Вот дословный перевод японского текста песни:
Твоего поцелуя достаточно,
Чтобы заставить меня вздыхать.
Сердце девичье
Грезит о сладкой любви.
На сверкающем зОлотом
Горячем песке
Давай ласкаться обнаженными телами,
Словно русалки.
Припев:
Прижимаясь загорелыми щеками,
Мы прошептали обещание.
Это тайна между нами двоими.
Вздох срывается с моих губ.
Ах, к любовной радости
Розовый день,
Когда я впервые увидела тебя.
Каникулы любви.
А вот, знаменитый текст Дербенёва к этой песне:
Музыка Хироси Миягава (Япония)
Русский текст Л. Дербенева
1. У моря, у синего моря
Со мною ты, рядом со мною.
И солнце светит, и для нас с тобой
Целый день поет прибой.
Прозрачное небо над нами,
И чайки кричат над волнами,
Кричат, что рядом будем мы всегда,
Словно небо и вода.
2. Смотрю на залив —
И ничуть не жаль,
Что вновь корабли
Уплывают вдаль.
Плывут корабли,
Но в любой дали
Не найти им счастливей любви.
А над морем, над ласковым морем
Мчатся чайки дорогой прямою.
И сладким кажется на берегу
Поцелуй соленых губ.
3.* А звезды взойдут,
И уснет прибой.
Дельфины плывут
Мимо нас с тобой.
Дельфины, дельфины,
Другим морям
Расскажите, что счастлива я!
Ты со мною, ты рядом со мною,
И любовь бесконечна, как море,
И солнце светит, и для нас с тобой
Целый день поет прибой,
Поет прибой!
А эти строчки дербенёвского текста нам казались очень смелыми и эротическими:
«И сладким кажется на берегу
Поцелуй соленых губ.»
И мы их распевали с особым удовольствием!
Прошло немало лет. Многое теперь доступно современным россиянам. А о чём же пели, действительно, в первом японском шлягере так и осталось не известным. Я счёл такое положение не справедливым. И сочинил свой текст к знаменитой и любимой японской песенке, опираясь на дословный перевод с японского и своё творческое воображение.
Как знать, может с моим текстом этот старый шлягер обретёт вторую молодость на постсоветском пространстве. Ведь его любили очень многие. А теперь появится возможность услышать и спеть откровенную песню о земной любви. С уважением, Любомир.
на фото из интернета сестрички Эми и Юми Ито.
смелый видеоролик к дербенёвскому варианту: http://video.mail.ru/mail/orelnapiramide/796/8052.html
музыка Хироси Миягава
стихи Любомир Светлый
Мы нежно друг друга балуем,
Ласкаем и сладко целуем.
Резвимся словно дети мы везде,
И на суше и в воде!
В обнимку по берегу моря,
Бредём и поём, с ветром споря.
Как пёс, солёным языком прибой
Лижет ноги нам с тобой.
И чайки кричат нам отчаянно.
Мы их распугали нечаянно.
Но дела нам нету с тобой до них —
Это море для нас, для двоих!
Идём по безлюдному пляжу.
На мягкий песочек приляжем.
Покроет ветер нашу наготу.
Ты подаришь мне мечту!
И волн укоряющий ропот
Заглушит признания шёпот.
И как сливается волна с волной,
Мы сливаемся с тобой.
Горячие чувства кипят в крови.
Так сладко искусство твоей Любви!
Каникул Любви будет много дней.
Сколько дней, столько сладких ночей!
Нас волны морские качают,
А солнце лучами венчает.
И пусть в Каникулы Любви одни
Превратятся (все) наши дни!
28.01.12 г. Таганрог
сёстры Эми и Юми Ито — Каникулы любви:
фото из интернета
© Copyright: Любомир Светлый, 2012
Свидетельство о публикации №112040510221
Источник
Она стала небом морем всем
- ЖАНРЫ 360
- АВТОРЫ 273 357
- КНИГИ 641 783
- СЕРИИ 24 443
- ПОЛЬЗОВАТЕЛИ 603 368
Под легким дуновением знойного ветра оно вздрагивало и, покрываясь мелкой рябью, ослепительно ярко отражавшей солнце, улыбалось голубому небу тысячами серебряных улыбок. В глубоком пространстве между морем и небом носился веселый плеск волн, взбегавших одна за другою на пологий берег песчаной косы. Этот звук и блеск солнца, тысячекратно отраженного рябью моря, гармонично сливались в непрерывное движение, полное живой радости. Солнце было счастливо тем, что светило; море — тем, что отражало его ликующий свет.
Ветер ласково гладил атласную грудь моря; солнце грело ее своими горячими лучами, и море, дремотно вздыхая под нежной силой этих ласк, насыщало жаркий воздух соленым ароматом испарений. Зеленоватые волны, взбегая на желтый песок, сбрасывали на него белую пену, она с тихим звуком таяла на горячем песке, увлажняя его.
Узкая, длинная коса походила на огромную башню, упавшую с берега в море. Вонзаясь острым шпилем в безграничную пустыню играющей солнцем воды, она теряла свое основание вдали, где знойная мгла скрывала землю. Оттуда, с ветром, пролетал тяжелый запах, непонятный и оскорбительный здесь, среди чистого моря, под голубым, ясным кровом неба.
В песок косы, усеянной рыбьей чешуей, были воткнуты деревянные колья, на них висели невода, бросая от себя паутину теней. Несколько больших лодок и одна маленькая стояли в ряд на песке, волны, взбегая на берег, точно манили их к себе. Багры, весла, корзины и бочки беспорядочно валялись на косе, среди них возвышался шалаш, собранный из прутьев ивы, лубков и рогож. Перед входом в него на суковатой палке торчали, подошвами в небо, валяные сапоги. И над всем этим хаосом возвышался длинный шест с красной тряпкой на конце, трепетавшей от ветра.
В тени одной из лодок лежал Василий Легостев, караульщик на косе, передовом посте рыбных промыслов Гребенщикова. Лежал он на груди и, поддерживая голову ладонями рук, пристально смотрел в даль моря, к едва видной полоске берега. Там, на воде, мелькала маленькая черная точка, и Василию было приятно видеть, как она все увеличивается, приближась к нему.
Прищуривая глаза от яркой игры солнечных лучей на волнах, он довольно улыбался: это едет Мальва. Она приедет, захохочет, грудь ее станет соблазнительно колыхаться, обнимет его мягкими руками, расцелует и звонко, вспугивая чаек, заговорит о новостях там, на берегу. Они с ней сварят хорошую уху, выпьют водки, поваляются на песке, разговаривая и любовно балуясь, потом, когда стемнеет, вскипятят чайник чая, напьются со вкусными баранками и лягут спать. Так бывает каждое воскресенье, каждый праздник на неделе. Рано утром он повезет ее на берег по сонному еще морю, в предрассветном свежем сумраке. Она, дремля, будет сидеть на корме, а он грести и смотреть на нее. Смешная она бывает в то время, смешная и милая, как сытая кошка. Может быть, она соскользнет с лавочки на дно лодки и уснет там, свернувшись в клубок. Она часто делает так.
В этот день даже чайки истомлены зноем. Они сидят рядами на песке, раскрыв клювы и опустив крылья, или же лениво качаются на волнах без криков, без обычного хищного оживления.
Василию показалось, что в лодке не одна Мальва. Неужели опять Сережка привязался к ней? Василий тяжело повернулся на песке, сел и, прикрыв глаза ладонью, с тревогой в сердце стал рассматривать, кто еще там едет? Мальва сидит на корме и правит. Гребец — не Сережка, гребет он неумело, с Сережкой Мальва не стала бы править.
— Эй! — нетерпеливо крикнул Василий.
Чайки на песке дрогнули и насторожились.
— Эй-эй. — донесся с лодки звонкий голос Мальвы.
В ответ донесся смех.
— Чертовка! — негромко выругался Василий и сплюнул. Ему очень хотелось знать, кто это едет там; свертывая папиросу, он упорно смотрел в затылок и спину гребца. Звучный плеск воды под ударами весел раздается в воздухе, песок скрипит под босыми ногами караульщика.
— Это кто с тобой? — крикнул он, когда различил знакомую ему улыбку на красивом лице Мальвы.
— А вот погоди, узнаешь! — со смехом отозвалась она.
Гребец обернулся лицом к берегу и, тоже смеясь, взглянул на Василия.
Караульщик нахмурил брови, вспоминая, — кто этот как будто знакомый ему парень?
— Ударь сильней! — скомандовала Мальва.
Лодка с размаху почти до половины всползла на песок вместе с волной и, покачнувшись набок, стала, а волна скатилась назад, в море. Гребец выскочил на берег и сказал:
— Яков! — подавленно воскликнул Василий, более изумленный, чем обрадованный.
Они обнялись и поцеловались по три раза в губы и щеки; на лице Василия удивление смешалось с радостью и смущением.
— То-то я смотрю. и что-то тово оно, — сердце зудит. Ах, ты, — как это ты? На-ко! А я смотрю — Сережка? Нет, вижу, не Сережка! Ан — это ты!
Василий одной рукой гладил бороду, а другой махал в воздухе. Ему хотелось взглянуть на Мальву, но в его лицо уставились улыбавшиеся глаза сына, и ему было неловко от их блеска. Чувство довольства собой за то, что у него такой здоровый, красивый сын, боролось в нем с чувством смущения от присутствия любовницы. Он переступал с ноги на ногу, стоя перед Яковом, и один за другим кидал ему вопросы, не дожидаясь ответа на них. В голове у него все как-то спуталось, и особенно нехорошо стало ему, когда раздались насмешливые слова Мальвы:
— Да ты не юли уж. с радости-то! Веди его в шалаш да угощай.
Он обернулся к ней. На губах ее играла усмешка, незнакомая ему, и вся она — круглая, мягкая и свежая, как всегда, в то же время была какая-то новая, чужая. Она переводила свои зеленоватые глаза с отца на сына и грызла арбузные семечки белыми, мелкими зубами. Яков тоже с улыбкой рассматривал их, и несколько неприятных Василию секунд все трое молчали.
— Я сейчас! — вдруг заторопился Василий, двигась к шалашу. — Вы уходите от солнца-то, а я наберу воды, пойду. уху будем варить! Я тебя, Яков, та-акой ухой накормлю! Вы тут тово. располагайтесь, я сию минуту.
Он схватил с земли у шалаша котелок, быстро пошел куда-то в невода и скрылся в серой массе их складок.
Мальва и его сын тоже пошли к шалашу.
— Ну вот, молодец хороший, я доставила тебя к отцу, — говорила Мальва, искоса оглядывая коренастую фигуру Якова.
Он повернул к ней свое лицо в кудрявой темно-русой бороде и, блеснув глазами, сказал:
— Да, приехали. А хорошо тут, — море-то какое!
— Широкое море. Ну, что же, — сильно постарел отец?
— Нет, ничего. Я думал — он седее, а у него еще мало седины-то. И крепкий.
— Сколько, говоришь, время вы не видались?
— Годов пять, чай. Как уходил он из деревни — мне в ту пору семнадцатый шел.
Они вошли в шалаш, где было душно, а от рогож пахло соленой рыбой, и сели там: Яков — на толстый обрубок дерева, Мальва — на кучу кулей. Между ними стояла перерезанная поперек бочка, дно ее служило столом. Усевшись, они молча, пристально посмотрели друг на друга.
— Стало быть, здесь работать хочешь? — спросила Мальва.
— Да вот. не знаю. Коли найдется что — буду.
— У нас найдется! — уверенно пообещала Мальва, ощупывая его своими зелеными, загадочно прищуренными глазами.
Он не смотрел на нее, вытирая рукавом рубахи потное лицо.
Вдруг она засмеялась.
— Мать-то, чай, отцу наказы да поклоны с тобой прислала?
Яков взглянул на нее, нахмурился и кратко сказал:
Смех ее не нравился Якову, — он точно поддразнивал его. Парень отвернулся от этой женщины и вспомнил наказы матери.
Проводив его за околицу деревни, она оперлась на плетень и быстро говорила, часто моргая сухими глазами:
— Скажи ты ему, Яша. Христа ради, скажи ты ему — отец, мол. Мать-то одна, мол, там. пять годов прошло, а она все одна! Стареет, мол. скажи ты ему, Яковушка, ради господа. Скоро старухой мать-то будет. одна все, одна! В работе все. Христа ради, скажи ты ему.
Источник