Н3-3 Варяг
Сборник «Незабываемое» посвящён русской и советской песне, а потому
и поэзии. Дополнительные материалы представляют собой информацию
об историческом событии, которое отражено в песне.
Под стихами указаны: поэт, композитор, исполнители.
Плещут холодные волны,
бьются о берег морской.
Носятся чайки над морем,
крики их полны тоской.
Там, среди шумного моря,
вьётся Андреевский стяг.
Бьётся с неравною силой
гордый красавец «Варяг».
Сбита высокая мачта,
броня пробита на нём,
борется стойко команда
с морем, с врагом и с огнём.
Пенится Жёлтое море,
волны сердито шумят;
с вражьих морских великанов
выстрелы чаще гремят.
Реже с «Варяга» несётся
ворогу грозный ответ .
«Чайки, снесите отчизне
русских героев привет.
Миру всему передайте,
чайки, печальную весть:
в битве врагу не сдалися,
пали за русскую честь!
Мы пред врагом не спустили
славный Андреевский флаг.
Нет! Мы взорвали «Корейца»,
нами потоплен «Варяг!»
Видели белые чайки:
скрылся в волнах богатырь,
смолкли раскаты орудий,
стихла далёкая ширь .
Плещут холодные волны,
бьются о берег морской.
Чайки несутся в Россию,
крики их полны тоской .
Я.Репнинский
В.Д.Беневский и Ф.Н.Богородицкий
Краснознамённый ансамбль песни и пляски Советской Армии им. А.В.Александрова
(КАППСА, сейчас — КАППРА), Государственный Русский академический хор (в обра-
ботке А.В.Свешникова).
АНДРЕЕВСКИЙ ФЛАГ — кормовой флаг кораблей русского ВМФ, белый (с 1865 года)
с диагональным голубым крестом (т.н. Крест Андрея Первозванного), учреждён
в 1699 году Петром I.
ПАМЯТИ «ВАРЯГА» (ГИБЕЛЬ «ВАРЯГА»)
Наверх вы, товарищи, все по местам!
Последний парад наступает.
Врагу не сдаётся наш гордый «Варяг»,
пощады никто не желает.
Все вымпелы вьются, и цепи гремят,
наверх якоря поднимая.
Готовятся к бою орудия в ряд,
на солнце зловеще сверкая.
Свистит и гремит, и грохочет кругом
гром пушек, шипенье снарядов,
и стал наш бесстрашный и гордый «Варяг»
подобен кромешному аду!
В предсмертных мученьях трепещут тела,
гром пушек, и шум, и стенанья,
и судно охвачено морем огня —
настали минуты прощанья.
Прощайте, товарищи! С богом, ура!
Кипящее море под нами!
Не думали, братцы, мы с вами вчера,
что нынче умрём под волнами!
Не скажет ни камень, ни крест, где легли
во славу мы русского флага,
лишь волны морские прославят вдали
геройскую гибель «Варяга»!
Е.М.Студенская, 1904 (пер. стихотворения австрийского поэта Рудольфа Грейнца);
А.С.Турищев (первое исполнение), в настоящее время мотив — версия из мелодий
четырёх композиторов: А.С.Турищев, А.Б.Виленский, И.Н.Яковлев, И.М.Корносевич;
Ансамбль песни и пляски ВМФ, Ренат Ибрагимов и капелла мальчиков.
Слова этой известной песни посвящены самому знаменитому событию русско-японской
войны 1904-1905 гг. — подвигу крейсера «Варяг» и канонерской лодки «Кореец»,
вступивших в неравный бой с превосходящими силами японской эскадры в корейской
бухте Чемульпо (ныне Инчхон). Стихотворение австрийского поэта Рудольфа Грейнца
было переведено на русский язык. Наиболее удачным стал перевод Е.М.Студенской.
Музыкант 12-го гренадерского Астраханского полка А.С.Турищев положил эти стихи
на музыку. Впервые песня была исполнена на торжественном приёме, устоенном им-
ператором Николаем II в честь офицеров и матросов «Варяга» и «Корейца».
Николай II — героям Чемульпо:
— . ВЫ ПРИБАВИЛИ СВОИМ ПОДВИГОМ НОВУЮ СТРАНИЦУ В ИСТОРИЮ
НАШЕГО ФЛОТА, присоединили к ним «Варяга» и «Корейца» .
От души спасибо вам, что поддержали честь Андреевского флага и достоинство
великой святой Руси .
Я корабль боевой — русский крейсер «Варяг»,
истекло моё мирное время.
Выхожу на прорыв, жаждой боя горя,
из безвыходного положенья.
Мне борта обжигает чужая вода,
брошен в прошлое пенный кильватер,
впереди — только бой. Без него — никуда.
Прямо в бой устремлён мой фарватер!
Я иду в скоростях, поднимая пары,
двадцать тыщ «лошадей» в моём чреве.
Комендоры молчат, затаясь до поры.
Гордый вымпел на гафеле реет!
В предкушеньи удачи злорадствует враг,
бьют орудия всех его башен.
Непреклонен мой дух. Моё имя — «Варяг»,
и тройной перевес мне не страшен!
Раздирают снаряды меня на куски,
я изранен, я весь искалечен,
но геройски дерутся мои моряки,
и бессмертный их подвиг всевечен!
Обезумев от боли, над морем кричат
опалённые пламенем чайки,
только мёртвые грозно-упрямо молчат.
Эй, братки, кто живой? Отвечайте!
Я уверен в живых, я уверен в себе.
Я за честь и присягу спокоен.
Я спешу в лобовую навстречу судьбе-
флота русского праведный воин!
Раскаляясь в огне, задыхаясь в дыму,
не считая потерь и пробоин,
рваной пастью бортов я хлебаю волеу
на закате жестокого боя.
Мне осталось одно: завалиться на дно.
Выше, флаг мой андреевский, взвейся!
С нами Бог и Россия, и мы заодно
с нашим взорванным верным «Корейцем».
Не забудьте же, братцы, что жизнь положил
за Россию отчаянный крейсер,
он до смертного часа лишь ей дорожил,
русских песен ему не жалейте!
Русских песен тому, кто для Родины жил,
не жалейте, друзья, не жалейте!
Автор и исполнитель — Александр Харчиков.
ПОДВИГ «ВАРЯГА» И «КОРЕЙЦА»
К началу 20-го века все ведущие мировые державы вступили в фазу империализма и
стремились взять под свой контроль как можно больше территорий. Для Российской
империи удержание Порт-Артура (Китай) от покушений Японии было частью союзни-
ческих обязательств (по договору с Китаем 1896 года).
В начале февраля 1904 года в порт столицы Кореи ( город Сеул) прибыли 2 русских
корабля с дипломатической миссией: крейсер «ВАРЯГ» под командованием капитана
первого ранга В.Ф.РУДНЕВА и канонерка «КОРЕЕЦ» под командованием капитана
второго ранга Г.П.БЕЛЯЕВА. В ночь на 9 февраля 1904 года японские миноносцы
без объявления войны напали на русскую эскадру на внешнем рейде Порт-Артура
и в ходе атаки повредили 3 корабля. В тот же день в нейтральном корейском порту
Чемульпо японской эскадрой из 14 (по др. данным — из 15) боевых кораблей были
блокированы «Варяг» и «Кореец».
Капитан Руднев получил извещение японского адмирала УРИУ выйти из порта, а
потом — и сдаться. Решение Руднева дать бой в открытом море было единодушно
поддержано командой. «Варяг» и «Кореец» снялись с якорей, им нужно было с боем
пройти узкий 20-мильный фарватер и вырваться в открытое море.
В порту Чемульпо находились французские, английские, итальянские и американские
корабли. При медленном прохождении мимо этих судов музыканты «Варяга» играли их
национальные гимны. В ответ с иностранных кораблей, на палубах которых выстрои-
лись команды, неслись звуки русского гимна. Командир французского крейсера
«Паскаль», капитан первого ранга СЕНЕС потом писал: «Мы салютовали этим героям,
шедшим так гордо на верную смерть».
Японцы в открытое море не вышли, их корабли были скрыты в 10 милях от Чемульпо
в шхерах за островами. Беспощадный артиллерийский бой продолжался ровно час.
1105 снарядов выпустил за этот час русский крейсер. Раненый и контуженный Руднев
продолжал руководить боем. Огнём крейсера был потоплен 1 миноносец и повреждены
4 японских крейсера. Из-за повреждений «Варяг» вернулся на рейд бухты и был за-
топлен, «Кореец» был взорван экипажем.
«Я никогда не забуду потрясающего зрелища, представившегося мне, — вспоминал
Сенес, поднявшийся на борт «Варяга» сразу после боя, — палуба залита кровью,
всюду валяются трупы и части тел . «
Из рапорта Руднева:
— Суда вверенного мне отряда с достоинством поддержали честь российского флага,
исчерпали все средства к прорыву, не дали возможности японцам одержать победу,
нанесли много убытков неприятелю и спасли оставшуюся команду.
Матросы с русских кораблей были приняты на иностранные суда и через нейтральные
порты вернулись в Россию.
Подвиг россиян произвёл колоссальное впечатление в России и далеко за её преде-
лами, а легендарное сражение «Варяга» и «Корейца» навсегда вошло в историю рус-
ского флота как одна из героических страниц.
Источник
Крымские стихи А.С.Пушкина
Погасло дневное светило;
На море синее вечерний пал туман.
Шуми, шуми, послушное ветрило,
Волнуйся подо мной, угрюмый океан.
Я вижу берег отдаленный,
Земли полуденной волшебные края;
С волненьем и тоской туда стремлюся я,
Воспоминаньем упоенный.
И чувствую: в очах родились слезы вновь;
Душа кипит и замирает;
Мечта знакомая вокруг меня летает;
Я вспомнил прежних лет безумную любовь,
И все, чем я страдал, и все, что сердцу мило.
Желаний и надежд томительный обман.
Шуми, шуми, послушное ветрило,
Волнуйся подо мной, угрюмый океан.
Лети, корабль, неси меня к пределам дальным
По грозной прихоти обманчивых морей,
Но только не к брегам печальным
Туманной родины моей,
Страны, где пламенем страстей
Впервые чувства разгорались,
Где музы нежные мне тайно улыбались,
Где рано в бурях отцвела
Моя потерянная младость,
Где легкокрылая мне изменила радость
И сердце хладное страданью предала.
Искатель новых впечатлений,
Я вас бежал, отечески края;
Я вас бежал, питомцы наслаждений,
Минутной младости минутные друзья;
И вы, наперсницы порочных заблуждений,
Которым без любви я жертвовал собой,
Покоем, славою, свободой и душой,
И вы забыты мной, изменницы младые,
Подруги тайные моей весны златыя,
И вы забыты мной. Но прежних сердца ран,
Глубоких ран любви, ничто не излечило.
Шуми, шуми, послушное ветрило,
Волнуйся подо мной, угрюмый океан.
Среди зеленых волн, лобзающих Тавриду,
На утренней заре я видел нереиду.
Сокрытый меж дерев, едва я смел дохнуть:
Над ясной влагою полубогиня грудь
Младую, белую, как лебедь, воздымала
И пену из власов струею выжимала.
Редеет облаков летучая гряда.
Звезда печальная, вечерняя звезда!
Твой луч осеребрил увядшие равнины,
И дремлющий залив, и черных скал вершины.
Люблю твой слабый свет в небесной вышине;
Он думы разбудил, уснувшие во мне:
Я помню твой восход, знакомое светило,
Над мирною страной, где все для сердца мило,
Где стройны тополи в долинах вознеслись,
Где дремлет нежный мирт и темный кипарис,
И сладостно шумят полуденные волны.
Там некогда в горах, сердечной думы полный,
Над морем я влачил задумчивую лень,
Когда на хижины сходила ночи тень —
И дева юная во мгле тебя искала
И именем своим подругам называла.
Кто видел край, где роскошью природы
Оживлены дубравы и луга,
Где весело шумят и блещут воды
И мирные ласкают берега,
Где на холмы под лавровые своды
Не смеют лечь угрюмые снега?
Скажите мне; кто видел край прелестный,
Где я любил, изгнанник неизвестный?
Златой предел! любимый край Эльвины,
К тебе летят желания мои!
Я помню скал прибрежные стремнины,
Я помню вод веселые струи,
И тень, и шум — и красные долины,
Где в тишине простых татар семьи
Среди забот и с дружбою взаимной
Под кровлею живут гостеприимной.
Все живо там, все там очей отрада,
Сады татар, селенья, города;
Отражена волнами скал громада,
В морской дали теряются суда,
Янтарь висит на лозах винограда;
В лугах шумят бродящие стада.
И зрит пловец — могила Митридата
Озарена сиянием заката.
И там, где мирт шумит над падшей урной,
Увижу ль вновь сквозь темные леса
И своды скал, и моря блеск лазурный,
И ясные, как радость, небеса?
Утихнет ли волненье жизни бурной?
Минувших лет воскреснет ли краса?
Приду ли вновь под сладостные тени
Душой уснуть на лоне мирной лени?
Ты, сердцу непонятный мрак,
Приют отчаянья слепого,
Ничтожество! пустой призрак,
Не жажду твоего покрова;
Мечтанья жизни разлюбя,
Счастливых дней не знав от века,
Я все не верую в тебя,
Ты чуждо мысли человека!
Тебя страшится гордый ум!
Так путник, с вышины внимая
Ручьев альпийских вечный шум
И взоры в бездну погружая,
Невольным ужасом томим,
Дрожит, колеблется: пред ним
Предметы движутся, темнеют,
В нем чувства хладные немеют,
Кругом оплота ищет он,
Все мчится, меркнет, исчезает.
И хладный обморока сон
На край горы его бросает.
Конечно, дух бессмертен мой,
Но, улетев в миры иные,
Ужели с ризой гробовой
Все чувства брошу я земные
И чужд мне будет мир земной?
Ужели там, где все блистает
Нетленной славой и красой,
Где чистый пламень пожирает
Несовершенство бытия,
Не сохранят душа моя,
Не буду ведать сожалений,
Тоску любви забуду я.
Любви! Но что же за могилой
Переживет еще меня?
Во мне бессмертна память милой,
Что без нее душа моя?
Зачем не верить вам, поэты?
Да, тени тайною толпой
От берегов печальной Леты
Слетаются на брег земной.
Они уныло посещают
Места, где жизнь была милей,
И в сновиденьях утешают
Сердца покинутых друзей.
Они, бессмертие вкушая,
В Элизий поджидают их,
Как в праздник ждет семья родная
Замедливших гостей своих.
Мечты поэзии прелестной,
Благословенные мечты!
Люблю ваш сумрак неизвестный
И ваши тайные цветы.
Так, если удаляться можно
Оттоль, где вечный свет горит,
Где счастье вечно, непреложно,
Мой дух к Юрзуфу прилетит.
Счастливый край, где блещут воды,
Лаская пышные брега,
И светлой роскошью природы
Озарены холмы, луга,
Где скал нахмуренные своды
……………………………….
Ты вновь со мною, наслажденье;
В душе утихло мрачных дум
Однообразное волненье!
Воскресли чувства, ясен ум.
Какой-то негой неизвестной,
Какой-то грустью полон я;
Одушевленные поля,
Холмы Тавриды, край прелестный,
Я снова посещаю вас,
Пью жадно воздух сладострастья,
Как будто слышу близкий глас
Давно затерянного счастья.
За нею по наклону гор
Я шел дорогой неизвестной,
И примечал мой робкий взор
Следы ноги ее прелестной.
Зачем не смел ее следов
Коснуться жаркими устами.
Нет, никогда средь бурных дней
Мятежной юности моей
Я не желал с таким волненьем
Лобзать уста младых Цирцей
И перси, полные томленьем.
Один, один остался я.
Пиры, любовницы, друзья
Исчезли с легкими мечтами,
Померкла молодость моя
С ее неверными дарами.
Так свечи, в долгу ночь горев
Для резвых юношей и дев,
В конце безумных пирований
Бледнеют пред лучами дня.
Из поэмы «БАХЧИСАРАЙСКИЙ ФОНТАН»
Настала ночь; покрылись тенью
Тавриды сладостной поля;
Вдали под тихой лавров сенью
Я слышу пенье соловья;
За хором звезд луна восходит;
Она с безоблачных небес
На долы, на холмы, на лес
Сиянье томное наводит.
Покрыты белой пеленой,
Как тени легкие мелькая.
По улицам Бахчисарая,
Из дома в дом, одна к другой.
Простых татар спешат супруги
Делить вечерние досуги.
Дворец утих; уснул гарем,
Объятый негой безмятежной;
Не прерывается ничем
Спокойство ночи. Страж надежный,
Дозором обошел эвнух.
Теперь он спит; но страх прилежный
Тревожит в нем и спящий дух.
Измен всечасных ожиданье
Покоя не дает уму.
То чей-то шорох, то шептанье,
То крики чудятся ему;
Обманутый неверным слухом,
Он пробуждается, дрожит,
Напуганным приникнув ухом.
Но все кругом его молчит;
Одни фонтаны сладкозвучны
Из мраморной темницы бьют,
И, с милой розой неразлучны,
Во мраке соловьи поют;
Эвнух еще им долго внемлет,
И снова сон его объемлет.
Как милы темные красы
Ночей роскошного Востока!
Как сладко льются их часы
Для обожателей Пророка!
Какая нега в их домах,
В очаровательных садах,
В тиши гаремов безопасных,
Где под влиянием луны
Все полно тайн и тишины
И вдохновений сладострастных!
Покинув север наконец,
Пиры надолго забывая,
Я посетил Бахчисарая
В забвенье дремлющий дворец.
Среди безмолвных переходов
Бродил я там, где, бич народов,
Татарин буйный пировал
И после ужасов набега
В роскошной лени утопал.
Еще поныне дышит нега
В пустых покоях и садах;
Играют воды, рдеют розы,
И вьются виноградны лозы,
И злато блещет на стенах.
Я видел ветхие решетки,
За коими, в своей весне,
Янтарны разбирая четки,
Вздыхали жены в тишине.
Я видел ханское кладбище,
Владык последнее жилище.
Сии надгробные столбы,
Венчанны мраморной чалмою,
Казалось мне, завет судьбы
Гласили внятною молвою.
Где скрылись ханы? Где гарем?
Кругом все тихо, все уныло,
Все изменилось. но не тем
В то время сердце полно было:
Дыханье роз, фонтанов шум
Влекли к невольному забвенью,
Невольно предавался ум
Неизъяснимому волненью,
И по дворцу летучей тенью
Мелькала дева, предо мной.
Поклонник муз, поклонник мира,
Забыв и славу и любовь,
О, скоро вас увижу вновь,
Брега веселые Салгира!
Приду на склон приморских гор,
Воспоминаний тайных полный, —
И вновь таврические волны
Обрадуют мой жадный взор.
Волшебный край, очей отрада!
Все живо там: холмы, леса,
Янтарь и яхонт винограда,
Долин приютная краса,
И струй и тополей прохлада —
Все чувство путника манит,
Когда, в час утра безмятежный,
В горах, дорогою прибрежной,
Привычный конь его бежит,
И зеленеющая влага
Пред ним и блещет, и шумит
Вокруг утесов Аю-дага.
Фонтан любви, фонтан живой!
Принес я в дар тебе две розы.
Люблю немолчный говор твой
И поэтические слезы.
Твоя серебряная пыль
Меня кропит росою хладной:
Ах, лейся, левея, ключ отрадный!
Журчи, журчи свою мне быль.
Фонтан любви, фонтан печальный!
И я твой мрамор вопрошал:
Хвалу стране прочел я дальной;
Но о Марии ты молчал.
Светило бледное гарема!
И здесь ужель забвенно ты?
Или Мария и Зарема
Одни счастливые мечты?
Иль только сон воображенья
В пустынном мгле нарисовал
Свои минутные виденья,
Души неясный идеал?
ЧААДАЕВУ С МОРСКОГО БЕРЕГА ТАВРИДЫ
К чему холодные сомненья?
Я верю: здесь был грозный храм,
Где крови жаждущим богам
Дымились жертвоприношенья;
Здесь успокоена была
Вражда свирепой Эвмениды:
Здесь провозвестница Тавриды
На брата руку занесла;
На сих развалинах свершилось
Святое дружбы торжество,
И душ великих божество
Своим сознаньем возгордилось.
Чедаев, помнишь ли былое?
Давно ль с восторгом молодым
Я мыслил имя роковое
Предать развалинам иным?
Но в сердце, бурями смиренном,
Теперь и лень и тишина,
И, в умиленье вдохновенном,
На камне, дружбой освященном,
Пишу я наши имена.
ОТРЫВКИ ИЗ ПУТЕШЕСТВИЯ ОНЕГИНА
Онегин посещает потом Тавриду:
Воображенью край священный:
С Атридом спорил там Пилад,
Там закололся Митридат,
Там пел Мицкевич вдохновенный
И посреди прибрежных скал
Свою Литву воспоминал.
Прекрасны вы, брега Тавриды,
Когда вас видишь с корабля
При свете утренней Киприды,
Как вас впервой увидел я;
Вы мне предстали в блеске брачном:
На небе синем и прозрачном
Сияли груды ваших гор,
Долин, деревьев, сел узор
Разостлан был передо мною.
А там, меж хижинок татар.
Какой во мне проснулся жар!
Какой волшебною тоскою
Стеснялась пламенная грудь!
Но, муза! прошлое забудь.
Какие б чувства ни таились
Тоща во мне — теперь их нет:
Они прошли иль изменились.
Мир вам, тревоги прошлых лет!
В ту пору мне казались нужны
Пустыни, волн края жемчужны,
И моря шум, и груды скал,
И гордой девы идеал,
И безыменные страданья.
Другие дни, другие сны;
Смирились вы, моей весны
Высокопарные мечтанья,
И в поэтический бокал
Воды я много подмешал.
Таков ли был я, расцветая?
Скажи, фонтан Бахчисарая!
Такие ль мысли мне на ум
Навел твой бесконечный шум,
Когда безмолвно пред тобою
Зарему я воображал.
Средь пышных, опустелых зал,
Спустя три года, вслед за мною,
Скитаясь в той же стороне,
Онегин вспомнил обо мне.
Источник