Славное море привольный байкал
В 1858 году петербургская газета «Золотое руно» опубликовала стихотворение смотрителя Верхнеудинского уездного училища Дмитрия Давыдова «Думы беглеца на Байкале». Вскоре оно было положено на музыку, авторами которой считаются заключенные с нерчинских рудников, и стало своеобразным гимном озера Байкал. В процессе «обкатки» из оригинального текста Давыдова были убраны длинноты, неудачные рифмы — поэтому, в итоге, песня «Славное Море, Священный Байкал» стала считаться народной.
Стихотворение…
Славное море — привольный Байкал,
Славный корабль — омулёвая бочка.
Ну, баргузин, пошевеливай вал,
Плыть молодцу недалечко!
Долго я звонкие цепи носил;
Худо мне было в норах Акатуя.
Старый товарищ бежать пособил;
Ожил я, волю почуя.
Шилка и Нерчинск не страшны теперь;
Горная стража меня не видала,
В дебрях не тронул прожорливый зверь,
Пуля стрелка — миновала.
Шел я и в ночь — и средь белого дня;
Близ городов я поглядывал зорко;
Хлебом кормили крестьянки меня,
Парни снабжали махоркой.
Весело я на сосновом бревне
Вплавь чрез глубокие реки пускался;
Мелкие речки встречалися мне —
Вброд через них пробирался.
У моря струсил немного беглец:
Берег обширен, а нет ни корыта;
Шёл я коргой — и пришёл наконец
К бочке, дресвою замытой.
Нечего думать, — бог счастье послал:
В этой посудине бык не утонет;
Труса достанет и на судне вал,
Смелого в бочке не тронет.
Тесно в ней было бы жить омулям;
Рыбки, утешьтесь моими словами:
Раз побывать в Акатуе бы вам —
В бочку полезли бы сами!
Четверо суток верчусь на волне;
Парусом служит армяк дыроватый,
Добрая лодка попалася мне, —
Лишь на ходу мешковата.
Близко виднеются горы и лес,
Буду спокойно скрываться под тенью;
Можно и тут погулять бы, да бес
Тянет к родному селенью.
Славное море — привольный Байкал,
Славный корабль — омулёвая бочка…
Ну, баргузин, пошевеливай вал:
Плыть молодцу недалёчко!
Песня…
Славное море — священный Байкал,
Славный корабль — омулёвая бочка.
Эй, баргузин, пошевеливай вал,
Молодцу плыть недалечко.
Долго я тяжкие цепи носил,
Долго скитался в горах Акатуя;
Старый товарищ бежать пособил —
Ожил я, волю почуя.
Шилка и Нерчинск не страшны теперь,
Горная стража меня не поймала,
В дебрях не тронул прожорливый зверь,
Пуля стрелка — миновала.
Шёл я и в ночь, и средь белого дня,
Вкруг городов озираяся зорко,
Хлебом кормили крестьянки меня,
Парни снабжали махоркой.
Славное море — священный Байкал,
Славный мой парус — кафтан дыроватый,
Эй, баргузин, пошевеливай вал,
Слышатся грома раскаты.
Источник
Думы беглеца на Байкале (Давыдов)
| Думы беглеца на Байкале автор Дмитрий Павлович Давыдов |
| Источник: Д. П. Давыдов. Думы беглеца на Байкале // Поэты 1860-х годов. — 3-е изд. — Ленинград: Советский писатель, 1968. — 764 с. — (Библиотека поэта. Малая серия). — 50 000 экз. |
Славное море — привольный Байкал,
Славный корабль — омулёвая бочка.
Ну, баргузин, пошевеливай вал,
Плыть молодцу недалечко!
Долго я звонкие цепи носил;
Худо мне было в норах Акатуя [1] .
Старый товарищ бежать пособил;
Ожил я, волю почуя.
Шилка и Нерчинск не страшны теперь;
Горная стража меня не видала,
В дебрях не тронул прожорливый зверь,
Пуля стрелка — миновала.
Шел я и в ночь — и средь белого дня;
Близ городов я поглядывал зорко;
Хлебом кормили крестьянки меня,
Парни снабжали махоркой.
Весело я на сосновом бревне
Вплавь чрез глубокие реки пускался;
Мелкие речки встречалися мне —
Вброд через них пробирался.
У моря струсил немного беглец:
Берег обширен, а нет ни корыта;
Шёл я коргой — и пришёл наконец
К бочке, дресвою [2] замытой.
Нечего думать, — бог счастье послал:
В этой посудине бык не утонет;
Труса достанет и на судне вал,
Смелого в бочке не тронет.
Тесно в ней было бы жить омулям;
Рыбки, утешьтесь моими словами:
Раз побывать в Акатуе бы вам —
В бочку полезли бы сами!
Четверо суток верчусь на волне;
Парусом служит армяк дыроватый,
Добрая лодка попалася мне, —
Лишь на ходу мешковата.
Близко виднеются горы и лес,
Буду спокойно скрываться под тенью;
Можно и тут погулять бы, да бес
Тянет к родному селенью.
Славное море — привольный Байкал,
Славный корабль — омулёвая бочка…
Ну, баргузин, пошевеливай вал:
Плыть молодцу недалёчко!
Примечания
Беглецы из заводов и с поселений вообще известны под именем «прохожих». Они идут, не делая никаких шалостей, и питаются подаянием сельских жителей, которые не только не отказывают им никогда в куске хлеба, но даже оставляют его в известных местах для удовлетворения голода прохожих. Беглецы не делают дорогою преступлений из боязни преследования; а жители не ловят их сколько потому, что это для них неудобно, а более из опасения, что пойманный, при новом побеге, отомстит поимщику. Беглецы боятся зверопромышленников и особенно бурят: существует убеждение, будто бы они стреляют прохожих (это и выражает стих: «Пуля стрелка — миновала»).
Беглецы с необыкновенною смелостию преодолевают естественные препятствия в дороге. Они идут через хребты гор, через болота, переплывают огромные реки на каком-нибудь обломке дерева; и были примеры, что они рисковали переплыть Байкал в бочках, которые иногда находят на берегу моря и в которых обыкновенно рыболовы солят омулей.
Шилка и Нерчинск. Под этими словами здесь разумеются всегда Шилкинский и Большой Нерчинский заводы. В последнем из них сосредоточено заводское управление. Говорят: «Партия ссыльных идет в Нерчинск»; значит — в Нерчинские заводы. Собственно же Нерчинск не что иное, как город, и туда никого за преступления не ссылают. Акатуйский рудник — место для самых злейших преступников. Баргузин — так называется на Байкале северо-восточный ветер, которым суда идут от Забайкалья на Иркутскую сторону. Корга — береговая отлогость.
Источник
Славное море привольный байкал
СЛАВНОЕ МОРЕ, СВЯЩЕННЫЙ БАЙКАЛ.
Славное море, священный Байкал,
Славный корабль, омулевая бочка,
Эй, баргузин, пошевеливай вал, —
Молодцу плыть недалечко.
Долго я тяжкие цепи влачил,
Долго бродил я в горах Акатуя,
Старый товарищ бежать пособил,
Ожил я, волю почуя.
Шилка и Нерчинск не страшны теперь —
Горная стража меня не поймала,
В дебрях не тронул прожорливый зверь,
Пуля стрелка миновала.
Шел я и в ночь, и средь белого дня,
Близ городов озирался я зорко,
Хлебом кормили крестьянки меня,
Парни снабжали махоркой.
Славное море, священный Байкал,
Славный мой парус — кафтан дыроватый.
Эй, баргузин, пошевеливай вал, —
Слышатся грома раскаты.
Две последние строки повторяются
Русские песни. Сост. проф. Ив. Н. Розанов. М., Гослитиздат, 1952
В основе песни — стихотворение сибирского учителя, краеведа и литератора Дмитрия Давыдова (1811-1888) «Дума беглеца на Байкале», опубликованное им в 1858 году в Петербургской еженедельной газете «Золотое руно». В 1863 текст песни «Славное море — священный Байкал» появляется в «Современнике» в статье «Арестанты в Сибири» как образец арестантского творчества — то есть, уже к 1863 году песня стала народной.
Есть версия, что первоисточником мелодии является припев польской повстанческой песни «За Неман», хотя они не особо похожи. Некоторые сборники указывают автором музыки Ю. Арнольда — возможно, он обработчик мелодии, или в данном случае имеется в виду какой-то другой мотив. На практике исполняется 5 куплетов (в авторской версии — 11). В 1941 песня обработана Г. Свиридовым для голоса со смешанным оркестром.
Славный корабль, омулевая бочка. В данном случае это не метафора, а реальная ситуация: герой пытается переплыть Байкал, используя вместо лодки большую бочку от омуля, иронизирует над собой и поет эту песню.
Хлебом кормили крестьянки меня. Местное население снабжало беглецов в пути следования — таков был обычай, причем не только в Сибири, а и далее, в Приуралье. Короленко в воспоминаниях пишет, что в Пермском крае, где он отбывал ссылку, в XIX веке было принято на ночь выставлять у дома молоко или хлеб «для беглых из Сибири». Шансы встретить там беглого были небольшие, но обычай соблюдался.
Такун Ф. И. Славянский базар. – М.: «Современная музыка», 2005
То же самое, одноголосие:
Чарочка моя серебряная. Народные песни за праздничным столом. Песенник. Редактор В. М. Григоренко. М., Кифара, 2006.
ВАРИАНТЫ (3)
Славное море — священный Байкал,
Славный корабль — омулевая бочка.
Эй, баргузин, пошевеливай вал,
Молодцу плыть недалечко.
Долго я звонкие цепи носил,
Долго бродил я в горах Акатуя.
Старый товарищ бежать пособил,
Ожил я, волю почуя.
Шилка и Нерчинск не страшны теперь,
Горная стража меня не поймала.
В дебрях не тронул прожорливый зверь,
Пуля стрелка миновала.
Шел я и в ночь, и средь белого дня,
Вкруг городов озираяся зорко,
Хлебом кормили крестьянки меня,
Парни снабжали махоркой.
Славное море — священный Байкал,
Славный мой парус — кафтан дыроватый.
Эй, баргузин, пошевеливай вал,
Слышатся бури раскаты.
Славное море — священный Байкал,
Славный корабль — омулевая бочка.
Эй, баргузин, пошевеливай вал,
Молодцу плыть недалечко.
Из репертуара Надежды Плевицкой (1884-1941). Запись на пластинку — фирма «Граммофон», Петербург, 1917 г., 223233.
Очи черные: Старинный русский романс. – М.: Изд-во Эксмо, 2004, подпись: запись Д. Давыдова
2. Славное море — священный Байкал
Славное море — священный Байкал,
Славный корабль — омулевая бочка.
Эй, баргузин, пошевеливай вал, —
Плыть молодцу недалечко.
Долго я звонкие цепи влачил,
Душно мне было в норах Акатуя,
Старый товарищ бежать пособил —
Ожил я, волю почуя.
Шилка и Нерчинск не страшны теперь:
Горная стража меня не поймала,
В дебрях не тронул прожорливый зверь,
Пуля стрелка миновала.
Шел я и в ночь, и средь белого дня,
Вкруг городов озираяся зорко,
Хлебом кормили крестьянки меня,
Парни снабжали махоркой.
Славное море — священный Байкал,
Славный мой парус — кафтан дыроватый.
Эй, баргузин, пошевеливай вал —
Слышатся бури раскаты.
Шедевры русского романса / Ред.-сост. Н. В. Абельмас. — М.: ООО «Издательство АСТ»; Донецк: «Сталкер», 2004. – (Песни для души).
3. 
Славное море — священный Байкал,
Славный корабль — омулевая бочка.
Эй, баргузин, пошевеливай вал,
Молодцу плыть недалечко.
Долго я звонкие цепи носил,
Душно мне было в горах Акатуя.
Старый товарищ бежать пособил,
Ожил я, волю почуя.
Шилка и Нерчинск не страшны теперь,
Горная стража меня не поймала,
В дебрях не тронул прожорливый зверь,
Пуля стрелка миновала.
Шел я и в ночь, и средь белого дня,
Вкруг городов озираяся зорко,
Хлебом кормили крестьянки меня,
Парни снабжали махоркой.
Славное море — священный Байкал,
Славный мой парус — халат дыроватый,
Эй, баргузин, пошевеливай вал,
Слышатся бури раскаты.
Русская народная песня. Сост. Бугославский С., Шишов И. М., 1936, с. 37. Приводится по: Соболева Г. Г. Россия в песне. Музыкальные страницы. 2-е изд., М., Музыка, 1980.
В этом варианте другой ритмический рисунок мелодии.
АВТОРСКАЯ ВЕРСИЯ
Дума беглеца на Байкале
Славное море — привольный Байкал,
Славный корабль — омулевая бочка…
Эй, баргузин, пошевеливай вал…
Плыть молодцу недалечко.
Долго я звонкие цепи носил;
Худо мне было в норах Акатуя,
Старый товарищ бежать пособил,
Ожил я, волю почуя.
Шилка и Нерчинск не страшны теперь;
Горная стража меня не видала,
В дебрях не тронул прожорливый зверь,
Пуля стрелка — миновала.
Шел я и в ночь, и средь белого дня;
Близ городов я поглядывал зорко;
Хлебом кормили крестьянки меня,
Парни снабжали махоркой.
Весело я на сосновом бревне
Вплавь чрез глубокие реки пускался;
Мелкие речки встречалися мне –
Вброд через них пробирался.
У моря струсил немного беглец;
Берег обширен, а нет ни корыта;
Шел я коргой и пришел наконец
К бочке, дресвою замытой.
Нечего думать — бог счастья послал:
В этой посудине бык не утонет;
Труса достанет и на судне вал –
Смелого в бочке не тронет.
Тесно в ней было бы жить омулям;
Рыбки, утешьтесь моими словами:
Раз побывать в Акатуе бы вам –
В бочку полезли бы сами!
Четверо суток верчусь на волне;
Парусом служит армяк дыроватый,
Добрая лодка попалася мне,
Лишь на ходу мешковата.
Близко виднеются горы и лес,
Буду спокойно скрываться под тенью,
Можно и тут погулять бы, да бес
Тянет к родному селенью.
Славное море — привольный Байкал,
Славный корабль — омулевая бочка…
Эй, баргузин, пошевеливай вал…
Плыть молодцу недалечко!
Русские песни и романсы / Вступ. статья и сост. В. Гусева. — М.: Худож. лит., 1989. — (Классики и современники. Поэтич. б-ка).
Баргузин — байкальский ветер; норы Акатуя — рудники Акатуйской тюрьмы в Забайкалье; корга — каменистый отлогий берег (в Сибири и на Байкале); дресва — песок, гравий.
Источник
К истории песен о Байкале
Международный день Байкала отмечается ЮНЕСКО ежегодно в последнее воскресенье августа. В 1984 году газета «Советская Россия» опубликовала статью инженера-строителя из г. Улан-Уде (Бурятия) В. Прокушева об истории создания песен о Байкале: «Славное море — священный Байкал» и «По диким степям Забайкалья». Он прислал в газету «интересные догадки и предположения, расширяющие представления об истории и жизни в народе этих прекрасных старинных песен, о счастливой их судьбе», — писала газета.
Я родилась в Баргузине, на берегу Байкала, и выросла с ними. Мне уже почти 90, и я люблю и помню их до сих пор. Думаю, что читатели моего поколения знакомы с этими песнями. Упомяну только, что автором песни «По диким степям Забайкалья» является М.Л. Максимов, о чем В. Прокушев не упоминает. А вот автор песни «Байкал» неизвестен.
«Славное море — священный Байкал»
Среди безрадостных, в большинстве своем унылых песен, оставленных старой Сибирью, «Славное море» занимает особое место, выделяясь своим оптимизмом и романтической приподнятостью. Интересно, что песня создана на стихи малоизвестного поэта. Народ принял их за свое творение и надолго утерял имя создателя стихов. Еще в 60-х годах девятнадцатого века известный этнограф С. Максимов, путешествующий по местам сибирской каторги, обратил внимание на распространение этой песни в нерчинских тюрьмах, но ее автора так и не обнаружил. Только в советское время удалось установить, что слова эти принадлежат перу Дмитрия Павловича Давыдова, штатного смотрителя училищ Верхнеудинского округа — педагога, исследователя, поэта.
Надо полагать, что слова будущей песни родились на берегу Байкала во время одной из инспекторских поездок Д. П. Давыдова в далекий Баргузин.
Опубликованное в 1858 году в петербургской газете «Золотое руно» стихотворение «Думы беглеца на Байкале», вероятно, так и осталось бы достоянием истории, не стань оно народной песней.
Прежде чем превратиться в народную песню, стихотворение претерпело небольшие, но существенные изменения. Текст сократился с двадцати строф до пяти, что усилило его выразительность; определение «привольный» сменилось на «священный», придавшее припеву еще большую торжественность. Заново сочиненная заключительная строка: «Слышатся грома раскаты!» наполнила песню глубоким смыслом. Заключительный куплет песни оказался на редкость созвучным запеву и превзошел его пафосом борьбы и героизма.
Известно, что первая публикация песни в некрасовском «Современнике» относится к 1863 году. Поэтому есть достаточно веские основания предполагать, что автором искусного одухотворения готовых стихов революционным пафосом является бывший сотрудник редакции «Современника», известный писатель, поэт, революционер Михаил Ларионович Михайлов, арестованный за революционную деятельность в 1861 году. Еще будучи заключенным Петропавловской крепости, М.Л. Михайлов написал стихотворение, ставшее революционной песней: «Смело, друзья! Не теряйте. », а оказавшись в 1862 г. на нерчинской каторге, первое время поддерживая связь с «Современником», продолжал заниматься революционной деятельностью.
Родившаяся на нерчинской каторге песня получила особое признание в Баргузине, тесно связанном с Нерчинском и снискавшем к тому времени печальную славу одного из отдаленнейших и глухих уголков политической ссылки.
О силе эмоционального воздействия песни на слушателей проникновенно сказал Леонид Леонов: «В радостях и печалях, на пиру и во фронтовой землянке пели мы про Байкал, черпая из него заглазно наряду с прочими великими источниками богатырскую силу нашу». Старая песня не сдана в архив и сегодня. И ныне она живет в народе.
Возможно, что когда-нибудь этот нерукотворный памятник первым борцам за народное дело получит и зримое воплощение в виде мужественной фигуры воспетого героя. Опираясь на омулевую бочку, будет он пристально вглядываться с высоты постамента в байкальскую даль, словно пытаясь разглядеть там отблески далекой грозы.
ДУМА БЕГЛЕЦА НА БАЙКАЛЕ
Славное море — привольный Байкал.
Славный корабль — омулевая бочка.
Ну, баргузин, пошевеливай вал —
Плыть молодцу недалечко.
Долго я звонкие цепи носил;
Худо мне было в горах Акатуя.
Старый товарищ бежать пособил,
Ожил я, волю почуя.
Шилка и Нерчинск не страшны теперь:
Горная стража меня не видала,
В дебрях не тронул прожорливый зверь,
Пуля стрелка — миновала.
Шел я и в ночь, и средь белого дня,
Близ городов я поглядывал зорко;
Хлебом кормили крестьянки меня,
Парни снабжали махоркой.
Весело я на сосновом бревне
Вплавь чрез глубокие реки пускался;
Мелкие речки встречалися мне —
Вброд через них пробирался.
У моря струсил немного беглец;
Берег обширен, а нет ни корыта.
Шел я коргой — и пришел наконец
К бочке, дресвою замытой.
Нечего думать — Бог счастье послал:
В этой посудине бык не утонет;
Труса достанет и на судне вал,
Смелого в бочке не тронет.
Тесно в ней было бы жить омулям;
Рыбки, утешьтесь моими словами:
Раз побывать в Акатуе бы вам —
В бочку полезли бы сами!
Четверо суток верчусь на волне,
Парусом служит армяк дыроватый,
Добрая лодка досталася мне,
Лишь на ходу мешковата.
Близко виднеются горы и лес,
Буду спокойно скрываться под тенью.
Можно и тут погулять бы, да бес
Тянет к родному селенью.
Славное море — привольный Байкал,
Славный корабль — омулевая бочка.
Ну, баргузин, пошевеливай вал,
Плыть молодцу недалечко!
По диким степям Забайкалья,
Где золото роют в горах,
Бродяга, судьбу проклиная,
Тащится с сумой на плечах.
Идет он густою тайгою,
Где пташки одни лишь поют,
Котел его сбоку тревожит,
Сухие коты ноги бьют.
На нем рубашонка худая
И множество разных заплат,
Шапчонка на нем арестанта
И серый тюремный халат.
Бродяга к Байкалу подходит,
Рыбачью он лодку берет,
Унылую песню заводит —
Про родину что-то поет.
«Оставил жену молодую
И малых оставил детей,
Теперь я иду наудачу,
Бог знает, увижусь ли с ней!»
Бродяга Байкал переехал,
Навстречу родимая мать.
«Ах, здравствуй, ах, здравствуй, мамаша,
Здоров ли отец, хочу знать?» —
«Отец твой давно уж в могиле,
Сырою землею зарыт,
А брат твой давно уж в Сибири,
Давно кандалами гремит.
Пойдем же, пойдем, мой сыночек,
Пойдем же в курень наш родной,
Жена там по мужу скучает,
И плачут детишки гурьбой».
Грозно и пенясь, катаются волны.
Сердится, гневом объятый, широкий Байкал.
Зги не видать. От сверкающей молньи
Бедный бродяга запрятался в страхе меж скал.
Чайки в смятенье и с криком несутся,
А ели как в страхе дрожат.
Грозно и пенясь, катаются волны,
Сердится, гневом объятый, широкий Байкал.
Чудится в буре мне голос знакомый,
Будто мне что-то давнишнее хочет сказать.
Тень надвигается, бурей несомая,
Сколько уж лет он пощады не хочет мне дать!
Буря, несися! Бушуй, непогода!
Не вас я так крепко страшусь.
Тень надвигается, бурей несомая,
Гонится всюду за мной, лишь я не боюсь!
Источник