Глава 4 Поход русов за три моря
Поход русов за три моря
В 1912 году С. Шехтер обнаружил в Кембриджской библиотеке и в том же году издал источник на древнееврейском языке по истории Хазарии X века. По месту находки источник был назван «Кембриджским документом». Он представляет собой два соединенных вместе бумажных листка, исписанных от руки со всех четырех сторон крупным еврейским квадратным письмом. Это какой-то обрывок текста, который начинается с полуфразы и обрывается также на полуфразе. Документ написан в форме письма неизвестного, бывшего подданного последнего хазарского царя Иосифа к своему новому господину, также иудею, заинтересовавшемуся историей Хазарии. По одной версии исследователей, документ является параллельным текстом знаменитой переписки X века между последним хазарским царем Иосифом и знатным испанским евреем Хасдаем ибн Шафрутом. По другой версии — автором его является какой-то крымский еврей или хазарин, после гибели каганата нашедший себе нового господина и составивший для него этот трактат. Первоиздатель документа С. Шехтер счел его подлинным документом X века, но П. К. Коковцев, впервые издавший «Кембриджский документ» на русском языке, пришел к выводу, что появился этот документ, самое раннее, в XI веке <110>. В 1982 году американский гебраист Н. Голб еще раз исследовал «Кембриджский документ» по рукописи и признал его оригинальным произведением X века, созданным в Константинополе евреем — подданным царя Иосифа.
«Кембриджский документ» нельзя назвать историческим документом в строгом смысле этого слова. Это скорее литературное произведение. В нем речь идет об обращении хазар в иудаизм, а также о правлении трех последних хазарских царей Вениамина, Аарона и Иосифа. Внимание исследователей русской истории документ привлекает, прежде всего, содержащимся в нем рассказом о том, что во время правления хазарского царя Иосифа (30–60-е годы X века) византийский император Роман I Лакапин (920–944 гг.) «начал гонения на иудеев», а затем «подстрекнул» царя русов Хельгу совершить поход на хазар. Хельгу взял хазарский город Самкерц и ограбил его. Однако «булшицы» (так, вероятно, звучал титул хазарского правителя области, включавшей Керченский пролив) Песах, желая отомстить, напал на города Романа I Лакапина, а после этого пошел войной на Хельгу и заставил царя русов воевать против его бывшего союзника — Романа I Лакапина. Хельгу «против воли» двинулся на Константинополь и воевал на море четыре месяца, после чего он потерпел поражение от греков, применивших «греческий огонь», и бежал. Постыдившись возвратиться после поражения в свою страну, Хельгу ушел в Персию, где и погиб с остатками своей армии. Свой рассказ о Хельгу автор «Кембриджского документа» завершает словами: «И так попали русы под власть хазар» <111>.
Документ породил массу споров среди историков. Для того чтобы решить, какое отношение он имеет к истории Руси, необходимо было определить, кто такой этот Хельгу, совершивший поход на хазар. Большинство историков видит в нем Вещего Олега. Расхождения в хронологии жизни этого князя между Повестью временных лет и «Кембриджским документом» они поясняют то неточностями обоих источников, то хронологическими ошибками русской летописи, то уходом Олега в 912 или 922 году княжить в другие земли, откуда он и выступил против хазар. Ю. Бруцкус в 1922 году предположил, что речь идет о киевском князе Игоре Старом. По мнению Ю. Бруцкуса, все русские князья в X веке носили имя Хельгу («Святой» в скандинавских языках), а имя Игорь означает неправильно понятое «Inger» — «младший». Таким образом, Игорь Старый превратился в «Хельгу Младшего», в противовес «Хельгу Старшему» (Олегу Вещему). Поход Хельгу-Игоря имел место между 939 и 941 годами <112>. Не так давно эту точку зрения поддержал Л. Н. Гумилев. Н. Я. Половой в ряде статей 1950–1960-х годов высказал предположение, что Хельгу был вождем находившегося в зависимости от Игоря войска, которое, потерпев поражение в войне с хазарами, приняло участие в походе Игоря на греков <113>. Относительно недавно В. Я. Петрухин предположил, что Хельгу был черниговским князем <114>.
Надо сказать, что ни одно из вышеперечисленных объяснений личности Хельгу не выдерживает критики. Так, например, отождествление Хельгу с Вещим Олегом невероятно, так как последний умер гораздо раньше конца 30-х — начала 40-х годов X века, о которых идет речь в документе. Отождествление Хельгу с Игорем также не может служить объяснением, хотя бы потому, что последний погиб в 945 году на Руси, тогда как Хелъгу погиб в «Персии». Не подходит и предположение Н. Я. Полового. Документ называет Хельгу «мэлэх» («царь»), а не воевода. Что же касается версии В. Я. Петрухина, то, отождествив Хельгу с любым русским князем Среднего Поднепровья, впрочем, как и с киевским князем Игорем, придется признать, что Русь попала под власть Хазарии, как об этом говорит документ, что не соответствует реальному положению дел в 40-е годы X века, когда ослабевшая Хазария все более и более теряла свое влияние, а Киевская Русь перешла к завоеваниям последних, еще плативших хазарам дань, славянских племен, закончившимся разгромом русами хазарских городов во второй половине 60-х годов X века.
Правда, Л. Н. Гумилев и еще ряд авторов признают Киевскую Русь середины X века данницей хазар, но это построение представляется мне необоснованным. Начинает Л. Н. Гумилев с сомнений в том, что поход 907 года Вещего Олега на греков действительно имел место. Сомнения не новые и вполне обоснованные. Правда, в итоге автор приходит к выводу, что русско-византийское столкновение все-таки имело место, но вот окончилось оно не победой, а поражением русов. «Мечта о расплате с Царьградом стала этнопсихологической доминантой» русов (то есть навязчивой идеей, захватившей всех русов разом). В качестве союзника русы выбрали хазар, которые ловко их «использовали» в течение нескольких десятилетий и регулярно предавали. Вновь возмутившиеся русы бросились в объятия теперь уже византийцев. Ловкие византийцы (все кругом ловкие, кроме русов!) «подстрекнули» их к войне против хазар, начавшейся в 939 году. Далее Л. Н. Гумилев достаточно вольно пересказывает текст «Кембриджского документа». Русы во главе с Хельгу (Игорем Старым по Л. Н. Гумилеву) войну проиграли. «Затем Песах пошел на Хельгу, то есть подступил к Киеву, опустошил страну и принудил Хельгу, против его воли, воевать с бывшими союзниками-византийцами за торжество купеческой иудейской общины Итиля (столица Хазарии. — А.К.)». Отметим, кстати, что ничего о взятии Киева в еврейском документе не говорится. «Около 940 г. от Киевского княжества отпало днепровское левобережье (северян и радимичей впоследствии пришлось покорять заново). Русы выдали победителю свое лучшее оружие — мечи и, видимо, обязались платить дань, собираемую с племен правобережья, то есть с древлян» <115>. Откуда взялось последнее предположение, непонятно, но так Л. Н. Гумилев объясняет причины поборов Игоря в Древлянской земле в 6453 (945) году. Забавным пассажем является и сообщение автора об изъятии хазарами у русов мечей. Автор переносит летописное известие об уплате полянами дани мечами хазарам, фольклорный характер которого очевиден, со времени после смерти легендарных Кия, Щека и Хорива на середину X века. Почему он так делает, здравого объяснения не имеет. Разве может справедливость такого «переноса» подтверждаться тем, что в летописи со времени прихода Олега в Киев и до похода Святослава на вятичей хазары не упоминаются?! Логики нет! Вновь одни допущения и фантазии. То, что Л. Н. Гумилев так возмущается Хазарским каганатом, в свое время создало ему репутацию патриота. Только возмущается он как-то странно. Дескать, какие хазары коварные, кого только они себе не подчинили, чем только не владели! Неясно, то ли ругает, то ли восхищается. Я был свидетелем того, как в начале 1990-х годов к моему учителю, специалисту по летописанию Киевской Руси, профессору А. Г. Кузьмину приехали израильские журналисты и попросили его прокомментировать мысль о том, что значительная часть Восточной Европы является частью земель исторически принадлежащих Хазарии и, следовательно, Израилю. Журналисты, помнится, даже собирались снимать об этом фильм, который, правда, в России показывать не предполагалось. А. Г. Кузьмин, известный деятель патриотического движения 1970–1980-х годов, был поражен бредовостью высказываемых идей, в «проекте» участвовать, конечно же, отказался, но все же поинтересовался, что подтолкнуло израильтян к подобного рода измышлениям. Ответ был прост и ясен — труды Л. Н. Гумилева.
Самым, пожалуй, правдоподобным и обоснованным объяснением загадки личности Хельгу является версия, высказанная в 1938 году В. Мошиным, который предположил, что речь идет о неизвестном летописям князе загадочной Тмутараканской Руси <116>.
Загадка Тмутараканской (или, как ее еще называют ученые, Азовско-Черноморской, Таманской, Приазовской, Черноморской) Руси существует в науке уже более двухсот лет и по-прежнему далека от окончательного разрешения. Историки спорят о времени возникновения существовавшего еще в XI веке Тмутараканского княжества, потерявшего затем связь с киевскими русами из-за половцев, о составе его населения. Согласно письменным источникам, уже в первой половине X века существовали устойчивые связи Киева с Таманью и здесь имелись поселения русов. Например, в «Истории» Льва Диакона имеются несколько фрагментов, подтверждающих этот тезис: 1) требование императора Иоанна Цимисхия от русского князя Святослава, чтобы тот «удалился в свои области и к Киммерийскому Боспору» <117>; 2) напоминание Цимисхия Святославу о том, что отец последнего, Игорь, спасся после похода 941 года, уйдя к Киммерийскому Боспору с десятком лодок <118>. Кроме того, в других местах «Истории» содержится намек на то, что родина русов-росов находится на Боспоре Киммерийском. Известно описание внешности Святослава, данное Львом Диаконом: «умеренного роста, не слишком высокого и не очень низкого, с мохнатыми бровями и светло-синими глазами, курносый, безбородый, с густыми, чрезмерно длинными волосами над верхней губой. Голова у него была совершенно голая, но с одной стороны ее свисал клок волос — признак знатности рода; крепкий затылок, широкая грудь и все другие части тела вполне соразмерные, но выглядел он угрюмым и диким. В одно ухо у него была вдета золотая серьга; она была украшена карбункулом, обрамленным двумя жемчужинами» <119>. В 1237 году, незадолго перед нашествием татар, через Матрику (Тмутаракань) в Поволжье проезжал монах-доминиканец Юлиан. Монах сообщил, что из Константинополя он и его спутники «прибыли в землю, которая называется Зихия, в город, именуемый Матрика, где князь и народ называют себя христианами, имеющими книги и священников греческих». Юлиан отметил, что у знатных людей «Матрики» (Тмутаракани) существует обычай «в знак знатности оставлять немного волос над левым ухом, обривая всю голову» <120>. Можно провести параллель с описанием внешности Святослава у Льва Диакона. Сходство обычаев русов X века с жителями Тмутаракани XIII века (возможно, потомками тмутараканских русов) получается замечательное. И, наконец, самое главное: о существовании поселений русов у Азовского и Черного морей свидетельствуют и сообщения уже упоминавшегося аль-Масуди о близости русов к Азовскому морю, и название Черного моря — «Русское» <121>. Любопытно, что Черное море как «Русское» было известно в Европе до 1096 года <122>. А в русско-византийском договоре 944 года имеется особая статья «О Корсунской стране», в которой русы обязуются не пускать племена черных болгар (болгар, живших к северу от Херсонеса у Азовского моря), идущих с севера, со стороны степей, в земли херсонцев. Для этого нужно было обладать западным побережьем Азовского моря, вплоть до северной части Таврии, до перешейка. Только обладая этими сопредельными с Корсунской страной землями, русы могли реально не допускать черных болгар «пакостить» византийским владениям в Крыму. Да и статья договора 911 года, требующая, чтобы русы оказывали помощь потерпевшим кораблекрушение кораблям греков, предполагает, что речь идет о морском побережье, берегах Черного и Азовского морей. Итак, получается, что в X веке параллельно с Киевской существовала особая Тмутараканская Русь.
Загадка заключается в том, что работами А. А. Спицына, М. И. Артамонова и И. И. Ляпушкина было доказано: до конца X века Приазовье не знало славян, они распространились здесь только в XI веке, археологически сменив салтово-маяцкую культуру (культура алан) <123>. Исследователи оказались в тупике. Согласно письменным источникам, уже в первой половине X века русы жили на Тамани, а, по археологическим данным, славяне начали проникать в этот регион значительно позднее. Возможно, выход из тупика имеется в работах В. В. Мавродина, Г. В. Вернадского, С. П. Толстова, П. Н. Третьякова, Д. Т. Березовца и Д. Л. Талиса <124>. Эти авторы, особенно Д. Т. Березовец и Д. Л. Талис, указывая на этническую общность населения Степного и Предгорного Крыма второй половины I тысячелетия н. э. с алано-болгарским миром Подонья и Приазовья, доказали, что археологические данные позволяют идентифицировать население Таврии X века с русами арабских авторов. В X веке действительно существовала Тмутараканская Русь, но это была Русь не славянская, а алано-болгарская, салтовская. Результаты археологических раскопок, кстати, свидетельствуют о достаточно широком распространении салтово-маяцкой (аланской) культуры в Среднем Поднепровье (Киевской Руси X века). Тут, возможно, содержится ключ к решению проблемы происхождения имени и народа русов и их проникновения на территорию земли полян. Как я уже говорил, проблема эта заслуживает специального исследования и здесь в нее углубляться не стоит.
Итак, можно предположить, что Хельгу «Кембриджского документа» был «царем» этой Тмутараканской, во многом уже смешавшейся с аланами Руси, существовавшей совершенно отдельно от уже значительно славянизированных киевских русов.
Война Хельгу с греками удивительным образом совпадает по времени с известным по русским летописям и византийским источникам неудачным походом 941 года киевского князя Игоря Старого на Византию. Н. Я. Половой сравнил греческие и русские источники о походе 941 года русов с повествованием «Кембриджского документа» и пришел к обоснованному выводу, уже давно существующему в науке в качестве предположения, о том, что они говорят об одном и том же походе <125>. Хельгу и Игорь, судя по всему, были союзниками в этом походе. При этом они могли руководствоваться разными мотивами в своих выступлениях против Византии. Если Хельгу, возможно, заставили отправиться на греков хазары, то поход Игоря был порождением волевого решения союза князей Киевской Руси.
Согласно русским летописям и некоторым византийским источникам, в походе участвовало 10 тысяч судов (византийский автор XII века Иоанн Зонара писал даже о 15 тысячах кораблей). Европейские авторы, современники событий, при описании этого похода указывают более скромную цифру в тысячу судов, что кажется вполне реальным. Последняя цифра и так значительна — это порядка 40 тысяч воинов. Совершенно ясно, что в поход отправилась объединенная армия нескольких русских князей. В нем приняли участие и отряды данников Киева — кривичей, древлян, радимичей, северян и др. Не могли русские князья обойтись и без привлечения норманнов, легкие и быстроходные суда которых удачно дополняли в боевых операциях ладьи русов.
Основываясь на русских и византийских источниках, а также на данных «Кембриджского документа», можно выстроить следующую последовательность событий. К Константинополю русы двинулись двумя путями. Одни во главе с Игорем отправились по днепровскому пути, другие, во главе с Хельгу, прошли в Черное море из Азовского, через Керченский пролив. Русы знали, что основные силы греков заняты войной с арабами, и поэтому надеялись на легкий успех. Тайно подойти к византийской столице русам не удалось. Об их приближении одновременно сообщили грекам болгары и жители греческого города Херсонес, мимо которого проплывал Хельгу. И все же заблаговременно собрать необходимое количество сил император Роман Лакапин не смог. Объединенная русская эскадра появилась на Босфоре в июне и начала стремительно опустошать окрестности византийской столицы. Роман несколько ночей провел без сна, стараясь подготовиться к отражению нечаянной опасности. Ему удалось подготовить очень небольшой флот и уже 11 июня император послал его против русов во главе с патрикием Феофаном. Русы и греки встретились у маяка, близ Иерона. Игорь до того недооценивал силы греков и был так уверен в победе, что даже убеждал русов не убивать греков, а брать их в плен для последующей продажи в рабство. Вдохновляемые своими вождями русы смело поплыли навстречу грекам, стремясь максимально приблизиться к византийскому флоту и вступить в абордажную схватку. И тут русов ожидал весьма неприятный сюрприз. Дело в том, что греческий флот был оснащен огнеметными машинами. Феофан двинул флот греков навстречу русам, ворвался в строй русских кораблей, разорвал его на две части и начал поджигать ладьи русов страшным для них оружием — «греческим огнем». Это было секретное оружие византийцев, представлявшее собой зажигательную смесь, состоявшую, вероятно, из серы, смолы, нефти, селитры и пр. Состав этот выбрасывался через бронзовые трубы, устанавливавшиеся на носу и на бортах византийских кораблей. Для полноты эффекта эти трубы были сделаны в виде чудищ с разинутыми пастями. Трубы можно было поворачивать в разные стороны. Потушить выбрасываемую ими жидкость практически не представлялось возможным, она самовоспламенялась и горела даже на воде. В X веке «греческий огонь» делали только в Константинополе. За разглашение технологии его производства грозила мучительная казнь. Секретность производства «греческого огня» была столь велика, что до сих пор историки спорят о его точном химическом составе. В сражении у Иерона, учитывая численный перевес русов, применение этого оружия было просто необходимо. Для русов «греческий огонь» вообще был в диковинку — в этом сражении они, похоже, столкнулись с ним впервые. Можно себе представить, какое он произвел на них впечатление. При виде льющегося на головы из пастей диковинных чудовищ жидкого огня среди русов началась паника. И немудрено, ведь вокруг происходило нечто невообразимое. Казалось, что греки поджигали русские суда с помощью молнии. Метавшиеся в сплошной стене огня люди совершенно обезумели от ужаса. Желая спастись, некоторые из русских воинов бросались в воду. Наиболее знатные из этих несчастных, отягощенные панцырями и шлемами, тут же шли на дно. Другие, победнее, более легко экипированные, пытались выплыть, но также погибали, сгорая в пламени, так как вокруг горела и вода, покрытая зажигательной смесью.
Морской поход русского войска. Миниатюра Радзивиловской летописи
Византийцы используют «греческий огонь». Миниатюра Радзивиловской летописи
Русы начали поспешно и беспорядочно отступать: одна, меньшая, часть русского войска во главе с Игорем бежала к европейскому берегу Босфора, а другая, во главе с Хельгу, спасалась на мелководье Малой Азии. Было потоплено много русских кораблей, многие русы попали в плен. Однако их поражение не было окончательным. Ведь на мелководье русские корабли были в безопасности — тяжелые греческие суда с большой осадкой, вмещавшие от 100–150 до 300 человек, рисковали сесть здесь на мель и не стали преследовать легкие ладьи русов. Самым главным и печальным для русов итогом этого сражения было то, что русская эскадра оказалась разделенной на две части, которые в дальнейшем потеряли всякую связь между собой и действовали совершенно самостоятельно. Одна часть, которую возглавлял Игорь, считая, что она одна уцелела в сражении, не решилась продолжать поход и, разорив незначительную территорию на европейском берегу Босфора, вернулась в Киев. После тяжелого пути, до Киева с Игорем добралось всего около десяти судов, которые и доставили сообщение о поражении и гибели большей части русского флота. Вторая часть эскадры, о похождениях которой русские летописи молчат, отошла в противоположную от первой, южную, сторону, к берегу Малой Азии и, имея еще силы и желание сражаться, высадила на берег десант и начала боевые действия в византийской области Вифинии. Много бед натворили здесь русы, раздраженные пережитыми на море ужасами. Прежде чем подоспело византийское войско, в Малой Азии были разорены Вифиния, Ираклия, Никомидия, Пафлагония и другие византийские области. Византийские авторы в красках описывают зверства, которые учинили русы в отношении местного населения. Одних пленников русы распинали, других — пригвождали к земле, третьих, поставив как цель, расстреливали из луков. А если брали в плен кого-либо из священного сана, то, связав руки назад, вбивали в голову железные гвозди. Много также сел, церквей и монастырей русы разграбили и предали огню. Так продолжалось целых три летних месяца. Лишь в сентябре греки смогли собрать необходимое количество сил и против русов были брошены по суше опытные византийские полководцы Варда Фока и Иоанн Куркуас с отборной кавалерией, которые начали по частям разбивать русские отряды, рассеявшиеся к тому времени по Малой Азии. Достаточно быстро русы были вытеснены на их корабли. После этого добывать продовольствие им с каждым днем становилось все труднее. Приближалась осень, и пора было подумать о возвращении домой. В сентябре русы решили отплыть восвояси и, стараясь уйти незамеченными греческим флотом, направились к берегам Фракии, но были перехвачены по пути вышеупомянутым патрикием Феофаном. Началось второе крупное морское сражение в эту русско-византийскую войну. Теперь русы были научены горьким опытом и старались отступить, избежав сближения с флотом византийцев. Это не удалось. Как и в июне, Феофан начал жечь русский флот «греческим огнем». Победа далась грекам легко, так как, панически боясь «греческого огня», русы при одном только приближении к ним вражеского судна сразу же бросались в воду, надеясь спастись вплавь или желая утопиться, но не быть сожженными заживо. Много русов погибло в тот день: одни сгорели, другие утонули, третьи попали в плен и были впоследствии казнены или стали рабами. Большинство русских кораблей было потоплено, но часть русского флота все же уцелела, как и в первый раз прижавшись к берегу, и с наступлением ночи ушла к Керченскому проливу (в Тмутараканскую Русь).
Бой войска Игоря с византийцами. Миниатюра Радзивиловской летописи
Бой русов с византийцами. Миниатюра Радзивиловской летописи
На этом их приключения не закончились. «Кембриджский документ» говорит, что, после поражения от греков, «постыдившись возвратиться в свою страну», Хельгу ушел в «Персию». В произведениях многих восточных авторов (аль-Макдиси, X век; Мовсес Каганкатваци, X век; анонимный автор «Худуд аль-алам», X век; Ибн Мискавейх, XI век; Низами Гянджеви, XII век; Йакут ар-Руми, XIII век; Ибн аль-Асир, XIII век; Бар Гебрей, XIII век; Абу-л-Фида, XIV век; Ибн Халдун, XIV век; Хафиз Абру, XV век; Айни, XV век) сообщается, что в 332 году хиджры по мусульманскому летоисчислению (по христианскому счету — это период с 4 сентября 943 года по 23 августа 944 года) отряды русов напали на каспийский город Бердаа (это и есть «Персия» Кембриджского документа») <126>.
То, что это были все те же русы, что воевали и на Черном море, явствует из маршрута их движения. Впрочем, перейдем к последовательному изложению событий.
Русы, перебравшись из Черного моря в Азовское через Керченский пролив и получив подкрепление от русов, живших в Приазовье (тмутараканские русы), прошли через степи и проникли на территорию нынешнего Дагестана, приблизившись к Дербенту, находящемуся на берегу Каспийского моря. По пути к ним присоединились значительные силы аланов и лезгов (предков нынешних осетин и лезгин). Захватить Дербент, бывший тогда мощной крепостью, союзники не смогли и, овладев кораблями в гавани Дербента, двинулись по морю вдоль побережья Каспия на юг. Достигнув места впадения реки Куры в Каспийское море, русы по реке поднялись до крупнейшего торгового центра Азербайджана города Бердаа. Это был богатейший центр. Основан он был на рубеже V и VI веков. Армянский писатель конца X века Мовсес Каганкатваци так описывал окрестности Бердаа: «Великая река Кура стремительным течением приносит с собой множество огромных и мелких рыб. Она протекает и впадает в Каспийское море. Поля вокруг нее изобилуют хлебом, вином, нефтью, солью, шелком и хлопчатой бумагой; несметно число оливковых деревьев; в горах добывается золото, серебро, медь и желтый ладан. Есть и хищные звери: львы, тигры, барсы, дикие ослы и множество птиц: орлы, соколы и подобные им».
Азербайджанский поэт XII века Низами Гянджеви в поэме «Искандер-наме» с восхищением описывал Бердаа накануне появления в городе русов:
«Так прекрасна Берда, что январь, как и май,
Источник