Там среди гор высоких там средь глубоких морей
Ли Бо (Первые пять стихотворений в переводе В. М. Алексеева, до стихотворения «Песня о восходе и заходе солнца» в переводе А. Гитовича, далее — Анны Ахматовой)
( Ли Бо (701-762) — великий поэт, с удивительной полнотой выразивший в своем творчестве дух китайского народа. Жизнь его стала легендой, его называли «бессмертным, низвергнутым с небес». Независимый и гордый, он не захотел стать придворным поэтом и провел жизнь в скитаниях. Уже при жизни поэта его стихи были необычайно популярны, их читали и во дворцах, и в деревенских харчевнях. Переводы А. Гитовича печатаются по книге: Ли Бо. Избранная лирика. М., 1959; переводы А. А. Ахматовой — по книге: «Китайская классическая поэзия (эпоха Тан)». М., 1956.)
ДУМЫ В ТИХУЮ НОЧЬ
ИЗ ЦИКЛА «ОСЕННЯЯ ЗАВОДЬ»
* ( Яньчжи — гора в нынешней Ганьсу. Яшма-Застава — Юйгу-ань — там же; через эту заставу вел путь на запад. Шанъюй.- Так назывались вожди сюнну.)
ОДИНОКО СИЖУ В ГОРАХ ЦЗИНТИНШАНЬ
РАНО УТРОМ ВЫЕЗЖАЮ ИЗ ГОРОДА БОДИ
* ( Боди — город на берегу реки Янцзы, в нынешней Сычуани.)
ХРАМ НА ВЕРШИНЕ ГОРЫ
* ( «Храм на вершине горы».- Стихи были написаны Ли Бо на стене горного храма в нынешней провинции Хубэй.)
ШУТЯ ПРЕПОДНОШУ МОЕМУ ДРУГУ ДУ ФУ
ВЕСЕННЕЙ НОЧЬЮ В ЛОЯНЕ СЛЫШУ ФЛЕЙТУ
* ( «Сломанные ивы» — название популярной в эпоху Тан мелодии.)
ВСПОМИНАЮ ГОРЫ ВОСТОКА
ТОСКА У ЯШМОВЫХ СТУПЕНЕЙ
ВЕСЕННИМ ДНЕМ БРОЖУ У РУЧЬЯ ЛОФУТАНЬ
* ( Лофутань — ручей, названный по имени красавицы Ло Фу. В ханьской песне юэфу «Туты на меже» рассказывается, что за Ло Фу пытался ухаживать приезжий знатный вельможа, но был решительно отвергнут женщиной, оставшейся верной мужу (см. том «Поэзия и проза Древнего Востока», с. 307).)
НАВЕЩАЮ ОТШЕЛЬНИКА НА ГОРЕ ДАЙТЯНЬ, НО НЕ ЗАСТАЮ ЕГО
* ( Гора Дайтянь находится на территории нынешней Сычуани.)
* ( Великая терраса — терраса на горе Гусу для торжественных приемов правителями царства У после победы над царством Юэ.)
ПРОВОЖУ НОЧЬ С ДРУГОМ
ПОД ЛУНОЮ ОДИНОКО ПЬЮ
С ВИНОМ В РУКЕ ВОПРОШАЮ ЛУНУ
* ( Белый заяц.- По древней легенде, Чан-э, жена легендарного стрелка из лука Хоу-и, похитила у мужа снадобье бессмертия, вкусив которого улетела на луну, где живет белый заяц, толкущий в ступе снадобье бессмертия.)
ПРОВОЖАЮ ДРУГА, ОТПРАВЛЯЮЩЕГОСЯ ПУТЕШЕСТВОВАТЬ В УЩЕЛЬЯ
* ( Ущелья — три знаменитых своей живописностью ущелья в верхнем течении реки Янцзы. Сосна — символ вечности в китайской поэзии. Чжэн Янь — друг поэта. Тао — начальник уезда. — То есть поэт Тао Юань-мин, занимавший до своего ухода со службы пост начальника уезда Пэнцзэ.)
ПОСВЯЩАЮ МЭН ХАО-ЖАНЮ
ШУТЯ ПОСВЯЩАЮ ЧЖЭН ЯНЮ, НАЧАЛЬНИКУ УЕЗДА ЛИЯН
ПО ТУ СТОРОНУ ГРАНИЦЫ
* ( «По ту сторону границы».- Цикл стихов, посвященных походам танских полководцев Гэ Шу-лина и Ань Лушаня против тибетских и тюркских племен в 713-741 гг. и в 742-755 гг.)
* ( Будет мертв // лоуланьский князь.- То есть кочевники будут разбиты. В эпоху Хань князь страны Лоулань был убит за то, что помогал кочевникам в их борьбе против Китая.)
* ( «Небесные гордецы» — кочевники. Павильон — так называемый Павильон единорога-цилиня, где по повелению ханьского императора Сюань-ди (правил 74-49 гг. до н. э.) были изображены одиннадцать прославленных полководцев и сановников. Хо Великолепный — известный полководец, но в Павильоне висел не его портрет, а портрет его брата, полководца Хо Гуана.)
* ( «Тигровые знаки» — особые бронзовые или бамбуковые пластинки с гравированными изображениями тигров. Знаки разделялись на две части и служили как бы паролем и отзывом.)
* ( Крылатый генерал — полководец Ли Гуан, победитель племен сюнну (II в. до н. э.). Не сумев однажды захватить в плен их вождя, Ли Гуан покончил жизнь самоубийством.)
* ( «Ветка ивы».- См. прим. к с. 254. Лунтин — военная ставка предводителя племен сюнну.)
* ( «Чанганьские мотивы».- Ли Бо использовал мотивы народных песен юэфу (см. с. 230). Чангань — название деревни. Делить. и пепел и прах. — То есть все трудности и тяготы жизни. Да буду я вечно хранить завет // обнимающего устой. — То есть завет верности и в смерти. В древности некто Бэй Шэн назначил свидание своей возлюбленной у моста. Женщина все не приходила, а вода в реке внезапно стала прибывать. Бэй Шэн, верный данному слову, не ушел и погиб, обхватив руками устой моста. И да не допустит меня судьба // На башне стоять одной! — В древности женщина в ожидании мужа, уехавшего в дальние края, взошла на башню. Не дождавшись его возвращения, она окаменела. Ущелье Цюйтан — в верхнем течении реки Янцзы, где весной бывает особенно стремительное течение, плыть против которого невозможно. Чанъфэнса (или Чанфэнша) — в современной Аньхоэй, на берегу реки Янцзы.)
НОЧНОЙ КРИК ВОРОНА
ВОСПЕВАЮ ГРАНАТОВОЕ ДЕРЕВО, РАСТУЩЕЕ ПОД ВОСТОЧНЫМ ОКНОМ МОЕЙ СОСЕДКИ
ПЕСНЯ О ВОСХОДЕ И ЗАХОДЕ СОЛНЦА
* ( Луян (Луян-гун) — герой древности. По преданию, когда он воевал с царством Хань, битва еще продолжалась, а солнце стало заходить, он взмахнул копьем, и солнце вернулось обратно на сто ли. Юймынь. См. Юйгуань. У и Юэ.- Имеются в виду земли древних царств на юго-востоке страны.)
ЛУНА НАД ПОГРАНИЧНЫМИ ГОРАМИ
НА ЗАПАДНОЙ БАШНЕ В ГОРОДЕ ЦЗИНЬЛИН ЧИТАЮ СТИХИ ПОД ЛУНОЙ
ПРОВОЖАЯ ДО БАЛИНА ДРУГА, ДАРЮ ЕМУ ЭТИ СТИХИ НА ПРОЩАНЬЕ
* ( «На юге» некогда Ван Цань всходил». — В одном из стихотворений Ван Цань (см. выше), спасавшийся от мятежа, писал: «На юге поднимаюсь на Балинскую гору, оборачиваюсь, смотрю на Чанъань». «Иволга» — прощальная песня.)
Источник
Александр Сергеевич Пушкин — Солнце Русской поэзии
Словно зеркало русской стихии,
Отстояв назначенье своё,
Отразил он всю душу России!
И погиб, отражая её…
И жар души,
И хлад ума!
ГОЛУБОГЛАЗЫЙ КАК ХРИСТОС
Голубоглазый, как Христос,
Русоволосый и курчавый, —
Весёлый Пушкин в память врос
Своею песнью величавой:
«Я Вас любил…» — и я люблю,
«Мороз и солнце…» — в них купаюсь…
И подвиг Твой — боготворю,
И чудной сказкой — наслаждаюсь!
ПУШКИНУ, АЛЕКСАНДРУ СЕРГЕЕВИЧУ
Я знаю, как легко Тебе писалось,
Когда Ты был Натальей ослеплён,
И сколько чудных трепетных имён
В болезном сердце у Тебя осталось!
Ах, Пушкин! лёгок был Твой нрав,
А чувства и мышленье — так глубоки!
Нетерпелив, но выжидаешь сроки
Вернуться в Русь, любовию воздав:
Любовью — на любовь, что скоро воссияет
Как Красно Солнышко, по всей Святой Руси!
Да и сейчас, кого Ты не спроси,
Тебя читал — вся Русь уж Твой читатель!
Но глубоко, как Ты, никто не проникал
В звучанье слова, музыку созвучий…
Неподражаемо легко, но катишься вдруг с кручи,
Пытаясь воссоздать поэзии кристалл.
Ах, милый Пушкин! Ты ль не вечно молод?
Куда нам долго жившим до пронзительной любви!
Твоя поэзия — как храм бессмертный на крови
Любви к Наталье. И посмертный путь так долог!
О ВСЕНАРОДНЫХ ЛЮБИМЦАХ
Любимцев народа — всегда единицы,
и они всегда ужасно неожиданны!
Например, Александр Сергеевич Пушкин!
О ПУШКИН, ГДЕ ТВОЙ СТРАЖДУЩИЙ ЕВГЕНИЙ?
О Пушкин, где твой страждущий Евгений
И где Татьяна, что всем сердцем влюблена?
Мир глуше, только рифма «гений»
Вплетается порой в поэта письмена.
И странствует Евгений вновь по свету,
Как по России в давни времена,
И дарствует поклоны вновь поэту,
Вставая в силе, как Идальго, в стремена!
Доверьтесь,
Пушкин мил!
Не пожалеет
льющихся чернил.
Тем более,
Весна на рейде,
и Александр Сергеич
грезит! Ой, как грезит.
ЛЮБОВЬ К НАТУРАЛЬНОМУ
Тобой, одной тобой… Унынья моего
Ничто не мучит, не тревожит,
И сердце вновь горит и любит — оттого,
Что не любить оно не может.
Александр Сергеевич Пушкин
Не хочу быть я с кем-то на связи
И не люблю я слыть важной фигурой,
С раннего утра тревожим и даже
Не успевать восхититься натурой.
Не принимаю любви к показному,
Осознавая, что сам я не нужен…
Вот и спешу я к родному дому,
А там скворчит говорливый ужин!
ЧТО В ИМЕНИ ТЕБЕ МОЁМ?
Что в имени тебе моем?
Оно умрет, как шум печальный
Волны, плеснувшей в берег дальный,
Как звук ночной в лесу глухом.
Оно на памятном листке
Оставит мертвый след, подобный
Узору надписи надгробной
На непонятном языке.
Александр Сергеевич Пушкин
Что в имени тебе моём,
Ведь иноземцу нет названья:
Уже отрезанный ломоть —
Как тридцать пятый миллион —
Нас, обречённых на изгнанье…
Россия — странная страна.
Кто сбережёт твои богатства,
Когда лукавый сатана,
Не зная ленности и сна,
Лишает братьев твоих братства?!
Всё бы девицам балы да балы,
Всё бы головы гусарам кружить!
Избежать нельзя такой кабалы,
Оттого пойду гусаром служить!
Возвращусь я в девятнадцатый век,
Чтобы быть мне дворянином лихим,
Чтобы Пушкина спасти от всех бед,
Спеть дуэтом чудо-песни с ним!
Подпоёт их православная Русь,
Вся Империя — как единый хор!
Предсказать я тогда не боюсь:
Избежим революций позор!
О КАК ОНА ЛЕТАЛА!
О как она летала,
Онегина Татьяна,
Когда была в Евгения
Татьяна влюблена!
Какие письма чудные
Онегину слагала,
Как расцветала чувствами,
Предвосхищая сны!
Да разве ж был суровым
Любимый мной Евгений?
Был искренен и чуток,
И Ларину сберёг —
Не дал в кромешной замяти
Сгореть в любви кострами.
Судить его не станем,
Он сам себя обрёк!
ТАТЬЯНА И ЕВГЕНИЙ
Ах, сегодня Татьянин день.
А ведь Татьяна и Евгений навечно
в одном нескончаемом романе.
Он многое успел!
И так умел любить!
Нам, в суматохе дел,
Его не позабыть!
Пронзит отчаяньем боль:
«Уже не долюбить!
Печальная любовь —
Родная Натали!»
ПОД ЗНАКОМ БЛИЗНЕЦОВ
Пушкин Александр Сергеич — Близнец!
И как же его не любить?!
Скорее, не полюбить — невозможно!
ОТРАДА ТАЙНЫХ НАСЛАЖДЕНИЙ
Но мне в унылой жизни нет
Отрады тайных наслаждений;
Увёл надежды ранний цвет,
Цвет жизни сохнет от мучений!
Александр Сергеевич Пушкин
Без ужаса
признаться в том,
что юность пролетела.
Лишь участь —
помнить о былом
до самого предела!
Блаженству тайному, увы,
Всё меньше в мире места:
Уже не жгут любви косты,
Где Вечная Невеста?!
И огорчений больше нет,
В душе — одна отрада:
Простецкой жизни ждать рассвет,
Да рвать цветы из сада.
Перечитал «Маленькие трагедии»
И «Евгения Онегина» —
Истинное наслаждение!
ПРЕДВИДЕЛ ЛИ МИСТИЧЕСКИ ОН СМЕРТЬ СВОЮ?
Предвидел ли мистически он смерть свою?
Писал ли «Реквием», как бы себе, посмертно?
Ах, если так, то безусловно на своем стою:
Всю душу в ноты он вложил, чтобы заметно
То откровение, что был он на обрывистом краю
Пред безной чёрной смерти несусветной.
Но и огонь надежды в сердце — воспою:
Так Моцарт жаждал воскрешения телесно,
Ведь молод был, талантлив поднебесно,
Как Пушкин — он то понял повсеместно…
А я двоим лишь скромно подпою.
Пушкин жив! Он присутствует незримо в каждом русском сердце.
Вот и я решил собрать воедино то, что когда-то написалось о нём,
Тем более, что у меня есть на то причина:
Родители (а идея была отца, как он сам потом рассказывал)
назвали меня не в честь реального человека, но литературного героя —
Евгения Онегина!
Во времена Пушкина имя это было довольно редкое, но с годами
роман в стихах настолько стал близок сердцу Русских, что Евгением
стали называть чаще, чем Иваном…
Итак, литературный герой (Евгений) собирает понравившиеся стихи
памяти его Автора (Пушкина).
ПУШКИН ВЫЧЕРЧИВАЛ ПРОФИЛИ
Пушкин вычерчивал профили,
Схватывая образ человека сразу,
И мадемуазели просто охали
И смеялись иногда, заразы,
А себя он рисовал воздушно белобрысым,
Страстным, и совсем голубоглазым,
С тонким носа коромыслом,
С мыслью! Был, конечно, он прекрасен!
НЕСОВМЕСТИМОСТЬ ПО ПУШКИНУ
Поэзия и пошлость —
две вещи несовместны!
Александр Пушкин
был голубоглаз и русоволос,
а его вечно зачерняют!
С ДНЁМ РОЖДЕНИЯ, ПУШКИН!
Александр Сергеевич Пушкин:
Я вас любил: любовь ещё, быть может,
В душе моей угасла не совсем;
Но пусть она вас больше не тревожит;
Я не хочу печалить вас ничем.
Я вас любил безмолвно, безнадежно,
То робостью, то ревностью томим;
Я вас любил так искренно, так нежно,
Как дай вам Бог любимой быть другим.
Зная Его страстность,
можно только предположить,
чего стоило Поэту признание:
Как, любовь уже прошла?
Или проходит.
Нет! Любовь пылает,
потеряна только надежда на её продолжение!
Это полное отчаяние — произнести сию фразу:
«Я вас любил!» Любил…
Драматическая миниатюра
Александра Сергеевича Пушкина
раскрывает Его чудный характер!
В Нём есть двойственность:
«любовь ещё, быть может,
в душе моей угасла не совсем»
О это тоже искреннее признание,
которое даётся не легко.
И тут проявляется вся щедрость
и доброта Поэта, Он думает не только о Себе:
«Но пусть она вас больше не тревожит;
Я не хочу печалить вас ничем».
Всё! В этих четырёх строчках весь позыв,
вся весть Поэта: Он не будет досаждать!
И самое трогательное — безнадёжная попытка объясниться:
«Я вас любил безмолвно, безнадежно,
То робостью, то ревностью томим;
Я вас любил так искренно, так нежно,
Как дай вам Бог любимой быть другим».
Какая щедрость души,
каковы добрые пожелания!
Поэт — гений!
Но любовного успеха нет!
А какое удивительное мастерство
демонстрирует Александр Сергеевич в растановке знаков препинания:
«Я вас любил:» — и раскрытое окно двоеточия
«любовь ещё, быть может, в душе моей угасла не совсем» —
точка с запятой, оттеняющая другую мысль.
Многие нынешние, нанизывающие слова на бусы стихотворения,
не знают даже, где нужно ставить точки, словом проявляют
безнравственное пренебрежение к Правилам Русского языка!
Будем учиться, однако, у Александра Сергеевича Пушкина!
О ПРЕДНАЗНАЧЕНИИ ПОЭТА И ПОЭЗИИ
Александр Сергеевич Пушкин:
Exegi monumentum — Воздвиг я памятник (лат.).
Я памятник себе воздвиг нерукотворный,
К нему не зарастет народная тропа,
Вознесся выше он главою непокорной
Александрийского столпа.
Памятник у Пушкина — это народная память, вневременная и высокая.
Нет, весь я не умру — душа в заветной лире
Мой прах переживет и тленья убежит —
И славен буду я, доколь в подлунном мире
Жив будет хоть один пиит.
Поэт указует нам единственный способ сохранения своей души —
в заветной лире, для будущих поэтов.
Слух обо мне пройдет по всей Руси великой,
И назовет меня всяк сущий в ней язык,
И гордый внук славян, и финн, и ныне дикой
Тунгус, и друг степей калмык.
Пушкин предвидит свою популярность не только среди русских,
но и среди других народов Российской Империи.
И долго буду тем любезен я народу,
Что чувства добрые я лирой пробуждал,
Что в мой жестокий век восславил я Свободу
И милость к падшим призывал.
В чем же видится ему его заслуга? Что лирой пробуждал он чувства добрые,
восславил свободу и призывал к милости над падшими.
Веленью божию, о муза, будь послушна,
Обиды не страшась, не требуя венца,
Хвалу и клевету приемли равнодушно
И не оспоривай глупца.
А когда он размышляет над тем, как творится поэзия,
приоритет отдаёт веленью божию, то есть вдохновению,
совершенному бесстрашию, равнодушию к оценке публики,
особенно глупых.
И вот ещё один стих из ПРОРОКА:
Восстань, пророк, и виждь, и внемли,
Исполнись волею моей,
И, обходя моря и земли,
Глаголом жги сердца людей!
Поэт! Не дорожи любовию народной.
Восторженных похвал пройдёт минутный шум;
Услышишь суд глупца и смех толпы холодной,
Но ты останься твёрд, спокоен и угрюм,
Ты царь: живи один. Дорогою свободной
Иди, куда влечёт тебя свободный ум,
Усовершенствуя плоды любимых дум,
Не требуя наград за подвиг благородный.
Один в самом тебе. Ты сам свой высший суд;
Всех строже оценить умеешь ты свой труд.
Ты им доволен ли, взыскательный художник?
Доволен? Так пускай толпа его бранит
Плюет пусть на алтарь, где твой огонь горит,
И в детской резвости колеблет твой треножник.
Поэт-декабрист Рылеев писал:
…нет выше ничего
Предназначения поэта:
Святая правда — долг его;
Предмет — полезным быть для света.
Михиал Юрьевич Лермонтов о предназначении поэта:
Твой стих, как божий дух, носился над толпой
И, отзыв мыслей благородных,
Звучал, как колокол на башне вечевой
Во дни торжеств и бед народных.
И о звании Поэта:
Как вас зовут? ужель поэтом?
Я вас прошу в последний раз,
Не называйтесь так пред светом:
Фигляром назовет он вас!
Пускай никто про вас не скажет:
Вот стихотворец, вот поэт;
Вас этот титул только свяжет,
С ним привилегий вовсе нет.
А вот Николай Алексеевич Некрасов о теме в поэзии:
Пускай нам говорит изменчивая мода,
Что тема старая — «страдания народа»
И что поэзия забыть ее должна.
Не верьте, юноши! не стареет она.
Фёдор Иванович Тютчев:
ПОЭЗИЯ
Среди громов, среди огней,
Среди клокочущих страстей,
В стихийном, пламенном раздоре,
Она с небес слетает к нам —
Небесная к земным сынам,
С лазурной ясностью во взоре —
И на бунтующее море
Льет примирительный елей.
«Не верь, не верь поэту, дева»
Не верь, не верь поэту, дева;
Его своим ты не зови —
И пуще пламенного гнева
Страшись поэтовой любви!
Его ты сердца не усвоишь
Своей младенческой душой;
Огня палящего не скроешь
Под легкой девственной фатой.
Поэт всесилен, как стихия,
Не властен лишь в себе самом;
Невольно кудри молодые
Он обожжет своим венцом.
Вотще поносит или хвалит
Его бессмысленный народ…
Он не змиею сердце жалит,
Но, как пчела, его сосет.
Твоей святыни не нарушит
Поэта чистая рука,
Но ненароком жизнь задушит
Иль унесет за облака.
И Афанасий Афанасьевич Фет:
Чужой для всех,
Со всеми в мире —
Таков, поэт.
Твой жребий в мире!
+++
Кляните нас: нам дорога свобода,
И буйствует не разум в нас, а кровь,
В нас вопиет всесильная природа,
И прославлять мы будем век любовь.
В пример себе певцов весенних ставим:
Какой восторг — так говорить уметь!
Как мы живем, так мы поем и славим,
И так живем, что нам нельзя не петь!
Александр Александрович Блок о назначении поэта:
Поэт — величина неизменная.
Могут устареть его язык, его приемы;
но сущность его дела не устареет.
Он называется поэтом не потому, что он пишет стихами;
но он пишет стихами, то есть приводит в гармонию слова и звуки,
потому что он — сын гармонии, поэт.
Поэт — сын гармонии; и ему Дана какая-то роль в мировой культуре.
Три дела возложены на него: во-первых — освободить звуки из родной безначальной стихии, в которой они пребывают; во-вторых — привести эти звуки
в гармонию, дать им форму; в-третьих — внести эту гармонию во внешний мир.
Первое дело, которого требует от поэта его служение, — бросить «заботы суетного света» для того, чтобы поднять внешние покровы, чтобы открыть глубину. Это требование выводит поэта из ряда «детей ничтожных мира».
В юности Пушкин говорил:
Любовь и тайная свобода
Внушали сердцу гимн простой.
Эта тайная свобода, эта прихоть — слово…
Настоящий художник не уходит из жизни бесследно.
«Мы умираем, а искусство остается», —
произносит Блок на торжественном собрании,
посвященном годовщине смерти Пушкина:
Пушкин! Тайную свободу
Пели мы вслед тебе!
Дай нам руку в непогоду,
Помоги в немой борьбе!
Не твоих ли звуков сладость
Вдохновляла в те года?
Не твоя ли, Пушкин, радость
Окрыляла нас тогда?
Отечество нам — Царское Село,
Где просто хулиганили подростки,
Слагали они слогом все неброским,
А всех друзей в поэзию свело:
«Отечество нам — Царское Село!»
Да, Пушкин — Солнышко, и от него светло:
«Отечество нам — Царское Село?»
+++
Пушкин, Ты — только начало
Маленького ручейка,
Вслед за Тобой побежала
Поэзии Русской река!
Ах, как она разливалась,
В море Собой влекла…
Поэзия так величава,
И жить ей во все века!
+++
Была бы пушка, грянул залпом:
Любите Пушкина стихи…
Его убили! Очень жалко:
Любови стало меньше на Руси.
+++
Любовь вселенская
В Нём покорила нас,
И бегаем к Нему —
Как в первый класс!
О ВСЕНАРОДНЫХ ЛЮБИМЦАХ
Зарастает к нам дорога…
Натали Афанасьева
Не пьедесталов мало, Натали,
а хороших стихов — ужасный недостаток!
Мои по этому поводу размышления:
не всякое стихотворение достойно даже ветряного внимания
и далеко не всякий автор достоин мало-мальского пьедестала.
Памятники народ ставит особенно полюбившимся, близким его сердцу!
Кто им станет — огромная для всех загадка:
ведь и сам-то народ со временем очень и очень меняется…
Есть авторы, кто уж очень суетится и заботится о себе загодя,
они сами себе дают звонкие эпитеты и характеристики, прочат себя в гении,
во всенародные любимцы, выводят себя во всевозможные рейтинги,
но ведь любимцев народа — всегда единицы
и они всегда ужасно неожиданны!
.
Посвящения Александру Сергеевичу Пушкину:
Кто знает, что такое слава!
Какой ценой купил он право,
Возможность или благодать
Над всем так мудро и лукаво
Шутить, таинственно молчать
И ногу ножкой называть.
Мечтая о могучем даре
Того, кто русской стал судьбой,
Стою я на Тверском бульваре,
Стою и говорю с собой.
Блондинистый, почти белесый,
В легендах ставший как туман,
О Александр! Ты был повеса,
Как я сегодня хулиган.
Но эти милые забавы
Не затемнили образ твой,
И в бронзе выкованной славы
Трясешь ты гордой головой.
А я стою, как пред причастьем,
И говорю в ответ тебе:
Я умер бы сейчас от счастья,
Сподобленный такой судьбе.
Но, обреченный на гоненье,
Еще я долго буду петь…
Чтоб и мое степное пенье
Сумело бронзой прозвенеть.
Россия счастие. Россия свет.
А, может быть, России вовсе нет.
И над Невой закат не догорал,
И Пушкин на снегу не умирал,
И нет ни Петербурга, ни Кремля —
Одни снега, снега, поля, поля…
Снега, снега, снега… А ночь долга,
И не растают никогда снега.
Снега, снега, снега… А ночь темна,
И никогда не кончится она.
Россия тишина. Россия прах.
А, может быть, Россия — только страх.
Веревка, пуля, ледяная тьма
И музыка, сводящая с ума.
Веревка, пуля, каторжный рассвет
Над тем, чему названья в мире нет.
29-е ЯНВАРЯ 1837 ГОДА
Из чьей руки свинец смертельный
Поэту сердце растерзал?
Кто сей божественный фиал
Разрушил, как сосуд скудельный?
Будь прав или виновен он
Пред нашей правдою земною,
Навек он высшею рукою
В «цареубийцы» заклеймен.
Но ты, в безвременную тьму
Вдруг поглощенная со света,
Мир, мир тебе, о тень поэта,
Мир светлый праху твоему.
Назло людскому суесловью
Велик и свят был жребий твой.
Ты был богов орган живой,
Но с кровью в жилах… знойной кровью.
И сею кровью благородной
Ты жажду чести утолил —
И осененный опочил
Хоругвью горести народной.
Вражду твою пусть тот рассудит,
Кто слышит пролитую кровь…
Тебя ж, как первую любовь,
России сердце не забудет.
Имя Пушкинского Дома
В Академии наук!
Звук понятный и знакомый,
Не пустой для сердца звук!
Это — звоны ледохода
На торжественной реке,
Перекличка парохода
С пароходом вдалеке,
Это — древний Сфинкс, глядящий
Вслед медлительной волне,
Всадник бронзовый, летящий
На недвижном скакуне.
Наши страстные печали
Над таинственной Невой,
Как мы черный день встречали
Белой ночью огневой.
Что за пламенные дали
Открывала нам река!
Но не эти дни мы звали,
А грядущие века.
Пропуская дней гнетущих
Кратковременный обман,
Прозревали дней грядущих
Сине-розовый туман.
Пушкин! Тайную свободу
Пели мы вослед тебе!
Дай нам руку в непогоду,
Помоги в немой борьбе!
Не твоих ли звуков сладость
Вдохновляла в те года?
Не твоя ли, Пушкин, радость
Окрыляла нас тогда?
Вот зачем такой знакомый
И родной для сердца звук
Имя Пушкинского Дома
В Академии наук.
Вот зачем, в часы заката
Уходя в ночную тьму,
С белой площади Сената
Тихо кланяюсь ему.
О Пушкин, Пушкин! Кто тебя
Учил пленять в стихах чудесных?
Какой из жителей небесных,
Тебя младенцем полюбя,
Лелея, баял в колыбели?
Лишь ты завидел белый свет,
К тебе эроты прилетели
И с лаской грации подсели…
И музы, слышал я, совет
Нарочно всей семьей держали
И, кончив долгий спор, сказали:
«Расти, резвись — и будь поэт!»
И вырос ты, резвился вволю,
И взрос с тобою дар богов:
И вот, блажа беспечну долю,
Поёшь ты радость и любовь,
Поёшь утехи, наслажденья,
И топот коней, гром сраженья,
И чары ведьм и колдунов,
И русских витязей забавы…
Склонясь под дубы величавы,
Лишь ты запел, младой певец,
И добрый дух седой дубравы,
Старинных дел, старинной славы
Певцу младому вьет венец!
И всё былое обновилось:
Воскресла в песне старина,
И песнь волшебного полна!
И боязливая луна
За облак дымный хоронилась
И молча в песнь твою влюбилась…
Всё было слух и тишина:
В пустыне эхо замолчало,
Вниманье волны оковало,
И мнилось, слышат берега!
И в них русалка молодая
Забыла витязя Рогдая,
Родные воды — и в луга
Бежит ласкать певца младого…
Судьбы и времени седого
Не бойся, молодой певец!
Следы исчезнут поколений,
Но жив талант, бессмертен гений.
Мы чтить тебя привыкли с детских лет,
И дорог нам твой образ благородный;
Ты рано смолк; но в памяти народной
Ты не умрешь, возлюбленный поэт!
Бессмертен тот, чья муза до конца
Добру и красоте не изменяла,
Кто волновать умел людей сердца
И в них будить стремленье к идеалу;
Кто сердцем чист средь пошлости людской,
Средь лжи кто верен правде оставался
И кто берег ревниво светоч свой,
Когда на мир унылый мрак спускался.
И всё еще горит нам светоч тот,
Всё гений твой пути нам освещает;
Чтоб духом мы не пали средь невзгод,
О красоте и правде он вещает.
Все лучшие порывы посвятить
Отчизне ты зовешь нас из могилы;
В продажный век, век лжи и грубой силы
Зовешь добру и истине служить.
Вот почему, возлюбленный поэт,
Так дорог нам твой образ благородный;
Вот почему неизгладимый след
Тобой оставлен в памяти народной!
Известно мне: доступен гений
Для гласа искренних сердец.
К тебе, возвышенный певец,
Взываю с жаром песнопений.
Рассей на миг восторг святой,
Раздумье творческого духа
И снисходительного слуха
Младую музу удостой.
Когда пророк свободы смелый,
Тоской измученный поэт,
Покинул мир осиротелый,
Оставя славы жаркий свет
И тень всемирный печали,
Хвалебным громом прозвучали
Твои стихи ему вослед.
Ты дань принес увядшей силе
И славе на его могиле
Другое имя завещал.
Ты тише, слаще воспевал
У муз похищенного галла.
Волнуясь песнею твоей,
В груди восторженной моей
Душа рвалась и трепетала.
Но ты еще не доплатил
Каменам долга вдохновенья:
К хвалам оплаканных могил
Прибавь веселые хваленья.
Их ждет еще один певец:
Он наш — жилец того же света,
Давно блестит его венец;
Но славы громкого привета
Звучней, отрадней глас поэта.
Наставник наш, наставник твой,
Он кроется в стране мечтаний,
В своей Германии родной.
Досель хладеющие длани
По струнам бегают порой,
И перерывчатые звуки,
Как после горестной разлуки
Старинной дружбы милый глас,
К знакомым думам клонят нас.
Досель в нем сердце не остыло,
И верь, он с радостью живой
В приюте старости унылой
Еще услышит голос твой,
И, может быть, тобой плененный,
Последним жаром вдохновенный,
Ответно лебедь запоет
И, к небу с песнию прощанья
Стремя торжественный полет,
В восторге дивного мечтанья
Тебя, о Пушкин, назовет.
(Д. Веневитинов, 1826)
Родное имя Натали —
Звучит загадочно и грустно.
Он с нею рядом и вдали
Весь полон трепетного чувства.
Летят куда-то журавли.
А он с любимой быть не волен.
Его тоску по Натали
Хранила Болдинская осень…
Есть в России святые места.
Если друг тебя в горе кинет,
Если вдруг на душе пустота,
Ты пойди приложись к святыне.
Поброди вдоль тригорских прудов,
По Михайловским ласковым рощам
Как бы ни был наш век суров,
Там все сложное станет проще.
Все в нем Россия обрела —
Свой древний гений человечий,
Живую прелесть русской речи,
Что с детских лет нам так мила, —
Все в нем Россия обрела.
Мороз и солнце… Строчка — ода.
Как ярко белый снег горит!
Доныне русская природа
Его стихами говорит.
К чему изобретать национальный гений?
Ведь Пушкин есть у нас: в нем сбылся русский дух.
Но образ родины он вывел не из двух
Нужд или принципов и не из трех суждений;
Не из пяти берез, одетых в майский пух,
И не из тысячи гремучих заверений;
Весь мир — весь белый свет! — в кольцо его творений
Вместился целиком. И высказался вслух…
Горит, горит печальная свеча,
И каплет воск с нее, как кровь, горячий.
И притаился вечер, замолчав,
Часы умолкли, — и нельзя иначе.
Ведь Пушкин пишет! Медлит чуть рука,
И пляшут тени на стене неясно.
Он пишет так, что каждая строка —
Как искра, не умеющая гаснуть…
От бомбы дрогнули в окне
Стропила мирной комнатушки,
А человек стоял в окне,
А человек взывал: «Ко мне!
Тут книги у меня. Тут Пушкин!»
Ему кричали: «Выходи!»
Но книг оставить не хотел он,
И крепко прижимал к груди
Он томик полуобгорелый.
Когда ж произошел обвал
И рухнул человек при этом,
То и тогда он прижимал
К груди создание поэта.
В больнице долго он, без сил,
Лежал, как мертвый, на подушке.
И первое, что он спросил,
Придя в сознание: «А Пушкин?»
И голос друга, поспешив,
Ему ответил: «Пушкин жив».
(Вера Инбер, 1943)
…Звучи, божественный глагол,
В своем величье непреложный,
Сквозь океан ревущих волн
Всемирной пошлости безбожной…
Ты светлым именем своим
Восславил имя человечье,
И мир идет тебе навстречу,
Духовной жаждою томим.
На столе пирог и кружка.
За окном метель метет.
Тихо русская старушка
Песню Пушкину поет.
Сколько раз уж песню эту
Довелось ему слыхать!
Почему ж лица поэта
За ладонью не видать?
Почему глаза он прячет:
Или очи режет свет?
Почему, как мальчик, плачет,
Песню слушая, поэт.
А где-то слёзы льёт в подушку
Та, с кем вчера он нежен был,
И шепчет, плача: — Саша! Пушкин!
А он её уже забыл.
Уже другой кудрявый гений
Спешит дарить сердечный пыл,
Их след в порывах вдохновенья —
И лёгкий вздох: — Я вас любил…
Власть пушкинских стихов — на все века.
Власть доброты.
Высоких дум горенье.
Подчас одна лишь краткая строка
Дарует силу нам и вдохновенье.
Порой в одной строке отражены
Раздумья самых разных поколений.
В его стихах —
И лёгкий всплеск волны,
И шум дубрав,
И грозный гул сражений.
Невиданный открыт для них простор.
Летят они свободно, неустанно.
В Москве они звучат
И средь грузинских гор,
На улицах Норильска и Кургана.
…Картёжник, пьяница, гуляка, дуэлянт,
В котором нет ни капли фарисейства,
И вместе с тем — огромнейший талант,
Громадина словесности рассейской.
В нём русская природа, русский дух,
Характер русский — всё слилось в едино.
И жар души в столетьях не потух,
Пьянит сердца и головы как вИна.
Он нам явил глубины языка,
Раздвинул, распахнул его границы,
Благословенна каждая строка
Из уст его взлетевшая как птица.
Богатство, гибкость, сила до поры
Дремали в языке и новой гранью
Сверкнули, когда Пушкин их открыл
И сделал нашим главным достояньем.
Никто покуда в мире тех высот,
Что Пушкин взял, достигнуть был не в силах,
А значит верно — Пушкин наше всё!
Есть Пушкин, значит — есть Россия!
Он воспевал любви очарованье,
Ценил прекрасных женщин красоту.
Все нежные и хрупкие созданья
Его стихи ловили на лету…
(Людмила Галкина 2)
П.Ф. Соколов Александр Сергеевич Пушкин 1836
.
Владимир Гусев Тульский:
Мы верим в русский дух и наши души.
Не пропадём и не сгорим дотла,
Пока звонят церквей колокола,
Чисты источники и дорог людям Пушкин!
Женечка, спасибо за Ваши чудесные посвящения
великому Поэту и подборку стихов других авторов!
Пушкин не только гений, но и вдохновитель для многих.
У него учатся красоте мысли и слога.
С теплом души и самыми светлыми пожеланиями.
Спасибо, Женечка.
ВОСТОРГ.
Чудесно и гениально.
С теплом души и сердца, Ольга.
Екатерина Никишина 2:
Евгений, такой труд!
СПАСИБО.
Да, Пушкин — наше ВСЁ, наш гений!
За труд СПАСИБО вам, Евгений!
Таня Богомолова 2:
О Пушкин! Поэзии великий гений!
Спасибо Вам за память и за труд, Евгений!
Источник