Труженики моря роман виктора гюго
© DepositРhotos.com / Maugli, Iurii, обложка, 2015
© Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга», издание на русском языке, 2015
© Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга», перевод и художественное оформление, 2015
Пароход как член семьи
В юности Виктор Гюго записал в дневнике: «Хочу быть Шатобрианом или никем». Прошло почти два столетия. О Шатобриане мы помним в основном благодаря строке Пушкина «любви нас учит не природа, а Сталь или Шатобриан» и… этой записи в дневнике молодого Виктора Гюго. А «Собор Парижской Богоматери» Гюго до сих пор читает каждый культурный человек. Во Франции, скажем в повести «Все впереди» единственного дважды лауреата Гонкуровской премии Ромена Гари, старик иммигрант забытой национальности на лавочке в арабском квартале не разлучается с книгой Гюго, иногда путая ее с Библией. Таким образом, мечта молодого Гюго не сбылась – Шатобриана он заметно превзошел, а никак не повторил.
Сын наполеоновского генерала, Виктор начинал как поэт и выигрывал престижные литературные премии (уже тогда были литературные премии, да). Продолжал как драматург. Его пьесы собирали аншлаги в Париже, некоторые из них цензура запрещала прямо в ходе первого представления, и это в свою очередь приводило к студенческим волнениям. Однако в историю мировой литературы он, несомненно, вошел как романист.
Эволюцию политического кредо усредненного европейца можно описать таким старым анекдотом: в двадцать лет – анархист, в тридцать – социалист, в сорок – демократ, в пятьдесят – монархист. Виктор Гюго эволюционировал вдоль этой оси в обратном направлении. Был убежденным монархистом в юности и стал в зрелости знаменем Французской республики, неудобным оппонентом императора Наполеона III в изгнании, которое продолжалось долгих девятнадцать лет и закончилось только с крахом монархии во Франко-прусской войне и Парижской коммуной.
О Гюго существует множество литературных анекдотов. Мои любимые: Гюго налысо остриг себе половину головы и выбросил ножницы в окно, когда ему нужно было срочно дописать какой-то роман; Гюго отказался от ордена Почетного легиона, чтобы не расстраивать друга – Дюма, которого такой честью обошли, и в результате правительство было вынуждено наградить орденами обоих.
Большую часть своего вынужденного изгнания он провел на английских островах Джерсей и Гернзей. Вроде как и в Англии, в убежище всех демократов типа Герцена и Березовского, но в то же время – не покинув Францию. Потому что эти английские острова расположены в Ламанше значительно ближе к берегам Нормандии, чем Британии. Более того, берега Франции окружают залив с островами с трех сторон. И, самое главное, – жители островов говорят скорее на французском, нежели на английском суржике. И вообще – всячески поддерживают многочисленные связи с близлежащими французскими, а не с отдаленными английскими портами. Вроде и в изгнании, а вроде как никуда и не уезжал. Кстати, не меньше, чем своими литературными премиями и наградами, Гюго гордился тем, что гернзейские рыбаки приняли в быту некоторые придуманные им названия местных скал и бухт, о чем не преминул изящно упомянуть в романе.
Почти все свои знаменитые романы Гюго написал именно на этих островах. Но если относительно других шедевров можно представить, что они могли бы быть написаны и в Брюсселе или Лондоне, где Гюго также некоторое время жил, то предлагаемые вашему вниманию «Труженики моря» полностью обязаны своим появлением пребыванию автора на Гернзее и Джерсее.
Более того, в неспешном вступлении «Тружеников моря», заставляющем современного читателя запаниковать – роман или все же путевые очерки он взял почитать в библиотеке? – Гюго описывает архипелаг с дотошностью первооткрывателя. Или даже еще дотошнее – с подробностями, которые сделают честь штатному ботанику или орнитологу экспедиции. Потому что острова в океане – это иной мир, открытый всем пенным валам и ветрам Атлантики, и другие люди, которые никуда не спешат и привыкли полагаться прежде всего на самих себя. Каждый остров кормит себя сам. Каждый рыбак всякий раз один на один борется с океаном.
Обитатели архипелага, островитяне, – все те рыбаки, моряки, контрабандисты, таможенные сторожа, рабочие верфей и судовладельцы, которыми переполнены страницы этого романа, словно созданы самой природой для нужд такого литературного стиля, как романтизм, ярчайшим представителем которого и был Виктор Гюго. Цельные, прямые, молчаливые, нелюдимые и в то же время неистовые, как рыбак Жиллиат. Только вот с необходимым по законам жанра сказочным злодеем, которому должен противостоять главный герой по канонам романтизма, вышло как-то неубедительно. Потому что Жиллиат противостоит значительно более могущественному противнику – самому Атлантическому океану. Гюго вроде как вспоминает о том, что в романтизме зло должно быть персонифицировано, и пытается слепить такого злодея из дотоле безупречного капитана местного парохода Дюранда, однако даже это можно посчитать намеком на то, что среди высокодостойных островитян мог жить только глубоко законспирированный негодяй. Если бы не романтизм, поступки капитана Клюбена могли бы иметь и совсем другое объяснение без потерь для сюжета. О том, что он поступил нечестно, другие герои романа и читатели узнают от автора. И вынуждены верить, потому что других свидетелей этому нет, а всеведущий автор – также одна из характерных черт романтизма.
Название парохода, кстати, Гюго пишет без кавычек, настаивая на этом. Дюранда. Потому что это новоизобретенное в те времена судно, обеспечивающее острову единственную надежную связь с материком, можно считать членом семьи местного удачливого судовладельца Летьерри. А мы можем считать «Тружеников моря» также первым романом, в котором одним из главных действующих лиц является пароход. А основной интригой – его спасение после кораблекрушения, на котором завязано все, даже свадьба племянницы судовладельца Дерюшетты, чье имя является уменьшительным от Дюранды.
Думаю, я сказал уже довольно, чтобы заинтриговать читателей и побудить их следить за интригой и сюжетными поворотами этого приключения далее самостоятельно. Отмечу только, что со времен Гюго наши знания о море несколько изменились, и благодаря изобретению другого француза, Жака-Ива Кусто, мы уже знаем, что спруты не бывают ни такими огромными, ни такими кровожадными – живут всего два года и на аквалангистов предпочитают не нападать. Но это не уменьшает достоинств романа. Колесные пароходы ведь тоже давно устарели. Но не изменилось ни море, ни его труженики.
Уже сверяя написание экзотических имен островитян для этого предисловия, я понял: если нашего Александра Грина перевести на французский, получится их Виктор Гюго.
Атлантический океан подтачивает наши берега. Полярное течение изменяет очертания береговых скал на западе. От Сен-Валери на Сомме до Ингувиля размыто основание возвышающейся над морем стены: огромные глыбы отрываются от берега, волны подхватывают и катят образовавшиеся валуны, песок и камни засоряют наши гавани, в устьях рек образуются пороги. Частицы нормандской земли ежедневно отделяются и исчезают в волнах. Эта титаническая работа, с течением времени замедлившая свой ход, прежде внушала ужас. Огромный мыс Финистер сумел сдержать ее стремительную силу. О разрушительной мощи полярного течения можно судить, взглянув на исполинские ямы, выдолбленные волнами между Шербургом и Брестом.
Образование Ламаншского пролива за счет французской земли относится к еще доисторическим временам. Но дата последнего набега океана на наш берег известна. В 709 году, за шестьдесят лет до восшествия на престол Карла Великого, во время сильнейшей бури, море откололо остров Джерсей от Франции. Кроме Джерсея, видны также части суши, отошедшие от материка. Их вершины, возвышающиеся над водой, образуют островки, которые мы и называем Нормандским архипелагом.
Источник
Труженики Моря — Гюго Виктор
Труженики Моря — Гюго Виктор краткое содержание
Роман французского писателя Виктора Гюго «Труженики моря» рассказывает о тяжелом труде простых рыбаков, воспевает героическую борьбу человека с силами природы.
Труженики Моря читать онлайн бесплатно
Посвящаю эту книгу гостеприимным и свободолюбивым скалам, уголку древней земли нормандской, заселенному маленьким и гордым приморским народом, суровому, но радушному острову Гернсею, моему нынешнему убежищу – быть может, моей будущей могиле.
К тpeм предопределениям, тяготеющим над нами, присей единяется внутреннее предопределение, – верховное ананке – сердце человеческое.
I. Стихийные бедствия прошлого
Залив в Ламанше образовался за счет земли французской и произошло это в доисторические времена. Однако дата последнего набега океана на наше побережье известна. В 709 году, за шестьдесят лет до восшествия на престол Карла I море одним ударом откололо от Франции Джерсей. Кроме – Дщерсея, видны и гористые берега земель, затопленных еще раньше. Вершины, выходящие из воды, – острова. Называются они Нормандским архипелагом.
Там расселился трудолюбивый человеческий муравейник Вслед за работой моря, сотворившей пустыню, началась работа человека, сотворившая народ.
III. Гернсей. Продолжение
На том месте, где бальи в – последний раз преклонил колени, где он в последний раз молился, и стоит этот крест, называемый «Крестом бальи».
В бухтах и заливах, у якорных стоянок море пестрит большими буями, похожими на размалеванные сахарные головы; они покачиваются на волнах, и в глазах рябит от красной и белой клетки, черных и желтых полос, от зеленых, синих, оранжевых крапинок, ромбов и разводов. Порой доносится однообразное пение матросов, тянущих судно бечевой.
Довольный вид не только у рыбаков: у садовников и земледельцев тоже. Почва, насыщенная прахом каменных пород, могуча; ил и водоросли сдабривают ее солями; вот причина невероятной плодоносности; все растет на глазах; всюду магнолии, мирты, лавры, олеандры, голубые гортензии; фуксии цветут пышным цветом; аркадами встает трехлистная вербена, стеною высится герань; апельсиновые и лимонные деревья зеленеют под открытым небом; в теплицах созревает виноград, и он бесподобен: камелии – словно деревья; в садах алоэ вышиною с дом. Нет на свете роскошней, нет сказочней той растительности, что заслоняет и украшает фасады прелестных вилл и коттеджей острова.
Но не все побережье Гернсея пленяет взоры, в иных местах остров просто страшен. Западная его сторона оголена шквалами. Там высокий прибой, там штормы, обмелевшие бухты, залатанные лодки, поля под паром, пустоши, лачуги, порой деревушка с шаткими и убогими домами, тощие стада, просоленная низкорослая трава – угрюмая картина безысходной нищеты.
Ли-У – пустынный остров, высящийся поодаль и доступный лишь во время отлива. Он зарос кустарником, изрыт норами. У кроликов острова Ли-У развито чувство времени.
Они выходят из своих тайников только в часы прилива. Они издеваются над человеком. Друг океан защищает их, В таких великих братских союзах воплощена сама природа.
Источник
Виктор Гюго — Труженики моря
Виктор Гюго — Труженики моря краткое содержание
Роман Виктора Гюго, приспособленный для детей М. Стебницким (Н. С. Лесковым).
Труженики моря — читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Роман Виктора Гюго,
приспособленный для детей М. Стебницким
Посвящаю эту книгу свободной, гостеприимной скале, клочку древней Нормандской земли, где живет горсть честного приморского народа, суровому и приветливому острову Гернсею, моему убежищу теперь, — и, вероятно, моей гробнице.
Религия, общество, природа — вот три источника борьбы человека. Эти три борьбы в то же время и три его потребности; надобно верить, отсюда храм; надобно созидать, отсюда город; надобно жить, отсюда плуг и корабль. Но в этих трех потребностях и три рода войны. Из совокупности всех трех проистекает загадочная, таинственная трудность жизни. Человек сталкивается с препятствием в виде суеверия, в виде предрассудка и в виде стихии. Троякий рок тяготеет над нами: рок догматов, рок законов, рок внешних предметов. В «Notre-Dame de Paris»[1] автор изобличил роковую силу догматов; в «Misérables»[2] он указал на роковую силу законов; в этой книге он выставит роковую силу внешних предметов, обстановки.
К этим трем неизбежностям, окружающим человека, примешивается внутренняя неизбежность — верховный рок, человеческое сердце.
Хотвиль-Гоус, марта 1866
Рождество 182* было очень замечательно на Гернсее. В этот день шел снег. На островах Ламанша мороз составляет редкое событие, снег — удивительное.
Утром этого Рождества дорога вдоль моря от порта Св Петра к Валлю была совершенно бела. Снег шел от полуночи до рассвета. Около девяти часов, немного после восхода солнца, когда англиканам еще рано было идти в Сампсоньевскую церковь, а веслеянцам в Ельдадскую капеллу, — дорога была почти пуста. На всем протяжении ее было только трое прохожих: ребенок, мужчина и женщина. Эти трое прохожих, шедшие один от другого на некотором расстоянии, очевидно, не имели между собою ничего общего. Ребенок лет восьми остановился и смотрел на снег с любопытством. Мужчина шел сзади женщины, шагах во ста. Оба они шли по направлению к Св Сампсону. Мужчина, еще молодой, казался чем-то вроде мастерового или матроса. На нем было будничное платье, куртка из толстого коричневого сукна и панталоны, запачканные дегтем. Его толстые сыромятные башмаки на больших гвоздях оставляли на снегу след, более похожий на тюремный замок, чем на человеческую ногу. Женщина была в праздничном наряде, в широком черном шелковом салопе на вате, из-под которого виднелось очень кокетливое платье из белого ирландского поплина с розовыми полосами, и, если б на ней не было красных чулок, ее можно было бы признать за парижанку. Она шла живо и развязно, и в ее походке сказывалась молоденькая девушка. В ней была скоропреходящая грация движений, характеризующая самый нежный из переходных возрастов — юность. Мужчина не замечал ее.
Вдруг возле группы зеленых дубов, на месте, называемом Низенькие Домики, девушка оглянулась, и это движение заставило мужчину посмотреть на нее. Она остановилась, как будто поглядела на него с минуту, потом нагнулась, и мужчине показалось, что она писала что-то пальцем на снегу. Затем девушка выпрямилась и, удвоив шаги, пошла своею дорогою, но, пройдя несколько шагов, оглянулась, рассмеялась и скрылась влево от дороги на тропинке, обставленной плетнем и ведущей к Плющевому замку. Когда девушка оглянулась, мужчина узнал в ней Дерюшетту.
Он не почувствовал никакого желания догнать ее и даже не думал о ней, но взгляд его машинально упал на место, где останавливалась молодая девушка. Там виднелись следы двух ее ножек и рядом с ними начертанное ею на снегу: «Жилльят».
Слово это было его именем.
Его звали Жилльятом.
Жилльят жил в Сампсониевском приходе. Его не любили там. Да, пожалуй, с точки зрения иных людей, и было за что.
Во-первых, он жил в доме «с привидениями». Случается иногда на Джерсее или Гернсее, что в деревне, даже в городе, в каком-нибудь захолустье или даже на людной улице, вы встретите дом с заколоченным входом; остролистник загораживает дверь; какие-то безобразные пластыри из досок лепятся на окнах нижнего этажа; окна верхних этажей в одно и то же время закрыты и открыты; все рамы заперты, но все стекла перебиты. Если есть двор, он порос травою; если есть сад — он заглох крапивой, терновником и кишит насекомыми. Трубы порастрескались, крыши обрушились; внутри комнат, что только можно видеть, все сильно попорчено, дерево сгнило, камень заплеснел. Толщина паутин, наполненных мухами, свидетельствует о невозмутимом спокойствии пауков. Иногда виднеется разбитый горшок на полках. Это дом «с привидениями». На Гернсее верят, что в таких домах по ночам бродит нечистый.
Дом может сделаться трупом, как человек. Стоит только, чтобы его убило суеверие. Тогда он становится страшным. Такие дома не редкость на островах Ламанша.
Деревенские и приморские жители суеверны и неспокойны в отношении «нечистого». Ламаншцы, поселенцы английского архипелага и французского прибрежья, так много занимаются этим «нечистым», что имеют об нем очень точные сведения. У нечистого есть послы по всей земле. Известно, что Бельфегор — посол ада во Франции, Хутгин — в Италии, Белиаль — в Турции, Фамуз — в Испании, Мартинет — в Швейцарии и Маммон — в Англии. Сатана — Цезарь. Двор у него в полном составе: Дагон — главный хлебодар, Суккор Беноф — начальник евнухов, Асмодей — банкир, Кобаль — директор театра, Верделе — обер-церемониймейстер, Ниббас — шут. Вьерус — человек ученый, отличный стриголог и известный демонолог, называет Ниббаса великим пародистом.
Нормандским рыбакам Ламанша нужно быть очень осторожными в море из-за дьявольских козней. Долго думали, что св. Маклу живет на большом квадратном утесе Ортак, стоящем по самой середине между Ориньи и Каске, и множество старых рыбаков утверждали, что видели его часто издали сидящим и читающим книгу. Еще не так давно было много охотников всему этому верить, и мимоезжие матросы усердно кланялись перед Ортакским утесом; но прошла молва, что на Ортакском утесе живет не святой, а дьявол — и что он-то именно, дьявол-то этот, по прозвищу Иохм, ухитрился слыть в течение нескольких веков св Маклу; добродушные люди верят и этому.
Дом, в котором жил Жилльят, был прежде с привидениями, но в последнее время здесь вовсе никто не видал их. Впрочем, это тем хуже было для Жилльята и его матери. На Гернсее уверены, что когда в доме поселится колдун, дьявол считает дом в хороших руках и навещает колдуна только по приглашению, как доктор.
Источник